Искупительница - Джордан Ифуэко

– Можете оставить косички до завтра. Мы украсим концы: вот что я нашла на рынке в старом городе – гораздо лучше, чем все эти безвкусные побрякушки из других королевств, которые я видела здесь у других знатных дам. Простите за откровенность.

Она открыла деревянную шкатулку, украшенную изнутри слоновой костью и до краев наполненную яркими деревянными бусинами и ракушками каури.

«Разве она не ненавидела тебя раньше?» – прозвучал у меня в голове голос Дайо.

Все это время он сидел рядом на диване, притворяясь, что читает свиток. После случая у Стены Смотрящих на мою жизнь больше не покушались, но Дайо все еще нервничал при мысли оставить меня наедине с голубокровными.

«Ненавидела, – подтвердила я. – Но теперь уже нет».

Я с любопытством оглядела Адебимпе. После тех рыданий на полу Императорской спальни она полностью преобразилась. Теперь в ней было не узнать ту дерзкую, насмешливую красавицу из дворцовых коридоров, которая скрывала за своим травяным веером ядовитую усмешку. Вместо этого она порхала в толпе придворных, втягивая более стеснительных девушек в сплетни и разговоры. Однажды я даже видела, как она защищает слугу.

Адебимпе обернула мои волосы шелковым платком и пожелала мне спокойной ночи. Уже в дверях я окликнула девушку:

– Адебимпе. – Я закусила губу, глядя на ее услужливое лицо. – Тебе не нужно прилагать так много усилий, чтобы угодить мне, знаешь? Ты ведь только что потеряла своего жениха.

Я вспомнила, каково мне было, когда умерла мать, тогда я каждый день чувствовала себя измотанной.

– Мне знакомо горе, – добавила я.

Она наклонила голову.

– Госпожа императрица… я не любила своего жениха.

Я удивленно моргнула.

– Ох. Но ты казалась убитой горем. То есть раньше…

– О, я думала, что люблю Банджоко, – сказала она, махнув рукой. – Голубая кровь в нем очень сильна. Он мог убивать гиен голыми руками. Но чем дольше я об этом думаю… тем сильнее склоняюсь к мысли, что на самом деле я не хотела за него замуж. – Она встретилась со мной взглядом. – Я хотела быть им. Сильным. Неприкасаемым. Как воин или божество. Как… как вы, госпожа императрица.

Глаза ее сияли. Я вдруг поняла: она искренне мне предана. Она уважала меня, считала какой-то богиней, а не семнадцатилетней девочкой, которая едва понимала, что делает. Но я знала, что недостойна почтения – оджиджи ясно дали это понять. Мне еще столько предстояло сделать. Моих усилий было недостаточно.

«Прекрати, – хотела сказать я ей. – Прекрати смотреть на меня вот так».

Но она не прекращала. Блаженно мне улыбнувшись напоследок, она вышла из комнаты.

– Это как-то неправильно, – пожаловалась я Дайо. – То есть, конечно, хорошо, что благородные больше не пытаются меня убить. Но теперь они все напуганы до смерти. Не так я хотела победить их.

Дайо сел на кровать, приобняв меня за плечи:

– Может, Ай Лин права: некоторые люди способны любить только тех, кого боятся. – Он нахмурился, опустив взгляд. – Я не был согласен с большинством вещей, которые говорил мне отец при жизни. Но кое-что из сказанного им имело смысл: ты не выбираешь, почему люди любят тебя. Ты выбираешь только, что делать с этой любовью.

Мы лежали вместе, касаясь друг друга головами. В высокие окна заглянула луна. Масляные лампы дрогнули от порыва ночного ветра, пахнущего цитрусами: по стенам танцевали тени.

– Хотела бы я, чтобы на моем месте была Адебимпе, – сказала я внезапно. – Чтобы я могла разделить мой Луч с кем-то. Или хотя бы его часть.

Брови Дайо взлетели до самых волос.

– Мысль приятная, – произнес он медленно. – Но разве это мудро? Адебимпе и ее семья пытались тебя убить.

– А моя мать пыталась убить тебя, – заметила я, приподнимаясь на локте. – Как и твой отец пытался убить ее. Но Луч все равно выбрал их. И чем больше я узнаю, тем больше думаю, что единственный достойный путь пользоваться властью – это разделить ее с другими. Может, правителей вообще быть не должно? По крайней мере, не таких, какими мы их представляем. Может, императорами – королями, королевами и Лучезарными – должны быть просто люди, которые будут распределять силу и власть равномерно между всеми.

– Звучит здорово, – сказал Дайо, зевая. – Но Ай Лин говорит, чтобы империя функционировала, кто-то должен быть главным.

Я многозначительно на него посмотрела:

– Ты в последнее время частенько цитируешь Ай Лин.

Он сонно моргнул.

– Да?

– Неважно, о чем мы говорим, – я шутливо ткнула его в ребра, – ты всегда вставляешь «Ай Лин говорит это» и «Ай Лин считает, что…». – Я наклонила голову. – Ничего не хочешь мне рассказать, Дайо?

Он закусил губу.

– Ай Лин дает хорошие советы.

– А еще она красивая, – убеждала я. – И умная. И гораздо более добросердечная, чем люди полагают.

– И что? Ты тоже умная и красивая.

– Я видела вас на Вечере Мира, – сказала я, закатив глаза. – Ты никогда не танцевал со мной так, как с Ай Лин.

Он широко улыбнулся.

– Это потому, что ты вообще ни с кем не танцуешь.

– Не меняй тему. Да ради Ама! – Я толкнула его, и он хмыкнул. – Просто признай, что она тебе нравится. Это же очевидно, Дайо.

Тогда он вздохнул и сел, бездумно глядя в окно.

– Конечно, мне нравится Ай Лин, – пробормотал он. – Я люблю ее… как тебя и Киру. И Умансу, и весь наш Совет. Но…

– Но к ней ты чувствуешь нечто особенное, не так ли?

Он помолчал.

– Это пройдет, – сказал он наконец, крутя свои перстни на пальцах. – Как все влюбленности проходят. Я же был влюблен в Санджита когда-то. И в тебя. Но эти чувства изменились, когда я стал старше. Мудрее. А теперь…

– Теперь ты влюбился в кое-кого другого, – сказала я. – И она тоже сходит по тебе с ума.

Он поставил ногу на пол.

– Ты этого не знаешь.

– Да она почти прямым текстом мне призналась! И даже если нет… – Я вскинула бровь. – Дайо, Ай Лин лучше всех скрывает свои эмоции. Ей приходится делать это как Верховному Послу. Но на Вечере Мира она ничего не скрывала. Она хотела быть там, в твоих объятиях. Хотела, чтобы весь мир знал, какой уязвимой она становится рядом с тобой. Это было прекрасно, Дайо.

Он просиял. Потом вдруг нахмурился и снова помрачнел. Я поежилась от того, как сильно его старили морщины.

– Это неважно, – сказал он.

Я фыркнула:

– И почему же?

– Ты знаешь почему.

– Я знаю, что ты ее не спрашивал.

– Я не могу, – выпалил Дайо. Резкость его тона удивила