Конец операции «Остайнзатц» - Геннадий Сергеевич Меркурьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже после первого разговора с Бенкманом по рации, когда тот доложил, что в ходе облавы еще не обнаружены следы партизанского отряда, а агентура, с которой удалось встретиться в некоторых населенных пунктах, не видела крупных партизанских групп в этом районе, Эрлингер понял, что его переиграли. Он решил, что партизаны выбросили отдельную группу минеров на железную дорогу, а сами решили воспользоваться тем, что к месту диверсии будут привлечены немецкие силы, и уйти за Неман.
Это, однако, он не считал своим поражением. Главная задача - провести операцию «Остайнзатц», а ее, в конце концов, можно провернуть и своими руками. Вечером он повернет этот чертов поезд из Лиды и взорвет его собственными руками на том участке, где партизаны так неудачно минировали путь. Если к тому времени у него не будет в руках ни одного живого или мертвого партизана, то ведь Стешин-то находится в Лиде, сидит под охраной в гестапо, и его всегда можно будет заставить дать показания, что это он по приказу командира и комиссара отряда пустил под откос поезд с гражданским населением, которое «Москва рассматривает как пособников и помощников оккупантов и поэтому щадить не будет и впредь».
Придя к такому решению, он приказал Тео связать его с Херсманом. Первая попытка оказалась неудачной: железнодорожная связь была нарушена. Звонок начальнику станции Лида окончательно выбил Эрлингера из колеи: тот сообщил, что связи нет уже давно, и добавил, что состав, вышедший утром со станции Скрибовцы в Лиду, был остановлен неизвестными на перегоне Поречаны - Лида, охрана перебита, паровоз выведен из строя, поездная бригада осталась при локомотиве, гражданские лица, следовавшие в товарных вагонах, разбежались. Начальник станции сказал, что он принимает сейчас все меры, чтобы очистить путь от этого состава, но «буксы засыпаны песком, а это сильно осложняет дело».
Эрлингер бросил трубку и приказал Тео немедленно по рации гестапо связаться с Херсманом. Только через час Тео доложил, что связь налажена и Эрлингер может прибыть в комендатуру, чтобы лично прослушать доклад штурмбанфюрера. Эрлингер тут же отправился в комендатуру на своем вездеходе. Выслушав сообщение о диверсиях на станции, о гибели Фрайвальда и Габриша и о ранении Бенкмана, следовавшего из района восстановительных работ на станцию на дрезине, которая также была подорвана партизанами, штандартенфюрер молчал минуты три, как будто он потерял дар речи. Потом сказал в микрофон:
- Вернер, я сейчас выезжаю к вам, больше никаких докладов! Никаких и никому, вы поняли меня, Вернер? - Не ожидая ответа штурмбанфюрера, он вышел из комнаты радиста, влез в свой вездеход и приказал ехать на Замковую.
* * *
В восемнадцать ноль-ноль в Лиде собрались все бойцы Киселева, кроме Зарубина, судьба которого оставалась для всех неизвестной. Пять человек разведчиков-чекистов и четверо представителей лидского подполья были готовы к вооруженному налету на явочную кваритру Эрлингера.
Разведчики и подпольщики, следившие за домом на Замковой с чердака здания, расположенного напротив, видели, как Эрлингер в семь часов вышел из дома и сел во дворе в свой вездеход. Тео вынес и положил на заднее сиденье небольшой чемодан и дорожный несессер. Туда же влезли два солдата охраны…
- Уезжает, сволочь, - прошептал Кашин, обращаясь к Киселеву, который вместе с ним и лидскими подпольщиками был на чердаке. - А может, попробовать снять его из автомата?
- И завалить операцию? - повернулся к нему Киселев. - Налет сейчас не проведешь, светло. Придется подождать до сумерек. А может, он еще вернется? Ведь уже третий раз за день выезжает и возвращается!
- Не похоже, чтобы вернулся, - откликнулся один из лидских товарищей. - С чемоданом и охраной, видимо, далеко едет!
…Эрлингер напомнил Тео, чтобы тот принял и задержал у себя в доме одного или двух посетителей, которые должны прибыть сегодня.
- Я побеседую с ними завтра, когда возвращусь, Тео!
- Слушаю! - вытянулся Тео.
- А теперь, ротенфюрер, - Эрлингер положил руку на плечо водителя вездехода, - поехали!
Тео подскочил к воротам и распахнул их. Вездеход, урча, вышел на улицу и повернул в сторону Гродненского шоссе. Штандартенфюрер СС Эрих Эрлингер в последний раз покинул свою явочную квартиру на Замковой, и это спасло ему жизнь. Последней записью, сделанной Эрлингером в его дневнике, хранившемся в сейфе на Замковой улице, было:
«14.VI.44. Доктор Хайлер держал меня в стороне от непосредственного руководства акцией «Остайнзатц», что мешало мне организовать настоящий мешок для бандитов. Херсман не оправдал моих надежд, растерялся, и это надо обязательно учесть при подведении итогов операции. Требуется мой немедленный выезд на место».
После отъезда Эрлингера прошло около двух часов. В том конце улицы, где были руины замка, появилась лошадь, тащившая за собой телегу, на которой сидели два дорожных рабочих с инструментами. Они установили в начале улицы знак «Внимание! Дорожные работы» и около него открыли люк, ведущий в колодец городских коммуникаций.
Бросив на проезжую часть улицы стремянку, рабочие - а это были Пролыгин и один из подпольщиков Лиды - прошли в другой конец улицы и за мостом через Лидейку установили второй такой же знак. Открыв другой люк на проезжей части, один из них спустился в колодец, а второй уселся на краю люка, опустив в колодец ноги.
Часовой во дворе дома Эрлингера подошел к палисаднику и выглянул на улицу. Понаблюдав несколько минут за рабочими, он ушел в глубь двора. Быстро темнело, наползали тучи, приближался дождь.
К одному из столбов на Замковой подошел человек, по всей видимости монтер, прикрепил к ногам кошки и уверенно полез на столб. Это был Кашин. Часовой обратил на него внимание, но разведчик полз по столбу спиной к дому, в руке у него были пассатижи, через плечо висела сумка с другими инструментами. Он влез почти на верхушку столба и стал что-то делать у изоляторов. Часовому, видимо, надоело смотреть на монтера, он устроился поудобнее и вытащил из кармана губную гармонику. Со двора на улицу понеслись звуки немецкой песенки.
В этот момент к калитке дома подошел Баранович, приоткрыл ее и что-то сказал часовому. Тот ответил, встал с чурбака и поманил его к себе. Баранович приблизился к часовому и, вытащив из
