Стеклянный мост - Марга Минко

Она повесила трубку.

— У вас есть знакомые, к которым можно перебраться? — спросил офицер.

— Я пока поживу здесь. В конце концов, уже несколько лет я считаю этот дом своим.

Он понимающе кивнул и поднялся.

— Вам не помешает разок-другой проветриться. Позвоните мне, если будет желание. — Он что-то написал на карточке и протянул ей.

— А как вы попали в английскую армию? Были в подполье?

— Двинул на запад с войсками союзников. Я лейтенант запаса, а к англичанам присоединился во время арнемской операции. Позднее стал у них офицером связи.

— Значит, вы все-таки скрывались?

— Можно и так сказать, но я считал это просто переменой адреса. Когда мы второй раз угодили в плен, я смылся. А теперь вот надеюсь снова вернуться в школу.

— В школу?

— Я учитель истории.

Когда он ушел, она взглянула на карточку. Рейнир Фарендонк. Номер телефона. Теперь его не нужно было заучивать.

Стол, за которым она сидела накануне, был накрыт для завтрака. Подавала девчушка лет шестнадцати, черноглазая, с короткими черными волосами. У окна напротив сидела чета фламандцев. Муж аппетитно макал корочку хлеба в стоявшую перед ним глазунью. К ее облегчению, вчерашнего картежника не было видно. Пока девочка наливала кофе, она спросила, как ей найти доктора.

— Очень просто. Спросите у моего отца, он как раз на улице.

В окно было видно, как Сассинг моет машину.

Когда она вышла из кафе, он отложил губку и кусок замши и вооружился сухой тряпкой. Не поднимая головы, он объяснил ей дорогу: доктор жил на самом краю деревни. Она подумала было, не спросить ли еще раз о Марии, но по тому преувеличенному вниманию, с каким он начищал бампер, поняла, что возвращаться к этой теме не стоит. День прояснился; лучи солнца, пробиваясь сквозь листву каштанов, освещали выпуклые камни мостовой, еще блестевшие после дождя. Канавы были полны пожелтевших листьев.

Приемная доктора Зехелрике располагалась во флигеле со стеклянной стеной, откуда открывался вид на лужайку, окруженную вязами. Она позвонила ему и попросила принять ее по делу, не связанному с его медицинской практикой. И вот он ждет ее.

Доктор, немолодой уже человек с обветренным лицом, с глубокими залысинами, обрамленными редкими седыми волосами, сидел за письменным столом. Ее отцу было бы сейчас примерно столько же лет. Но она не могла представить себе этого. За долгие годы воспоминания о нем слились в одно: потерянная одинокая фигура, застывшая на обледенелом мосту.

— Я прошу вас рассказать мне о Марии Роселир.

— Мария Роселир, — медленно повторил он. Руки, до тех пор спокойно лежавшие на листе промокательной бумаги, принялись перебирать, сдвигая со своих мест, аккуратно расставленные на столе предметы: прибор для измерения давления, прозрачное пресс-папье, фотографию в серебряной рамке. — Вы ее родственница?

— Нет.

— Знакомая?

— Тоже нет. Быть может, вы сочтете это чудачеством, но я давно мечтаю побольше узнать о ней. Мысль, что я знаю о ней так мало, не дает мне покоя.

С обратной стороны в рамку был вставлен кусочек черного картона с откидной, тоже картонной, подставкой. Она вспомнила семейные портреты в рамках, которые в дни ее детства выставлялись на туалетном столике, когда у них гостили бабушка и дедушка. Старики хотели видеть сразу "всю семью", почему-то им это было важно. Картонные подставки быстро приходили в негодность, и нужно было их подклеивать.

— Я много лет собиралась в Авезеел. Да все никак не выходило. Вчера наконец собралась и села в машину. В гостинице я узнала, что вы давно практикуете здесь, и поэтому решила обратиться к вам. Мне кажется, доктор в таком небольшом местечке хорошо осведомлен.

— Да, врач знает много, но, увы, не все может рассказать. А в гостинице вы ничего не добьетесь.

— Верно, народ у вас, похоже, не очень разговорчивый.

— Да. Особенно если речь заходит о щекотливых вопросах. — Он передвинул бланки для рецептов. — Погодите, не вы ли пользовались ее документами во время войны?

— Вам это известно?

— Да, у нас был свой человек в канцелярии, который передавал подпольщикам регистрационные карточки. Вы, наверно, слышали об этом. Так делали повсюду. Остальное ребята брали на себя. Скольким они помогли скрыться по нашим документам! Лично я был против таких рискованных затей, ну да что теперь говорить…

Они одновременно посмотрели в окно. Тень облаков накрыла лужайку. Сорока перескочила с крыши сарая на белую садовую скамейку.

— Имя "Карло" вам что-нибудь говорит?

— Ну конечно, это подпольная кличка юноши из Сопротивления.

Такого она не ожидала. Только теперь до нее полностью дошел смысл сказанной им фразы: "Кончится война, съезди в Авезеел".

— Настоящее имя его было Лауренс, — донесся до нее голос доктора.

Она поняла. Впервые услышав это имя, поняла, что для нее он навсегда останется Карло.

Доктор Зехелрике взял портрет и повернул его к ней.

— Это мой сын Гюс, — сказал он.

На нее смотрел круглолицый улыбающийся юноша. Чуть выступающие передние зубы, расчесанные на прямой пробор светлые волосы.

— Гюс и Лауренс были одногодки. Когда началась война, они сразу вступили в группу Сопротивления в Амстердаме. Гюс попал в облаву, устроенную службой безопасности на Центральном вокзале в январе сорок третьего. Лауренса схватили через месяц в Роттердаме, при нем была сумка с продовольственными карточками и бланками удостоверений. Незадолго до этого он побывал у меня. Арест Гюса потряс его. Он подозревал, что в группе действует предатель. Я предупреждал его об опасности, но он не отошел от подпольной работы. "Кто-то ведь должен это делать" — так он говорил. — Доктор поставил портрет на место. — Как и многим другим, им не суждено было остаться в живых.

Кроме мефрау Бендере, Йаап, старший из трех братьев Бостон, был единственным, кого она встретила после войны. О нем она вспоминала редко. Оказалось, что в тот субботний полдень он уходил из дому, а на обратном пути встретил знакомого из нашего квартала, который рассказал ему, как оцепили улицу и обыскивали квартиры. Один из друзей-букинистов помог ему скрыться. Стелла увидела его через несколько месяцев после освобождения в театре, где давала первый концерт Шарлотта Кёлер. Вместе с Рейниром, который теперь часто сопровождал ее, она шла к боковой ложе, как вдруг чья-то рука легла ей на плечо и кто-то сказал: "Стелла, неужели это ты?" Она вздрогнула. Еще не успев обернуться, она узнала этот голос. "Менеер Бостон!" Ей не приходилось раньше называть его по имени, да она ни разу толком и не говорила с ним. Когда она забегала вернуть ему книгу, он тут же вручал ей следующую со словами: "Теперь прочти вот это". Он держался всегда на расстоянии, как будто помимо ее круга чтения ничто его не интересовало. Но тут он обнял ее, и Рейнир даже поменялся с ним местами, чтобы Йаап мог посидеть возле нее. Временами он крепко сжимал ее руку, она перестала следить за декламацией на сцене, и лишь отдельные строки из "Песни Песней" звучали в ней: "Я искала его, не находила, кликала — он мне не ответил. Повстречали меня стражи, обходящие город, изранили меня, избили".

Доктор отодвинул стул, подошел к окну.

— Если встанете вот сюда, вы увидите дом, в котором жила семья Роселир.

В ярких лучах утреннего солнца она увидела красную черепичную кровлю среди зелени вязов.

— Съездим туда? — предложил доктор Зехелрике.

— Это как камень, брошенный в пруд. Вы замечали, как потом долго идут круги? Они словно застывают на воде, — сказал он. На его приглашение зайти еще раз после того, как он закончит прием, Стелла ответила отказом. Она достаточно повидала, достаточно услыхала. Машина мчалась по сельским дорогам Зеландии в направлении Брескенса, а она вспоминала, как разочаровал ее дом, где жила Мария Роселир. То, что предстало перед ней, даже отдаленно не походило на картину, какую она рисовала в мыслях. Самое обыкновенное здание, как видно перестраивавшееся; дорожки в саду вокруг дома обложены камнями, окрашенными в белый цвет, и посыпаны белым гравием. Необычен только сарай, громадный, окна во всю ширину крыши.

После того несчастья семья Роселир куда-то уехала, дом пустовал — никто не хотел жить в нем — и пришел в упадок.

— Но лет десять назад они снова объявились в наших краях. Дело было зимой, в тот день шел легкий снежок, а к вечеру ударил мороз. Они ни к кому не зашли, в деревне тоже не появлялись. Потом мы узнали, что после войны они обосновались во Франции. Куда они ехали, так и осталось неизвестным. Ясно только, что направлялись они в сторону Тернёзена. Машина у них на льду пошла юзом и съехала под откос, прямо в канал. К тому времени их тут совсем забыли, а когда это случилось, снова принялись ворошить прошлое.