Стеклянный мост - Марга Минко

— Тебе давно пора съездить туда. Там ты услышишь все, что хочешь услышать, — сказал он как-то раз, когда она сидела над иллюстрациями для очередной серии детских книг. Он стоял в дверном проеме, и она перевела взгляд на окна, на макушки деревьев вдоль набережной Амстела, на бледно-голубое небо.

— Ты же знаешь, Рейнир, у меня работа. Ее надо завершить. Раз уж я взяла заказ.

— А когда ты закончишь, найдутся другие предлоги. Знаю я тебя, так и будешь без конца откладывать поездку. Просидишь здесь, а с тобой и я. — Он подошел ближе, и она почувствовала запах спиртного, увидела лопнувшие сосудики в его глазах. — Я же ради тебя стараюсь, Стелла, только ради тебя. — Но смотрел он мимо, будто обращаясь к кому-то другому.

Отношения их достигли той стадии, когда люди уже ничем не в состоянии помочь друг другу. Он стал сильно пить, в школе пошли неприятности, она пыталась забыться в своих многочисленных романах, с чем он как будто бы примирился. Она невольно вспоминала о том, как началось их знакомство, о привязанности и почти робких объятиях человека десятью годами старше ее.

— Неужели ты еще здесь, Мария? — изумленно воскликнула Лина Ретти, появившись в доме через неделю после освобождения. — Меня подвезли канадцы. Смотри. — Она поставила на стол коробку, набитую мясными и овощными консервами, яичным порошком, шоколадом, сигаретами, и щедро поделилась со Стеллой. — Как же ты продержалась в такую голодную зиму?

— Да выкрутилась кое-как.

— Что слышно от родителей?

— Я запрашивала о них, но пока сведений нет.

Другого объяснения в тот момент Стелла не могла ей предложить. Ретти ничего не заподозрила. Но, узнав от мефрау Бендере, кто жил на верхнем этаже ее дома, она была потрясена. Мария? Скрывалась? Должно быть, она представила себе, что могло случиться с ней, не подозревавшей об истинном положении дел, если бы Стеллу обнаружили оккупанты. Тем не менее, решив, что во всем этом надо разобраться, она развила бурную деятельность, узнавала что-то в кругу своих клиентов, бегала по инстанциям и наконец в сопровождении старшего лейтенанта явилась на чердак.

— Это Мария, она скрывалась у меня, — гордо сказала она.

Обратившись с запросом в Красный Крест и оставив свой адрес на случай, если ее будут разыскивать, Стелла целыми днями просиживала с открытой дверью в ожидании звонка.

Однажды утром внизу раздались возбужденные голоса: похоже, кого-то искали, но обратились не по адресу.

— Думаю, вы ошиблись! — воскликнула Ретти.

Свесившись через перила, Стелла прислушалась к разговору. Второй голос повторил:

— Мне дали именно этот адрес.

Входная дверь закрылась, и на лестнице зазвучали шаги. Стелла хорошо их знала.

— Кто вам дал его? — спросила Ретти.

— В Красном Кресте. Посмотрите, мне его записали. Все правильно?

— Я такой фамилии не знаю. Наверху живет студентка, но ее зовут Мария Роселир.

— Ну почему ты не сказала ей, как тебя зовут? Теперь можно вернуться к подлинным именам, — упрекнула Стеллу мефрау Бендере, едва поднявшись наверх.

Она устроилась в плетеном кресле и сделала замечание но поводу окон, до сих пор закрытых черной бумагой. Почему бы не снять ее, ведь она больше ни к чему? Лицо у нее стало бледным и одутловатым: вместе с мужем она провела два года в темной и тесной проходной комнатке. Ни разу за все это время они не вышли на улицу.

— Как это случилось? Где?

— В Хилверсюме. Их задержали на улице и немедля увезли.

— Документы у них были не лучшего качества.

— Совсем никудышные. Сколько раз я предупреждала Даниела. А он меня не слушал, и Луиза тоже. Она утверждала, что опасности никакой.

— Другого выбора тогда не было.

Мефрау Бендере уже побывала в доме, где Даниел с Луизой прожили почти год. Там жила другая семья. Из вещей не осталось ничего. Родители Луизы вернулись в свой дом, в Гауду, хотя и там все было разграблено.

— Ты что-нибудь слышала об остальных?

— Нет, пока ничего.

— В этих бюро сплошная путаница. Они сами не знают, что им делать.

Мефрау Бендере порылась в сумочке. Стелла отвела взгляд и посмотрела на блокнот, лежавший на столе. Он был открыт на чистой странице, за последние месяцы в нем не появилось ни строчки.

— Ты думаешь, тебе вернут что-нибудь?

— Я еще не была там.

— Прислать тебе парочку фотографий? — Она достала носовой платок, вытерла лицо, промокнула глаза, высморкалась.

— Конечно. — Не скажешь ведь, что фотографии больше не нужны.

— Будем ждать.

— Да, в Красном Кресте сказали, пройдет, мол, очень много времени, пока они получат какую-нибудь информацию.

— Как знать, может и так.

Они помолчали. Мефрау Бендере поднялась и пошла к двери. Уже на лестничной площадке она обернулась.

— Может быть, я могу что-то сделать для тебя, Стелла?

Она поблагодарила, сказав, что ничего ей не нужно, что она пока останется здесь, на чердаке.

Наспех поцеловав ее в щеку, маленькая мефрау Бендере снова вцепилась в свой платок и, спускаясь по лестнице, все еще продолжала сморкаться.

— Ты можешь навещать нас в Гауде в любое время, — добавила она.

Стелла подвинула к окну стул и, встав на него, так рванула бумагу, что лист разлетелся надвое. Кнопки, которыми была приколота бумага, градом посыпались на пол.

Лина Ретти ушла к себе, а он переступил порог моей комнаты, почти упираясь в скошенный потолок головой с коротко подстриженными, на американский манер, волосами. Он сел на один из ящиков, положил свой берет на пол и достал из нагрудного кармана пачку сигарет.

— Прошу.

— Я не курю.

— Вы первая, от кого я это слышу, с тех пор как мы в Амстердаме. И раньше не курили?

Наклонившись вперед и упираясь локтями в колени, он внимательно смотрел на меня.

— Только раз попробовала.

Он зажег сигарету и глубоко втянул дым, словно обдумывая что-то. Чувствовал ли он себя неловко, не зная, как ему держаться со мной; сожалел ли, что поддался на уговоры Ретти зайти?

— Мне кажется, вы до сих пор не вышли из подполья, — сказал он с улыбкой.

— Ошибаетесь. Я всегда чувствовала себя здесь как на воле. — Она сознавала, что освобождение не изменило ход ее жизни.

— А мефрау Ретти сказала мне, что вы до сих пор живете под именем Марии Роселир.

— Я привыкла к нему, ведь с сорок третьего года оно уже срослось со мной. По-вашему, это глупо?

— Но теперь вы можете вернуться к настоящему имени. Утаивать его теперь нет нужды.

— Знаю.

Он слово в слово повторял то, что говорила мефрау Бен-дере.

— Боитесь?

— Я в войну-то почти никогда не боялась, а теперь тем более. — Она ударила кулаком по ладони. Она и вправду боялась, но страх был другой, и говорить о нем она не могла.

— От кого же вы прячетесь? От самой себя? Как вас зовут?

— Рассказать вам, как я узнала об освобождении? — Она повернула свой стул и теперь сидела наискосок от него. — Я подняла штору затемнения и увидела, что напротив из такого же чердачного окна высовывается человек. У него были длинные седые волосы и желтоватое лицо. Он высоко вскидывал и опускал руки, будто одеяло встряхивал. Мне показалось, что он ждал моего появления. Вначале я не поняла, чего он хочет, подумала: наверно, у него с головой не в порядке. А потом услышала шум, на улицу высыпали люди, их становилось все больше и больше. Все хлопали друг друга по плечам, обнимались, приплясывали, будто на празднике. Когда они увидели меня в окне, то помахали мне и закричали, что нас освободили.

В горле у нее пересохло. Она подошла к раковине и начала пить прямо из крана, чувствуя, как вода струится в глотку.

— Как же вы поступили? Решились выйти на улицу?

— Я и раньше выходила.

— Но это же совсем другое дело.

— Да, конечно. Люди прямо-таки поглупели от счастья.

— Вы были в городе?

— Да, до самой Дам дошла, все посмотрела.

Ясно было, что он задавал вопросы не из праздного любопытства.

Она позвонила Рулофсу, больше никого в городе она не знала. Подавить в себе отвращение к нему и набрать его номер оказалось еще труднее, чем в прошлый раз. Она звонила целую неделю, но безрезультатно: линия не работала, а идти к нему домой не хотелось. И вот наконец она узнала, что временно отключенные номера вновь задействованы, и набрала его телефон еще раз.

"Ты первая, кто дозвонился до меня! — закричал Рулофс. — А это кое-что значит. Немедленно приходи. Выпивка найдется. Я сам уже две недели не просыхаю".

"Ты знаешь что-нибудь о Карло?" — спросила она. Помолчав, он сказал, что Карло арестовали. Из тюрьмы в Схевенингене его отправили в Вюхт, а оттуда в Германию. "Кажется, в Дахау". Он предложил разузнать все поточнее. Но она сказала, что справится сама. "Так ты заходи".