Кремль 2222. Шереметьево - Дмитрий Силлов

Наверно, Скорняк что-то почувствовал. Вскинул лобастую башку, торчащую на толстенной шее, и уставился на стену, будто хотел повнимательнее рассмотреть узкую трещину, пересекающую ее. Но даже мутанту, способному по запаху распознавать мины, нереально заметить летящую пулю и вовремя уклониться от нее…

Я видел словно в замедленном фильме, как кусочек свинца врезается в белую надпись, набитую через трафарет на зеленый бок ОЗМ-72, как рвется относительно тонкий металл, и как ударная волна, распространяющаяся от пули, касается взрывчатки, которой начинена мина…

Это было похоже на распускающийся цветок с почти равномерными огненно-белыми лепестками, на фоне которых очень красиво смотрелся рой сверкающих стальных горошин, разлетающихся во все стороны. Правда, потом картина изменилась, причем настолько, что ее точно не нужно показывать детям и нервным дамам, склонным падать в обморок при виде капли крови. Потому что крови было много. Очень много. Как и ошметков плоти, летящих во все стороны. Особенно запомнился мне толстый оторванный хвост, судорожно извивающийся в полете, словно сказочный дракон с невидимыми крыльями, внезапно лишившийся головы…

А потом все кончилось.

По моему телу немедленно разлилась страшная слабость, и я был вынужден, едва не выронив «Вал», опуститься на колени, понемногу осознавая, что все это время мои глаза были закрыты…

– Что там???

Дрожащий от животного ужаса голос Рудика вернул меня в эту реальность. Почти вернул… Часть моего сознания все еще была снаружи, за стеной дома, на улице, в руинах, и дальше, еще дальше…

– Там… ничего.

Я сделал над собой усилие, повернулся, и сел, прислонившись спиной к шершавой стене.

Открывать глаза не хотелось. Страшно было почему-то… Впрочем, не открывать – еще страшнее. Вдруг так все и останется: часть сознания – здесь, а часть – витает в ночном пространстве над ночным городом…

– Ты уверен?

– Да, – вновь с трудом разлепив ссохшиеся губы, отозвался я. – Они все погибли. И раненые – тоже. Только что умер последний, кровью истек. Полз сюда – и не дополз, лежит в трех шагах от входа…

– Откуда ты знаешь?!

Голос ушастого спира по-прежнему дрожал, но уже не от страха перед бандитами. Похоже, Рудик боялся меня.

– Знаю… Просто знаю.

– Ты убил их всех одним выстрелом?!

– Да. Взорвал мину пулей.

– Но… но они же были в руинах, за стеной!

– Были… А теперь их нет. Слушай, может ты заткнешься, а?

– Ты – не обычный хомо, – убежденно произнес Рудик. – Ты – мут. Как я сразу не понял? Ощущал ведь, нюхом чуял, а догадался только сейчас. Ты же самый настоящий мутант!

– Я – сталкер, – устало произнес я. – Просто сталкер.

– Что это такое? – не понял Рудик.

– Это хуже, чем самый жуткий мутант, – вздохнул я. – Гораздо хуже.

И медленно, словно мину разминируя, разлепил тяжелые веки.

Да, это был все тот же дом, и Рудик, весь серый от осыпавшейся старой штукатурки, смотрел на меня глазищами, похожими на два чайных блюдца. Блин, с непривычки такое чудо увидишь ночью, заикой можно стать, или нервный тик заработать. Я невольно хмыкнул. И отметил про себя – отпустило. Не было больше раздвоения сознания, и не ощущал я ни черта, кроме острых кирпичных осколков под задницей и тяжелой, вязкой, резиновой усталости, наполнившей мое тело от макушки до ногтей на пальцах ног…

– Короче, ты как хочешь, а я спать, – сказал я, обнимая автомат и тяжело заваливаясь на бок. – Если не в лом, собери их оружие и снарягу, пригодится.

Мутант опасливо перевел взгляд на дверной проем.

– Но… ведь это мародерство!

– Нет, – проговорил я заплетающимся языком, борясь со сном, тяжело надвигающимся на меня, словно жук-медведь на беспомощную жертву. – Это называется сбор трофеев… А мародерство это было бы, если б они собрали трофеи с наших трупов. Чуешь разницу?

– Чую, – проговорил мутант, почесывая затылок. – Ты сейчас говоришь как сталкер, да? Похоже, ты не солгал. Вы и правда хуже самых страшных мутантов.

– Хуже… – прошептал я, не в силах более сопротивляться надвигающейся на меня черноте. – Гораздо хуже…

Я спал, и снилось мне Дерево Смерти, сверкающее, словно жуткая хрустальная ваза, заполненная жидким огнем. А внутри этой вазы бился в истерике Скорняк, хохотал, тыкал в меня пальцем и хрипел:

– Проснись, хомо! Проснись, чтобы поскорее заснуть вместе с нами! Усни навсегда! Я так хочу встретиться с тобой здесь, за Серым порогом, в Краю Вечной Войны, где не будет твоего омерзительного искусства, а только ты и я! Сделай это, хомо…

Я хотел сказать, что хорошо стрелять – вовсе не мерзкое искусство, когда оно направлено против тех, кто снимает шкурки с живых зверюшек. Что это правильное, просто необходимое искусство, благодаря которому миры становятся чище и лучше. Но вместо слов у меня изо рта посыпались стальные шарики. Я был начинен ими, словно мина, которая взорвалась в лапах Скорняка. А ужасный мутант все хохотал, тыкая в меня пальцем и при этом медленно разваливаясь на куски кровоточащего мяса. И с противным чавканьем шлепались на пол шматы окровавленной плоти, и стучали по нему стальные шарики, а Скорняк все хрипел:

– Проснись, хомо, проснись!.. Ну проснись же!

Я вздрогнул от омерзения – и вывалился из тяжелого сна, словно из темного мешка. Но голос остался:

– Просыпайся, хомо! Жаль, что у тебя нет хвоста, за который можно тебя дернуть как следует… Ну просыпайся же!

Понятно. Ночной кошмар смешался с реальностью – и оказался кошмаром. Ибо нет ничего ужаснее, когда ты спишь себе, никого не трогаешь, а тебя настойчиво будят, бесцеремонно отнимая драгоценные минуты неторопливого возвращения в реальность.

– Чего тебе? – проворчал я.

И невольно застонал.

Все тело болело, будто меня только что палками отдубасили – цена сна в одном камуфляже на бетонном полу. Правда, рядом со мной догорал костер, который должен был быть намного дальше отсюда. Неужто Рудик позаботился, чтобы я окончательно не превратился в кусок задубевшего мяса?

– Сделал я все, как ты велел, – отдуваясь, профырчал мутант. – Забрал всю снарягу, которая была годная. Теперь грузиться надо и ехать пора. Рассвет скоро.

– Рассвет… скоро… – простонал я. Получается, мне всего-то часов пять покемарить удалось. – А нам очень срочно надо ехать, да? Прям торопимся, не успеем?

Мутант пожал плечами.

– Ладно, дрыхни до ночи. Подождем, пока друзья и подельники Скорняка забеспокоятся, куда это он подевался. Приедут – а тут ты. Спишь. Какое счастье.

– Да ладно, ладно, не нуди, сам знаю, – проворчал я, разминая затекшие конечности. Надо же, как меня срубило после сеанса… черт его знает чего. Ясновидения сквозь стены? Офигеть, если честно. Чем больше шляюсь по разным радиоактивным мирам, тем больше узнаю о себе нового. А, может, просто меняюсь под влиянием вредной для здоровья окружающей среды? Так еще лет несколько попутешествую, и тоже хвост вырастет. Будет Рудику за что дергать, когда засну слишком крепко…