Любовные хроники: Люк Маккензи - Эйна Ли

— Ломом? — рассмеялась Хани. — Ты что же, хочешь сказать, что Дуг именно так поступает?

— Нет, конечно. Дуг — врач, поэтому он удалил подлокотники хирургическим путем.

Женщины заливисто засмеялись. Когда Синтия успокоилась, Хани с радостью отметила обычный живой блеск в глазах подруги.

— Так ты правда думаешь, что Дуг дни считает до того момента, когда мы сможем?..

— Разумеется, — быстро проговорила девушка.

Устав возиться с шариками, Синтия предложила Хани с Джошем поужинать у них. Было уже довольно поздно, когда девушка с ребенком вернулись домой. У них осталось лишь время на то, чтобы приготовиться ко сну да почитать главу-другую из любимых книжек Джоша. Мальчик уснул у Хани на коленях. Она осторожно отнесла его в постель и, задумчиво поглядев на спящего ребенка, нежно поцеловала его в щеку.

Опустив взгляд, девушка увидела Амиго, смотревшего на нее во все глаза и яростно вилявшего хвостом.

— Ну так и быть, искуситель, — прошептала Хани и положила пса на кровать рядом с Джошем.

Амиго немедленно вытянулся во всю длину и блаженно закрыл глаза.

Зевая, Хани направилась в свою комнату. Она уютно устроилась в постели, думая о том, что события прошедшего дня повлияли на ее состояние куда сильнее, чем можно было предположить. Наконец девушка смежила веки и тут же забылась крепким сном.

Наутро Джош поднялся чуть свет и нетерпеливо ждал, пока они отправятся на обещанную прогулку в лес. Хани собрала корзину с бутербродами, фруктами и молоком, и они наконец вышли из дома.

По дороге мальчуган нашел длинную тонкую палку.

— Это будет мое ружье, — заявил он, важно выпятив грудь. — Я — Натти Бампо, великий следопыт. Но мои друзья-индейцы называют меня Соколиный Глаз. — Мальчик указал на Амиго: — А ты будешь Чига… Чи… ладно, ты будешь Ункасом, последним из могикан.

Это заявление сопровождалось громким лаем и неистовым вилянием хвоста Амиго.

— Думаю, тебе все же следует называть собаку по имени, то есть Амиго, а то она ничего не поймет, — посоветовала Хани.

Мальчик задумался, нахмурив брови.

— А ты, — обратился он к няне, — ты будешь Корой, той самой женщиной, которую Ункас убил, хотя хотел спасти ее.

— Я, пожалуй, буду Алисой. У нее судьба счастливее, Соколиный Глаз.

— Так и быть, Алиса. — Джош прижал свое длинное ружье к груди. — Соколиный Глаз сам поведет тебя вперед. Но ты не должна терять следа, потому что эти леса полны врагов.

Следуя за мальчиком, Хани раздумывала о том, как бы сшить ему куртку и штаны из оленьей кожи. Она, правда, никогда не умела шить, но ей столько раз приходилось штопать собственную одежду, что с иголкой и нитками девушка управлялась неплохо. Может, если она поговорит с Люком, он подстрелит оленя и сдерет с него шкуру, а она возьмется за шитье костюма для Джоша.

Вдруг им на пути повстречался молодой олененок с коротким белым хвостиком, щипавший траву. Услышав шум их шагов, олененок поднял голову и посмотрел на них огромными, темными глазами, а затем повернулся и пошел прочь на своих неправдоподобно тонких ножках.

— Какой красивый, правда, Джош, то есть, прости, Соколиный Глаз?

— Наверное, он потерял свою маму, — с тревогой проговорил мальчик, вмиг забыв о своей роли.

Как завороженные, они наблюдали за олененком, который медленно двигался к кустам.

— Нет, посмотри-ка, — сказала Хани, указывая на взрослую олениху, стоявшую под большими деревьями в ожидании своего детеныша.

Но тут залаял Амиго, и оленья семья мгновенно скрылась из виду.

Путники продолжали прогулку. Вскоре тропа вывела их на край высокого обрыва, спускавшегося к реке.

— Какой чудесный вид! — восхищенно воскликнула Хани. — Давай устроим ленч прямо здесь. — Она разложила на траве большую льняную салфетку с провизией, и они с аппетитом принялись за еду.

Через некоторое время подул прохладный ветерок, на небе стали собираться темные тучи.

— Мы отлично погуляли, Джош, — жуя яблоко, промолвила девушка, — пора возвращаться домой. Похоже, скоро пойдет дождь. — Не успела девушка подняться и собрать вещи, как на землю упали первые крупные капли. — Давай-ка побыстрее выбираться отсюда.

Через несколько минут хлынул такой сильный ливень, что Джош и Хани мгновенно вымокли до нитки. Девушка остановилась, беспомощно озираясь вокруг.

— Нам надо найти какое-то укрытие и переждать непогоду, — сказала она.

Единственным местом, где они могли спрятаться, был необъятный ствол упавшего дуба.

Завернувшись в одеяло, они съежились возле дерева, а мокрые ветки шатром нависали над ними. Хани крепко прижала к себе дрожащего мальчика, на коленях которого лежал мокрый Амиго.

Лишь одна мысль вертелась в голове у Люка, когда он возвращался на дилижансе из Сакраменто. Сунув руки в карман, он вытащил оттуда часы, прежде принадлежавшие его отцу.

Люк помнил, что мать не расставалась с этими часами, помнил, как часто она дотрагивалась до них и знакомым движением подносила к глазам, чтобы узнать время.

Нажав на пружину, Люк открыл крышку часов и медленно провел пальцем по выгравированной надписи: Эндрю Джексон Маккензи.

Люк был слишком мал, когда умер его отец, и почти не помнил его лица, зато в его памяти остался образ матери, с загадочной улыбкой прижимающей часы к груди.

Люк захлопнул крышку часов и сжал их в кулаке. Гнев с новой силой стал подниматься в нем. Теперь он мог вычислить, кто был убийцей его матери и Сары. Он знал его имя: Чарли Уолден, тот самый бандит, который промышлял вокруг Стоктона. У Люка появилась еще одна причина схватить Уолдена — если сам Чарли и не участвовал в нападении на ранчо, то наверняка знал, чьих рук дело. К сожалению, Люк видел Чарли лишь однажды, да и то на большом расстоянии, так что не узнал бы его при встрече. Впрочем, Чарли ненавидел Люка за убийство брата, так что наверняка искал способ отомстить. В городе не будет покоя, и люди, которые дороги Люку, будут подвергаться опасности, пока этот мерзавец разгуливает на свободе.

Могучий раскат грома прервал размышления Маккензи; по крыше дилижанса забарабанили тяжелые капли дождя, шериф положил часы в карман и хмуро посмотрел в окно. Он даже не заметил, когда начался дождь. Впрочем, начинающаяся гроза лишь ненадолго отвлекла его внимание, и Люк вернулся к прежним размышлениям. «Теперь мне известно его имя», — в который раз подумал он.

Как только дилижанс прибыл в Стоктон, Люк соскочил на землю, взял свои вещи, попрощался с Уиллом Хатчинсом и поспешил домой.

По дороге к дому он вымок насквозь. Удивленный тем, что Хани с Джошем не было дома, Люк быстро переоделся в сухую одежду и принялся разводить огонь. Через полчаса по его жилищу разнесся аромат кофе, а мокрые вещи Люка сушились на веревке перед пылающим очагом.