Смысл зла - Кей Хупер

— Кто-то умер? — предположил он.

Она моргнула, а потом встревоженно ответила.

— Ну, да, хотя я слышала, что она была мертва несколько месяцев.

Калеб смог удержаться и не спросить, какая к черту разница. Вместо этого он поинтересовался.

— И что же самое худшее?

— Она была брюнеткой, — прошептала Салли Энн, продавец-консультант в кофейне и брюнетка.

— А…

— Так что мы все в опасности. Он теперь охотится не только за блондинками, он — он охотится за всеми остальными.

Калеб заплатил за кофе и с черствым сочувствием посоветовал.

— На вашем месте, я бы уехал из города.

— Может быть, я так и сделаю. Может, я уеду. Спасибо, мистер Пауэлл. Ой, — чем я могу вам помочь, мэм?

— Один ледяной мокко-латте, пожалуйста. Средний.

Калеб быстро оглянулся, удивленный тем, что встретил здесь Холлис.

— Привет.

— Привет, — она выглядела усталой и была одета не так вычурно, как раньше: в джинсы и темную футболку, что вызвало вопрос, была ли ее одежда действительно дешевой.

— Ты уже не работаешь?

— Нет, мы уже более-менее закончили, — пожала она плечами. — Нельзя сделать многого в расследовании смерти, о которой тебе только что поведала Салли Энн, пока мы не получим результаты лаборатории и вскрытия.

Что-то в ее резком тоне заставило его заметить.

— Ты же не думала, что новости не расползутся, не так ли?

— Нет. Но этот город, как я понимаю, бьет мировой рекорд по скорости распространения сплетен. И к несчастью, они близки к правде.

— Я согласен. Я рос не здесь, но когда пятнадцать лет назад открыл тут практику, прошло меньше недели, а все уже знали, что мои родители умерли, а младший брат обрюхатил свою девушку и женился буквально под дулом дробовика ее папаши, — он замолчал, потом добавил. — Я никому не рассказывал, абсолютно никому.

Холлис слегка улыбнулась и заплатила Салли Энн за свой кофе.

— Кажется, они узнают то, что хотят узнать. Напрашивается вопрос…

— Как может убийца ходить среди нас незамеченным?

— О, не этот вопрос. Убийцы всегда ходят среди нас незамеченными. Нет, я спрашиваю себя: как такое возможно, чтобы разлагающееся тело женщины пролежало на покинутой бензоколонке меньше, чем в трех кварталах от центра города, несколько месяцев, и никто этого не заметил?

Салли Энн тихонько вскрикнула и побежала в заднюю часть магазина.

Холлис поморщилась.

— Ну, это определенно было неблагоразумно. По меньшей мере. Я, должно быть, устала сильнее, чем думала. Или, во всяком случае, я буду говорить именно так.

Калеб слегка покачал головой.

— Слушай, я знаю, что день у тебя был ужасным, но можем ли мы тут посидеть и немного поговорить? Я хочу тебя кое о чем спросить.

Она кивнула и села с ним за столик у главной витрины.

— Ты ела? — поинтересовался Калеб. — Сандвичи здесь неплохие или…

Холлис покачала головой и едва не вздрогнула.

— Нет. Спасибо. Я совершенно уверена, что кофе останется внутри, но только потому, что я практически впитала его с молоком матери. Я не планирую есть что-либо в ближайшем будущем.

Теперь Калеб поморщился в свою очередь.

— То есть кровавые подробности от Салли Энн в самом деле настолько точны?

— О, да.

— Извини. Должно быть, это было жестоко.

— Не самое приятное воспоминание. Но я была готова к такому, когда подписывалась на эту работенку, — она глотнула латте и добавила. — Ты хотел меня о чем-то спросить?

— Зачем ты подписалась на эту работенку?

Удивившись, Холлис ответила.

— Я… не ожидала личных вопросов.

— Я и не собирался задавать подобный вопрос, — признался он.

Она улыбнулась.

— Я думала, что юристы всегда репетируют прежде, чем сказать.

— Но не я. Или, по крайней мере, не в этот раз. Если вопрос слишком личный, мы можем забыть, что я вообще спрашивал. Но я бы не хотел этого делать.

— Зачем тебе это знать?

Даже со всем своим опытом по разгадыванию присяжных, Калеб не мог сказать наверняка, говорила ли она просто так или действительно желала знать.

— Это пояснение, скорее всего, будет состоять в изменении моего мнения и попытки объяснить свое любопытство самому себе, не говоря уже о тебе, поэтому я просто не стану пытаться. Скажем просто: я — любопытный человек, — и оставим это.

Она долго смотрела на него, ее голубые глаза были непроницаемы, потом сказала странно ясным голосом.

— На меня напали. Избили, изнасиловали, ударили ножом и оставили помирать.

Он не этого ожидал.

— Иисусе, Холлис, мне так жаль, я и понятия не имел.

— Разумеется, не имел, как ты мог?

Он буквально не знал, что сказать, что случалось всего несколько раз в жизни. — Вот… поэтому ты стала агентом?

— Ну, моя прежняя жизнь была порвана в клочки, поэтому я решила, когда мне предложили шанс начать новую, что это хорошая идея, — ее голос оставался по-странному спокойным. — Мне удалось оказать помощь, — очень небольшую, — и остановить человека, который напал на меня и на многих других женщин. Ощущение было хорошим.

— Месть?

— Нет. Правосудие. Месть — это вскрыть вену у себя на руке и ждать, пока кто-нибудь другой истечет кровью до смерти. Мне нужно было не это. Мне просто необходимо было… увидеть… как его остановят. И я нуждалась в новом направлении моей жизни. Бюро и Отдел по особым преступлениям обеспечили мне его.

Осторожно, так как он не был уверен, насколько она хотела говорить об этом, Калеб добавил.

— Но ты посвятила свою жизнь карьере, которая сталкивает тебя регулярно лицом к лицу с насилием, смертью, — и злом? Насколько это здорово, особенно после того, через что ты прошла?

— Я полагаю, это зависит от причин. Мои причины — очень хороши, вплоть до основной. Кому-то придется сражаться со злом. И этим кем-то могу быть я.

— Принимая во внимание то, что я видел в жизни, понадобится нечто большее, чем армия, чтобы это сделать. Без обид.

Холлис покачала головой.

— Нельзя сражаться со злом целой армией. Сражаешься с помощью воли. Твоей. Моей. Воли каждой человеческой души, которой не наплевать на последствие. Я не могу сказать, что много думала об этом, пока это не произошло со мной. Но как только ты близко знакомишься со злом, как только вся твоя жизнь меняется из-за него, только тогда ты многое видишь яснее, — она криво улыбнулась, не без горечи. — Даже глазами кого-то другого.

Он нахмурился, не понимая последнего замечания.

— Я могу понять такое ощущение после того, через что ты прошла, но позволить этому изменить всю твою жизнь…

— После того, через что я прошла, это было единственное, что я могла сделать со своей жизнью. Я не только увидела кое-что яснее, я также видела по-другому. Иначе, так что я не могла оставаться художником.