Евпатий Коловрат - Лев Прозоров

И не поверил ушам, услышав ответ:

— Это страна россов. Вы называете их урусутами.

Непобедимый не знал, что подумать. Этого не может быть! Такого просто не бывает!

Сон?

А ночной гость продолжал:

— Синими нитями вышита река, которую вы называете Идель. Пуговицы — города. Белые пуговицы — города, где сидят великие росские архонты… то есть ханы. Красные — там, где сидят младшие ханы. В городах, меченных чёрной пуговицей, ханов нет. Бисер вокруг городов — это войско, которое они могут выставить. Каждая бисеринка — сотня. Бисер между городов обозначает дни дороги, за которые ваше войско сможет пройти от одного к другому. Жёлтые бисеринки — летом, синие — зимой.

Непобедимый взял вышитый плат в руки. Сжал его так, что бисеринки вдавились в кожу.

Нет, это не сон.

— Кто ты? — глухо спросил он у торговца.

И услышал в ответ:

— Непобедимый может называть своего слугу Анапосопос.

— Повернись! — хрипло потребовал Непобедимый. — Повернись, покажи мне спину!

Называвший себя Анапосопосом ничем не выказал удивления, поднялся на ноги и повернулся вокруг оси. Спина была на месте, печень и потроха не просвечивали в огромную дыру, как то, говорят старики, бывает у иных ночных гостей, приходящих с дарами, что оборачиваются потом большой бедой.

— Сядь, — проговорил Непобедимый, не спуская глаза с ночного гостя. Тот опустился на кошму, глядя всё так же почтительно — только лицо текло и менялось, и Пёс-Людоед невольно подумал, что никогда не запомнит его, не узнает в толпе. — Что ты хочешь за свой товар?

— Пока — немного, — позволил себе улыбнуться странный торговец. — Ты ещё не видел, будет ли тебе толк от этого. Поэтому я возьму всего лишь семь серебряных пай-дзе.

Непобедимый не колебался ни одного удара сердца. На этом полотне была вышита жизнь, победа и слава его воспитанника.

Неотлучный Найма явился на зов отца с сундучком в руках. Семь серебряных дощечек с одинаковой вязью уйгурских букв «Вечною силою неба, имя хана да будет свято. Кто не повинуется, должен быть убитым, умереть», с луной на одном боку и солнцем — на другом, перешли из толстых пальцев Пса-Людоеда в тонкие длинные пальцы ночного гостя.

Прибрав их за пазуху, человек, называвший себя Анапосопосом, поклонился:

— А теперь я прошу у Непобедимого дозволения удалиться. Когда небу будет угодно, мы встретимся вновь и продолжим нашу беседу.

— Скажи хоть, какому богу приносить за тебя жертвы? — проворчал старый полководец.

По изменчивому лицу ночного гостя проскользнула улыбка:

— Непобедимый, твой слуга — христианин…

С этими словами он поклонился и исчез за пологом юрты. Растаял в жаркой ночной тьме.

Непобедимый смутно помнил, что каждый христианин носит имя в честь своего онгона-заступника. На следующий день, испросив аудиенции у той жены Джихангира, что, как знал Непобедимый, чтит распятого бога, он спросил у неё:

— Повелительница, не подскажешь ли, кто из ваших богов…

— Непобедимый! — строго прервал его юный голос. — Сколько раз я говорила тебе: нет никаких богов. Совсем. Те, кого ты зовёшь нашими богами, — это святые. Они жили на земле простыми смертными людьми и умерли.

Дайн Дерхе, как верили многие, тоже когда-то был человеком. И Абай Гэсэр. А уж Священный Воитель и подавно. А теперь они — Боги. Но Пёс-Людоед смолчал, не став вдаваться в пустую игру словами.

— Да простит меня Повелительница, слуга её хотел узнать — в какой день и как чтят святого, — со старанием выговорил Непобедимый, — по имени Анапосопос?

Великая ханша изумлённо распахнула огромные глаза.

— Такого имени нет, Непобедимый! И быть не может… ведь на языке страны Рум это значит — Тот, Кто Без Лица.

Тот, кто без лица… Ночной торговец выбрал себе на редкость меткое прозвище…

Одну из пай-дзе он увидел потом в руках большого чёрного жреца неподалёку от города Ре-зан. Несколько раз передовые дозоры докладывали о больших чёрных жрецах, которых приходилось отпускать, ибо они показали серебряную пай-дзе. А в городе Ула-Темир оставил след и сам Тот, Кто Без Лица. Перебившие чёрных жрецов этого города — единственного города, где чёрные жрецы отбивались вместе с воинами — цэреги уверяли, что сделали это по приказу человека с пай-дзе. А потом он же, пройдя по трупам в чёрных одеждах, извлёк из одеяний большого жреца города Ула-Темир что-то, сверкнувшее серебром. Непобедимый не сомневался — то была табличка с солнцем и луной. Однако как странно! Отчего, владея ею, большой жрец Ула-Темир не попытался спастись? И для чего потребовалась смерть жрецов города Ула-Темир человеку, лицо которого, возраст и племя не смог припомнить ни один из видевших его цэрегов?

— Какая честь для меня! Непобедимый помнит имя недостойного.. — Тот, Кто Без Лица, почтительно поклонился.

— Ты! Это ты притащил нас в эту страну колдунов!

— Непобедимый забывает, он пришёл в эту страну по воле своего базилевса… я хотел сказать, Эзен-Хана, да живёт он тысячу лет, — укоризненно покачал шапочкой Анапосопос. — Я пришёл снова помочь Непобедимому. Мне никогда, слава Господу, не доводилось видеть таких бойцов… но предания про них я в этой стране слышал. Они заговорены от железа — но не от камня.

— И что ты хочешь сказать, ночной нетопырь? Что наши цэреги должны кидать в урусутов камушками? Или, взяв большую глыбу, вдесятером подходить к урусуту и вежливо просить его нагнуться, чтоб они могли уронить её ему на голову?!

С плавностью, достойной чжурчженьского придворного, Анапосопос указал на стоящие на телегах, укрытые холстинами камнемёты.

— Ведь россы, то есть урусуты, сейчас зажаты со всех сторон вашим войском и почти не двигаются… Отчего бы не обстрелять их из ваших замечательных баллист?

— Камнемёты? В поле?! — удивился Непобедимый.

— Отчего же нет? Великий хан и воитель моей страны, которого вы чтите под именем Гэсэра, рекомендовал снабжать такими каждый отряд — и не пренебрегать ими и в полевых сражениях!

— А твой знакомец, Непобедимый, говорит дело… — медленно проговорил Джихангир и махнул рукою: — Немедленно! Приказываем открыть, развернуть на урусутов и приготовить к стрельбе камнемёты!

Приказание Повелителя было исполнено так стремительно, как только позволяла людская природа. Огромные самострелы с двойными дугами снимали с телег, устанавливали, разворачивая к тому месту, где увязал в колышущемся вареве орды полк урусутских колдунов и их живых и мёртвых прислужников. Несколько рук сразу вцепились в каждый ворот, проворачивая его, натягивая тетивы обоих луков до упора, а другие руки уже поднимали в потных ладонях каменное ядро, готовясь пристроить его на желоб-ложе.