Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Когда же началась антигайдаровская кампания, Закс не произнес ни одного слова в защиту писателя. Одинокий, истрепанный жизнью человек, он посчитал, что бить мертвого Гайдара для его, Закса, слабого здоровья будет полезней.

В своей оценке личности Закса Аркадий Петрович смотрел почти на 75 лет вперед.

Вот почему Гайдар при добродушно-снисходительном отношении к Заксу не вел с ним никаких разговоров о 37-м годе и вообще о Большом терроре. Закс писал чистую правду, когда заявил в «Американских мемуарах», что никогда ничего от Гайдара о Большом терроре «не слышал».

Понятно, что в 1930-е годы, когда объявилось множество осведомителей, доверять секреты слабовольному, трусоватому Боре Заксу было просто нельзя. В его присутствии все знакомые замолкали.

Одно обстоятельство своей тогдашней жизни Гайдар оберегал от Бориса Закса особенно тщательно. Аркадий Петрович уже давно работал над новой книгой. Свое отношение к Большому террору он собирался высказать на ее страницах.

Понимал ли Гайдар, что затея опасна? Безусловно. Аркадий Петрович обладал мощным и четким аналитическим умом. Кроме того, ему были известны печальные факты.

Первым против нарастающего бесправия в Советском Союзе высказался знаменитый публицист и фельетонист Михаил Кольцов. Он был мудр и осторожен. Кольцов опубликовал в газете «Правда» статью «Личный стол». В ней «журналист № 1» как бы недоумевал по поводу того, что загадочную власть над людьми незаметно обрели кадровики — молчаливые, малограмотные сотрудники «личных столов».

Кольцова вскоре по прямому указанию Сталина арестовали, а затем и расстреляли.

Еще одним бесстрашным человеком оказался Бруно Ясенский. Это был коммунист, который в свое время бежал из панской Польши в советскую Россию. Ясенский начал писать роман «Заговор равнодушных». Революционер-интернационалист, наш разведчик-нелегал, который часто рисковал жизнью ради спасения соратников, Ясенский возмущался на страницах своего романа тем, что люди трусливо молчат, когда один за другим пропадают их близкие, друзья и соседи. Роман, о котором знал узкий круг друзей, Бруно Ясенский не дописал: кто-то донес. Писатель был арестован и тоже расстрелян[68].

Аркадий Петрович знал обе истории. В литературной среде они шепотом, но бурно обсуждались.

«ПРОКЛЯТАЯ "СУДЬБА БАРАБАНЩИКА" КРЕПКО ПО МНЕ УДАРИЛА»

Новую книгу Аркадий Петрович задумал в 1936 году. Поводом для нее послужило вот что. На окраинах, а затем уже и в центре Москвы сначала боязливо попрошайничали, а затем стали воровать и разбойничать дети. Еще после Гражданской войны, много путешествуя по Советской стране, Гайдар часто встречал беспризорных подростков. Большинство потеряло родителей от голода или боевых действий. Откуда же взялось столько беспризорников теперь?

Аркадий Петрович обратился к начальнику соседнего отделения милиции. Тот объяснил по секрету: подростковые шайки (куда входили и девочки) — одна из тупиковых проблем столицы. Преступления совершали дети, родители которых были арестованы. В лучшем случае у кого-то осталась бабушка с крошечной девяносторублевой пенсией. Грабеж для этих подростков становился единственным средством существования, чтобы не умереть с голоду…

Разъяснение потрясло Гайдара. Человек импульсивный, он принял решение выступить в защиту детей, которых первое в мире социалистическое государство сначала лишило родителей, а затем толкнуло на путь преступлений.

Но как это сделать? Где выступить? Газеты никаких статей на подобную тему не печатали. Сведения о ежедневных арестах, о разрушении сотен тысяч семейств в печать не попадали. Тогда Гайдар задумал написать книгу. Ведь литератор имеет право на художественный вымысел.

Вот семья: отец, мать, сын. Живут скромно, дружно, по-своему счастливо. Но кто-то этому тихому счастью позавидовал. Что-то куда-то написал. Правда или нет написанное, выяснением никто не занимался.

Отца арестовали. С матерью тоже что-то случилось. Сын остался без копейки денег. Все друзья и знакомые родителей разом куда-то подевались. Хороший мальчишка, не желая себе и окружающим дурного, покатился под гору и на самом деле стал опасен. Сначала для окружающих. Потом — для страны.

Таким был замысел 1936 года.

О существовании столь бесстрашного варианта «Судьбы барабанщика» я впервые услышал от Льва Абрамовича Кассиля. Это случилось в 1962 году. Уже несколько месяцев я занимался расследованием обстоятельств гибели Аркадия Петровича. Мне посчастливилось разыскать товарищей Гайдара по Юго-Западному фронту и партизанскому отряду. Новые сведения оказались сенсационными. На радио готовилась моя первая в жизни передача «Партизан Аркадий Гайдар».

Мой редактор, Лидия Сергеевна Виноградская, прежде чем выпустить никому не известного журналиста в эфир, решила посоветоваться с Львом Абрамовичем Кассилем, который возглавлял объединение детских и юношеских писателей. Лев Абрамович пригласил меня к себе.

В рабочем кабинете автора «Кондуита и Швамбрании», в квартире великого певца Леонида Витальевича Собинова, состоялся поворотный для моей судьбы разговор. При мне Кассиль позвонил Виноградской и сказал, что собранные мною факты он считает убедительными. В тот же вечер Лев Абрамович придумал и название моей будущей книги — «Партизанской тропой Гайдара».

Оба взволнованные новыми сведениями о героизме и гибели Аркадия Петровича, мы говорили с Кассилем допоздна. Коснулись «Барабанщика». Лев Абрамович сказал:

— Вариант «Судьбы барабанщика», где отца мальчика арестовали по доносу, был. Такой вариант реально существовал. Он был написан. Мне о нем рассказывал сам Аркадий.

Это подтвердили Валентина Сергеевна и Рувим Исаевич Фраерманы. Гайдар им читал вариант «Барабанщика», в котором отец Сережи был арестован по доносу. Случилось это у них в квартире на Большой Дмитровке — ее окна выходили прямо на Генеральную прокуратуру.

На обоих супругов начало повести произвело очень сильное впечатление, но возникли сомнения относительно проходимости мотива ареста. Гайдар писал «Барабанщика» не для того, чтобы спрятать рукопись под матрац. Он был намерен книгу опубликовать. В первую очередь в «Пионере».

В жизни смешное и трагическое иногда сбивается в один комок. Гайдар был должен «Пионеру» большие деньги, полученные за якобы написанную повесть «Бумбараш». Повесть он так и не закончил. И вот теперь, вознамерясь предложить журналу «Судьбу барабанщика», Аркадий Петрович, среди прочего, рассчитывал погасить давний долг…

Валентина Сергеевна работала в ту пору заместителем главного редактора «Пионера». Она предложила Гайдару прийти утром в редакцию, чтобы посоветоваться с Бобом. Так друзья называли Вениамина Абрамовича Ивантера, главного редактора.

Гайдар пришел. Совещание состоялось. Оно в буквальном смысле оказалось секретным. На нем присутствовало несколько человек. Аркадий Петрович, как всегда, прочитал на память несколько первых страниц. Впечатление было оглушающим. Но мудрый и дальновидный Боб Ивантер сразу же заявил, что донос как мотив ареста отца не пройдет. Не пропустят цензоры. И вообще, такая подробность, да еще в произведении для детей, может иметь самые неприятные последствия.

В кабинете Ивантера договорились, что Аркадий Петрович больше нигде этот вариант читать не будет. Иначе поползут слухи. А другие участники совещания в свою очередь пообещали, что не станут нигде рассказывать о новой повести…

Третьим источником информации на ту же тему стала Наталья Владимировна Ильина. Она работала в «Пионере» еще при Ивантере. Когда Вениамин Абрамович ушел на фронт, Наталья Владимировна стала главным редактором. В 1960-е годы, при Ильиной, я в журнале печатался. В частности, опубликовал там несколько глав из книги «Партизанской тропой Гайдара».

Н. В. Ильина знала о секретном совещании в редакции и помнила о том впечатлении, которое произвело чтение Аркадием Петровичем первого, тут же засекреченного варианта «Барабанщика».

Чтобы сегодняшний читатель сумел представить, какое пугающее впечатление должен был произвести первый вариант «Барабанщика», расскажу позднейшую историю.

В начале 1970 года в издательстве «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ готовилась к выходу моя книга «Гайдар». Естественно, что я писал и о «Барабанщике». Времена были относительно либеральные, и я сдержанно упомянул, что в первом варианте повести отец Сережи Щербачова был арестован по доносу.

Сначала от этого абзаца пришла в ужас Юлия Валерьевна Василькова, мой редактор. Василькова была крупная, яркая, замечательной красоты женщина. Юлия Валерьевна сходу заявила, чтобы это я убрал «своими руками». Автором я был во все времена трудным. Дорожил каждым словом, если оно содержало достоверную информацию, и защищал его, сколько хватало сил.