Недобрый день - Мэри Стюарт

Он умолк на полуслове, с открытым ртом. И так и замер, не сводя глаз с Мордреда; краски медленно схлынули с его щек. Невооруженным глазом видно было: Габран вспомнил, откуда у него талисман; иных признаний не требовалось.

— Да что это? — спросили в толпе.

Никто не ответил. Мордред побледнел под стать Габрану.

— Я сам его сделал, — говорил принц ровным голосом; тем, кто не знал Мордреда, тон показался бы абсолютно бесчувственным. — Я сделал амулет для матери. Мать никогда с ним не расставалась. Никогда.

Мальчик впился взглядом в Габрана. Он не договорил, но наступившая тишина довершила фразу: «До самой смерти». И теперь отчетливо, словно признание прозвучало вслух, он понял, как умерла Сула. Кто убил ее и кто направил руку убийцы.

В руку сам собою скользнул нож. Споры о том, вольна ли королева убивать по своему желанию, вылетели из головы. Но принц может — и убьет. Мальчик оттолкнул стол с дороги, фишки разлетелись во все стороны. Кинжал Габрана лежал тут же. Оркнеец схватил его и выпрямился. Захмелевшие от вина наблюдатели поначалу сочли происходящее обычной стычкой за игорным столом и вмешиваться не спешили.

— Да ладно тебе, ладно! Раз эта штука твоя, так и забирай ее, — добродушно увещевал Лир.

Другой мужчина попытался перехватить рукоять, но Мордред, увернувшись, прыгнул на Габрана, уверенной рукой сжимая нож и целя снизу вверх, в сердце. Габран, окончательно протрезвев, понял, что угроза реальна и смертельна, и ринулся в нападение. Лезвия соприкоснулись, но удар Мордреда попал в цель. Клинок глубоко ушел под ребра и остался там.

Кинжал со стуком выпал из руки Габрана. Раненый обеими руками схватился за рукоять, торчащую из-под ребра, и согнулся вдвое. Его подхватили и уложили на пол. Крови почти не было.

Воцарилось гробовое молчание; тишину нарушало лишь прерывистое, вымученное дыхание раненого. Мордред, возвышаясь над ним, обвел потрясенных зрителей взглядом, что сделал бы честь Артуру.

— Он получил по заслугам. Он убил моих родителей. Амулет принадлежал моей матери. Я сам его вырезал, мать с ним не расставалась. Габран, должно быть, забрал талисман, покончив с делом. Он их сжег.

Каждому из собравшихся доводилось убивать самому и наблюдать, как это делают другие. Но при этих словах люди переглянулись, с трудом сдерживая омерзение.

— Сжег? — переспросил Лир.

— Сжег заживо в их собственной хижине. Я видел — потом.

— Не заживо.

Это прошептал Габран. Он лежал на боку, изогнувшись вокруг ножа, руками держась за рукоять, неуверенно, словно хотел извлечь лезвие, но страшился боли. Серебряная насечка подрагивала в лад с прерывистым, слабым дыханием.

— Я тоже это видел. — Гавейн встал рядом со сводным братом, глядя в пол. — Ужасное зрелище. Бедные люди, совсем старики. У них ничего не было. Если это правда, Габран… Ты сжег дом Мордреда?

Габран глубоко вдохнул, словно легким недоставало воздуха. Лицо его казалось бледнее пергамента, золотые кудри потемнели от пота.

— Да.

— Тогда ты заслужил смерть, — отозвался Гавейн, стоявший плечом к плечу с Мордредом.

— Но они умерли раньше, — прошептал Габран. — Я клянусь в том. Огонь… потом. Чтобы замести следы.

— Как они умерли? — потребовал Мордред.

Габран не ответил.

Мордред проворно опустился на колени, взялся за рукоять кинжала. Пальцы раненого дернулись, бессильно разжались.

— Ты все равно обречен, Габран, — проговорил Мордред с прежним обманчивым спокойствием. — Так что отвечай мне. Как они умерли?

— Яд.

При этом слове все неуютно поежились.

Весть передавалась из уст в уста, шепот зашелестел в воздухе, точно змеиный шип. Яд. Оружие женщины. Оружие ведьмы.

Не сдвинувшись с места, Мордред почувствовал, как напрягся Гавейн.

— Ты отнес им яд?

— Да. Да. С подарками. В вине.

Никто из местных не проронил ни слова. А оркнейцы в словах и не нуждались.

— От королевы, — тихо проговорил Мордред, и слова его прозвучали утверждением, а не вопросом.

— Да, — подтвердил Габран, хватая ртом воздух.

— Зачем?

— На случай, если женщина знает… догадалась… про тебя.

— При чем тут я?

— Не знаю.

— Ты умираешь, Габран. При чем тут я?

Габран, любимец королевы, игрушка в ее руках, солгал ради королевы в последний раз.

— Я не знаю. Клянусь…

— Тогда умри, — проговорил Мордред и выдернул кинжал.

Мальчика тотчас же отвели к верховному королю.

Глава 15

Артур был поглощен самым что ни на есть мирным занятием — выбирал одного щенка в помете из шести. Мальчик-псарь принес их в покои; тут же беспокойно металась сука, а шестеро белых и пятнистых щенят с тявканьем возились и боролись у ног короля. Мать, не находя себе места от тревоги, то и дело бросалась вперед, подхватывала щенка и возвращала неслуха в корзинку, но не успевала словить следующего, как первый уже выбирался наружу и присоединялся к возне на полу.

Король весело смеялся, но едва стражники ввели Мордреда, лицо владыки омрачилось, словно погасили свет. Артур вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

— Что случилось? Арриан?

— Смертоубийство, сир, — бесстрастно отозвался стражник. — Один из оркнейцев заколот кинжалом. Виновник — этот отрок. Я не понял, в чем дело. Там, за дверью, очевидцы. Впустить их, сир?

— Может быть, позже. Сперва я поговорю с мальчиком. При необходимости я пошлю за ними. А пока пусть идут.

Стражник отсалютовал и вышел. Псарь принялся собирать щенков. Один из них, белый, вывернулся из-под руки и, пища, точно разозленная мышь, метнулся под ноги королю, ухватил зубами конец шнура и, рыча, яростно затеребил его. Щенка оттащили, Артур проводил его взглядом.

— Да, этот. Снова назвать Кабалем. Благодарствую.

Паренек с корзинкой умчался прочь, собака — по пятам.

Мордред застыл в дверях. Слышно было, как снаружи стражники снова садятся на коней. Король встал со скамьи у огня, пересек комнату, подошел к массивному столу, заваленному бумагами и дощечками для письма. Уселся за стол и жестом указал прямо перед собой. Мордред шагнул вперед и прирос к месту. Ему потребовалось все самообладание, чтобы сдержать нервную дрожь: сказывались и потрясение первого убийства, и леденящее воспоминание об обугленной хижине, и ощущение той, обветренной кости в руке, а теперь еще — наводящая ужас встреча лицом к лицу с человеком, которого он привык считать смертельным врагом. В дым развеялась рассудочная убежденность: дескать, верховному королю нет дела до таких, как он. Не сам ли Мордред обеспечил ему превосходное оправдание? В том, что его сей же миг казнят, мальчик не сомневался. Он затеял драку в королевском дворце, и хотя погибший из числа оркнейцев и понес справедливую кару за гнусное убийство, Мордред, несмотря на титул принца Оркнейского, не надеялся избежать наказания. Правда, Гавейн поддержал его, но теперь, наверное, отступится, ведь признание Габрана бросило тень на Моргаузу.