Недобрый день - Мэри Стюарт

С первого же дня их взял в оборот учитель фехтования, и навыки, полученные на островах (на саркастические отзывы о таковых даже Гавейн не считал нужным обижаться — здесь, в Камелоте), были развиты и упрочены ежедневными изнуряющими упражнениями. Немало часов принцы проводили в седле; ни один из мальчиков даже не пытался делать вид, что обучение на Оркнеях себя оправдывает. Кони верховного короля столь же не походили на лохматых островных пони, как ратники Моргаузы — на избранных Сотоварищей короля.

Муштра щедро перемежалась играми, но непременно военными: мальчики часами просиживали над картами, начерченными на песке, или над рельефными макетами из глины — истинное чудо в глазах изумленных принцев. Часами длились учебные бои и состязания в стрельбе. Здесь оркнейцы отличились, а пуще прочих — Мордред; рука у него была уверенная, а взгляд точен. Выезжали и на лов. Славно было проехаться зимой по болотам, охота на пернатую дичь болот сулила немало развлечений; случалось затравить и зверя, оленя или кабана, на холмистых восточных равнинах или на поросших лесом склонах, что уводили к южным плато.

Двор переехал в Каэрлеон в первую неделю декабря, и мальчики-оркнейцы вместе со всеми. Но не мать. Моргаузу, по повелению Артура, отправили в Эймсбери и поместили в монастырь. Тюрьма лишь по названию, со всеми удобствами, и все-таки тюрьма…

У покоев королевы дежурили солдаты короля; придворных дам заменили святые девы. Монастырь Эймсбери, место рождения Амброзия, принадлежал верховному королю; обитательницы его ни в чем не погрешили бы против монаршьей воли.

С наступлением весны, когда откроются дороги, Моргаузу предполагалось отвезти на север в Каэр-Эйдин, где уже томилась ее сводная сестра королева Моргана.

— Но что она такого сделала? — яростно возмущался Гахерис. — Все мы знаем, что натворила королева Моргана, и наказана она по справедливости. Но наша мать? За что? Она перебралась на Оркнеи вскорости после гибели нашего отца. Король не может об этом не знать — это случилось весной, сразу после свадьбы королевы Морганы в Регеде. Много лет назад! С тех пор она не покидала островов. Зачем лишать ее свободы теперь?

— Затем, что на той самой свадьбе она попыталась убить Мерлина, — безжалостно отозвался Кей: он один среди знати навещал мальчиков в часы досуга.

Принцы изумленно уставились на него.

— Но с тех пор столько воды утекло! — воскликнул Гавейн. — Я был там — я знаю, мать мне рассказывала, хотя сам я ничего не помню по малолетству. Зачем посылать за ней теперь и призывать к ответу за то, что случилось невесть когда?

— А что, собственно, случилось? — осведомился Гахерис, раскрасневшись, воинственно выпятив подбородок.

— Он говорит, мать пыталась убить Мерлина, — повторил Агравейн. — Но ведь ей это не удалось, верно? Так с какой стати?..

— Как это было? — тихо спросил Мордред.

— Чисто по-женски. По-ведьмински, если угодно. — Негодующие расспросы младших принцев оставили Кея равнодушным. — Все произошло на том самом свадебном пиру. Мерлин был там, от имени короля. Она подбавила отравы в вино и устроила так, чтобы Мерлин выпил яд еще более смертельный, когда ее рядом не было, чтобы отвести от себя подозрения. Так оно все и вышло. Мерлин таки поправился, но болезнь затаилась в теле и нанесла удар, так что все уверились в его смерти, — а со временем и впрямь убьет его. Когда Артур послал за королевой Оркнейской и за вами, считалось, что Мерлин мертв и покоится в могиле. Так что король собирался призвать Моргаузу к ответу за убийство.

— Неправда! — закричал Гахерис.

— А хотя бы и правда, что с того? — отозвался Гавейн, поостыв, с агрессивным высокомерием, усвоенным по приезде в Камелот. — Где закон, согласно которому королева не вправе разделаться со своим недругом так, как считает нужным?

— Верно, — тут же подхватил Агравейн. — Матушка всегда говорила, что Мерлин ей враг. А что ей оставалось? Женщины на мечах не дерутся.

— Должно быть, старик оказался слишком силен для ее чар, — отозвался Гарет. — Вот они и подвели.

В голосе мальчика прозвучало сожаление — и только.

Кей обвел принцев взглядом.

— К чарам она тоже прибегала, не без этого, — к заклятию, много раз испробованному, но в конце концов хладнокровно подсыпала отравы. Это известно доподлинно. — Голос его смягчился. — Не вижу смысла продолжать этот разговор до тех пор, пока вы не повидаетесь с королем. Много ли вам ведомо? В вашем заморском королевстве вас приучали считать Мерлина врагом — а может статься, и короля тоже.

Кей выдержал паузу и снова оглядел принцев. Те молчали.

— Вижу, что так. Ну что ж, пока король не переговорит с Мерлином и с королевой Моргаузой, мы к спору возвращаться не будем. Моргаузе, почитай, изрядно повезло, что Мерлин не умер. Что до вас, довольствуйтесь заверениями короля в том, что вам вреда не причинят. Многое еще предстоит уладить: старые счеты, о которых вы и не подозреваете. Поверьте мне, король справедлив, а советы Мерлина мудры и суровы лишь по необходимости.

Едва Кей ушел, мальчики возмущенно загомонили, принялись судить и рядить. Мордред прислушивался, и ему казалось, что негодуют они, думая в первую очередь о себе, а не о матери. Дескать, гордость задета. Ни один не захотел бы снова оказаться под опекой Моргаузы. Эта новообретенная свобода, этот мир мужчин и мужских занятий устраивал их всех, и даже Гарет, который на Оркнеях того и гляди вырос бы неженкой, постепенно мужал и креп, во всем уподобляясь братьям. И он тоже, подобно остальным, считал, что при необходимости принцу дозволено прибегнуть к убийству.

Мордред не сказал ни слова, и прочие тому не удивились. В конце концов, что бастарду за дело до королевы? Но Мордред даже не слышал братьев. Он снова оказался во тьме, пропитанной дымом и вонью рыбы, и слышал испуганный шепот: «Мерлин мертв. Во дворце устроили пир, а потом… а потом… пришли вести». И еще — слова королевы в кладовой, и снадобья, и духи, и смутный запах зла, и ее губы на его губах…

Мальчик встряхнул головой, отгоняя воспоминания.

Итак, Моргауза отравила чародея. Уехала на север, на острова, зная, что уже посеяла семена смерти. А почему бы нет? Старик был ей врагом — и ему, Мордреду, тоже. А теперь враг воскрес и будет в Каэрлеоне на Рождество в числе прочих.

Каэрлеон, Город Легионов, разительно отличался от Камелота. Римляне возвели мощную крепость здесь, на реке, которую называли Иска-Силурум; эта твердыня, стратегически расположенная на излучине, близ того места, где поток сливался с ручьем поменьше, была заново отстроена сперва Амброзием, а позже расширена Артуром почитай что до первоначальных размеров. А за пределами стен разросся город — с рыночной площадью, и церковью, и дворцом, близ которого берега соединял римский мост, залатанный тут и там, и с новыми фонарными столбами.