Под конвоем лжи - Дэниел Сильва

— Что ты сказал ему, Дикки?

— Я сказал, что если он сейчас же не усадит нас за этот столик, я вырву у него кадык и брошу вон в ту кипящую кастрюлю.

— Что ж, клиент всегда прав. Я никогда об этом не забываю.

Они открыли меню.

— Думаю, надо взять и то, и другое. А как по-твоему, Роберт, они подают здесь сосиски с картофельным пюре?

— Сомневаюсь. Лучше попробуй курицу в вине. А теперь сиди тихо, а то я не слышу, о чем болтают эти янки.

После обеда вслед за Джорданом отправился Дикки. Он наблюдал, как американцы усадили женщин в такси и не спеша пошли по Стрэнду.

— Ты мог бы, по крайней мере, быть полюбезнее.

— Извини, Шеперд. Но мне было не о чем с ними говорить.

— А разговаривать вообще незачем! Немножко выпили, немножко посмеялись, а потом тебе нужно было только отвезти ее к себе домой и покувыркаться с ней в постели. Никаких разговоров с нею тебе не потребовалось бы.

— Я, к сожалению, заметил, что она пользуется ножом для того, чтобы проверить свою губную помаду.

— Ты хоть знаешь, какие чудеса она может выделывать этими самыми губами? Ты, наверно, даже не обратил внимания, что у нее под платьем ничего не было! Мой бог, Питер, у этой девчонки едва ли не самая худшая репутация во всем Лондоне.

— Очень жаль, что разочаровал тебя, Шеперд, но она меня нисколько не заинтересовала.

— Ладно, а когда ты собираешься начать интересоваться?

— О чем ты говоришь?

— Шесть месяцев назад ты клятвенно заверил меня, что начнешь встречаться с женщинами.

Джордан закурил сигарету и сердито помахал в воздухе спичкой.

— Я был бы рад познакомится со взрослой умной интересной женщиной. И мне совершенно не нужно, чтобы ты подсовывал мне испорченных глупеньких девчонок. Послушай, Шеп, мне очень жаль...

— Нет, ты прав. Это совершенно не мое дело. Дело просто в том, что моя мать умерла, когда отцу было сорок. Он так и не женился вновь и в результате умер одиноким, обиженным на весь мир стариком. Мне совершенно не хочется, чтобы с тобой случилось то же самое.

— Благодарю тебя, Шеперд, со мной такого не случится.

— Ты никогда не сможешь найти вторую такую же женщину, как Маргарет.

— Лучше расскажи мне что-нибудь такое, чего я сам не знаю. — Джордан поднял руку, подзывая такси. — Может быть, тебя подвезти?

— Знаешь, у меня есть определенные планы.

— Шеперд!

— Через полчаса она придет ко мне в комнату. Я не мог устоять. Прости меня, дружище, но плоть слаба.

— Тут не только в плоти дело. Желаю хорошо провести время, Шеп.

Такси тронулось с места. Дикки поднял голову, высматривая свой фургон. Через несколько секунд Поуп подъехал к тротуару, Дикки забрался в кабину. Они приехали следом за такси обратно в Кенсингтон, увидели, как Питер Джордан вошел в дверь своего дома, и оставались там еще полчаса, пока не прибыла ночная смена.

Глава 20

Лондон

Альфред Вайкери повредил колено из-за того, что не умел чинить мотоцикл. Это случилось на севере Франции в великолепный осенний день, который, без всякого сомнения, оказался худшим днем его жизни.

Вайкери только что завершил встречу с разведчиком, пришедшим из ближнего вражеского тыла в том районе, где британцы планировали на рассвете следующего утра провести атаку. Разведчик обнаружил большой лагерь немецких солдат. Атака по первоначальному плану должна была встретиться с ожесточенным сопротивлением. Разведчик дал Вайкери записку с перечислением выявленных немецких подразделений и артиллерии. Он также дал Вайкери карту, где было точно указано расположение немецкого лагеря. Вайкери уложил все это в кожаную сумку и отправился обратно в штаб.

Вайкери знал, что при нем находятся поистине бесценные сведения: от них зависели сотни и тысячи человеческих жизней. На полном газу он несся по плохо подходящей для таких гонок узкой лесной дороге. Ветви деревьев смыкались над головой, солнце подсвечивало разноцветные осенние листья, отчего казалось, что в лесу бушует пожар. Дорога то ныряла в ложбины, то взлетала на невысокие холмы. Несколько раз он с замиранием сердца ощущал, как его «Рудж» отрывался от земли и секунду-другую летел по воздуху.

Неполадки начались, когда до штаба осталось миль десять. В моторе появился какой-то скрежет. Вайкери сбросил газ. На протяжении следующей мили скрежет постепенно усиливался, переходя в непрерывный грохот. Еще через милю он услышал треск ломающегося металла и громкий удар. Мотор внезапно заглох.

После громкого рева мотора воцарившаяся тишина показалась Вайкери сверхъестественной. Он наклонился и некоторое время рассматривал мотор. Горячий замасленный металл и перепутанные провода не означали для него ровным счетом ничего. Он хорошо запомнил, как несколько раз пнул ногой злосчастную машину, а потом довольно долго раздумывал, то ли ему бросить ее на дороге, то ли попытаться прикатить в штаб. Выбрав второй вариант, он схватил мотоцикл за руль и бодро зашагал по дороге.

Яркий дневной свет сменили розоватые сумерки. До штаба все еще оставалось несколько миль. При удачном стечении обстоятельств Вайкери мог бы встретиться с кем-нибудь из своих, кто мог бы подвезти его до места назначения. При неудачном — столкнуться с отрядом немецких разведчиков.

Как только совсем стемнело, немцы начали артиллерийский обстрел. Первые снаряды дали недолет и, не причинив никому вреда, упали в поле. Затем последовал перелет, и разрывы встали на склоне холма. Третий залп ударил как раз по той дороге, по которой он шел.

Вайкери так и не услышал разрыва того снаряда, осколком которого был ранен.

Он пришел в сознание довольно скоро. Оказалось, что он лежит в канаве; его трясло от холода. Вайкери посмотрел вниз и чуть не упал в обморок при виде собственного колена, представлявшего собой массу из раздробленной кости и крови. Он заставил себя выползти из канавы обратно на дорогу. Там он наткнулся на свой мотоцикл и снова потерял сознание рядом с ним.

В следующий раз Вайкери пришел в себя через несколько часов в полевом госпитале. Он сразу понял, что атака состоялась, потому что госпиталь был переполнен. Весь день он лежат в кровати с затуманенным от морфия сознанием и слушал стенания раненых. К вечеру молодой солдат, почти мальчик, лежавший на соседней кровати, умер. Вайкери закрыл глаза, пытаясь заставить себя не слышать его предсмертный хрип, но у него ничего не вышло.

Брендан Эванс, тот самый кембриджский друг Вайкери, который помог ему обмануть военных и получить назначение в Разведывательный корпус, навестил его на следующее утро. Война изменила его. Полудетская мягкость симпатичного лица сменилась резкими чертами много повидавшего и даже несколько жестокого человека. Брендан взял за спинку стул, поставил его рядом с кроватью и сел.

— Это я во всем виноват, — сказал ему Вайкери. — Я знал, что немцы ждали нашего наступления. Но мой мотоцикл сломался, и я не смог починить эту проклятую железяку. А потом начался артобстрел.

— Я знаю. Бумаги нашли в твоей сумке. Но тебя никто не винит. Во всем виновато дурацкое стечение обстоятельств, а не ты. Кроме того, ту поломку, что случилась с твоим мотоциклом, никто не смог бы исправить.

Иногда Вайкери все еще слышал во сне крики умирающих — даже теперь, по прошествии почти тридцати лет. А в последние дни в его снах появилась новая любопытная деталь: в сновидениях он выяснял, кто испортил его мотоцикл, и оказалось, что это был Бэзил Бутби.

"Вам не приходилось знакомиться с досье Фогеля?

Нет".

Лжец. Наглый лжец.

Вайкери пытался заставить себя удержаться от неизбежных сравнений той, давней, и нынешней ситуаций, но это ему не удавалось. Он не верил в судьбу, но, несомненно, кто-то или что-то дало ему шанс искупить свою вину за неудачную атаку в тот осенний день в 1916 году.

Вайкери решил, что поход на вечеринку, устроенную в пабе, расположенном через дорогу от штаба МИ-5, поможет ему ненадолго отвлечься от дела. Увы, надежда не оправдалась. Он сидел у стены, размышляя о Франции, рассматривая свое пиво в кружке и одновременно замечая, как другие офицеры флиртовали с симпатичными машинистками. Николас Джаго на удивление хорошо играл на фортепьяно.

Он вышел из своего транса, когда одна из «архивных королев» запела «Мы увидимся с тобой». Это была очень привлекательная блондинка с губами, накрашенными темно-красной помадой. Ее звали Грейс Кларендон. Вайкери знал, что в начале войны у нее был роман с Гарри. Вайкери отлично понимал природу привлекательности Грейс. Она была яркой, остроумной женщиной и заметно превосходила по уму своих коллег по архиву. Но она была замужем, и Вайкери не одобрял этой связи. Он ничего не говорил Гарри; это было совершенно не его дело. «Кроме того, — думал он, — кто я такой, чтобы читать лекции по сердечным делам?» Он подозревал, что именно Грейс рассказала Гарри о Бутби и досье Фогеля.