Царство Флоры - Татьяна Степанова

– Диктуйте адрес. Во сколько там надо быть завтра?

Он записал адрес прокуратуры на салфетке. С монитора ноутбука наблюдали за ним Крокус и Смилакс, Флора, Адонис и все остальные.

Глава 26

БЕЗ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

– Это серийные убийства, – упрямо повторяла Катя, и наутро Колосов сразу же после оперативки пригласил ее в розыск.

С восьми часов в Троицкой Горе работали сотрудники отдела убийств. Проводили повторный обход поселка, опрашивали дачников, обслуживающий персонал, охрану особняков.

– Он классический серийник и очень опасен, потому что одержим некой навязчивой идеей. А ядром этой идеи является «Царство Флоры». – Катя все больше входила во вкус объяснений. Все, что еще вчера казалось смутным и непонятным, каждый факт – все вставало на свои места. – «Царство Флоры» с ним повсюду – дома, в магазине, там, в Воронцове. Я не удивлюсь, Никита, если и в компьютере у него на рабочем столе тоже эта картинка. Но для него это не просто картина, это некая модель мира. Его собственного мира, который он одновременно и пытается воссоздать в реальности. Окружающие его люди имеют в этом мире двойников, по сути, они одно и то же – так он себе все это представляет. Он в этом мире – творец и одновременно божество, полный хозяин. Это все скрытый комплекс жажды власти. И он эту власть проявляет, убивая, отнимая жизни, причем делает это, как бы иллюстрируя картину и мифы. Я же говорю – классический маньяк, сколько таких случаев было. Он человек неординарный, творческий, прекрасно образованный, но от этого он более опасен. Для него цветы – не что иное, как символы смерти, гибели. Цветы, вырастающие из крови жертв, разве это не страшно?

Колосов молча слушал, разглядывая в альбоме Никола Пуссена картину. Вспоминал Аркашу Козырного – снимки с места убийства и оперативные фото, присланные из банка данных, – вспоминал бычью шею и сломанный боксерский нос Арнольда, его пудовые кулаки, золотую цепь, татуировки. Потом вглядывался в изображение Крокуса и Смилакса на картине, хмыкал, качал головой.

– Пойми, ему важно было не внешнее сходство, – с жаром продолжала Катя. – Эти двое братков стали жертвами потому, что привлекли его внимание только одной деталью – они всюду появлялись вместе, Арнольд всегда сопровождал Козырного в качестве охранника и вышибалы. Они никогда не расставались, поэтому он и выбрал их на роль этих мифологических персонажей. И, согласно мифу, они умерли в один день, в один и тот же час, чем еще более усилили сходство. А Марат Голиков был для него Адонисом, потому что увлекался охотой. И убил он его только после того, как тот встретился на охоте с кабаном. Все люди, кто его окружает, ассоциируются для него с персонажами картины. Фаина – это Нарцисс, ее подружка Ойцева – Эхо.

– Хорошо, а дружок его и компаньон Тихомиров тогда кто? – спросил Колосов.

– Гиацинт, несомненно, Гиацинт. Близкий друг, который позже тоже может стать жертвой. Влюбленная в него Марина Петровых – это Кифия-Подсолнух.

– А тогда это кто такой? С кем он его отождествляет? – Колосов показал на Аякса.

– Про него пока ничего не могу сказать. Может быть, это кто-то из его окружения, человек, которого мы еще с тобой не знаем, не вычислили, – Катя помолчала. – Или же… нет, гадать только хуже. Одно можно сказать, раз Аякс воин, герой, то и его реальный двойник должен быть как-то связан с армией, военной службой. Или же… быть героем.

– Ну да, Советского Союза. А космонавтом этот Аякс быть не может? – Колосов снова хмыкнул. – Вообще, Катя, это фрейдизм какой-то.

– Ничего не фрейдизм, почему сразу фрейдизм? И если даже фрейдизм, там тоже масса полезных идей, догадок, – Катя склонилась над альбомом. – От материальных улик не отмахнешься. Цветок крокус, лиана смилакс и цветок анемон-адонис, которые он намеренно оставляет на трупах, более того – в рану засовывает. Разве это не подтверждает мою версию?

– Хорошо, почему в обоих случаях цветы искусственные?

– Да потому что объясняли же – живые отцвели давно, их уже нет. Возможно, это и еще одна мотивация для него. Цветы отцвели, умерли, значит, пора умирать и их реальным двойникам.

– Все равно связать напрямую с Балмашовым все эти цветы с места происшествия и наши с тобой фантазии мы не можем. Не доказано ведь, что цветы, которые мы находили на трупах, приобретены им или его фирмой. Пистолеты, из которых были застрелены потерпевшие, не найдены. Этот самый нож с коротким кривым лезвием тоже. Из головы оно у меня не идет – это лезвие чертово. Такое ощущение, словно я что-то подобное видел, причем совсем недавно.

– Вспоминай, Никита.

– Да не вспоминается никак.

– Прямых доказательств его вины в убийствах у нас пока нет, – Катя вздохнула, – но есть другое – знание, понимание того, как и почему совершаются убийства. В чем их движущая пружина.

– Ты думаешь, мы нащупали эту самую пружину?

– Нащупали. И это картина Пуссена, точнее, те гобелены, на которых так ярко выткана кровь. Хорошо бы как-то проверить, где, на какой французской фабрике сделаны эти вещи, и если выяснится, что изменения в цветовую палитру были внесены по желанию заказчика Балмашова, то… То это пусть не прямая улика, а еще одно лишнее косвенное подтверждение. Он и Пуссена подгонял под свои параноидальные грезы.

– Запрос надо посылать через Интерпол. Пошлем, сделаем, но…

– Никита, это редкий случай, когда мы понимаем, как и почему серийник выбирает свои жертвы, по каким признакам. Это реальный шанс предотвратить следующие убийства. А в том, что они последуют, я не сомневаюсь. Ты не хуже меня знаешь: такие типы остановиться сами не могут. Хотя…

– Что?

– Балмашов, мне кажется, пытался это сделать. Точнее, он пытался, чтобы мы его остановили. Помнишь, как он приехал в управление?

Колосов посмотрел на Катю.

– Он рассказал историю о том, что сам стал жертвой нападения. А ты ему не поверил.

– Я и сейчас в ту его историю не верю.

– А я ему поверила: он так истово, так драматично это рассказывал, что мне даже не по себе тогда стало. А сейчас я думаю… Никита, если это действительно была ложь, она ему потребовалась для привлечения к себе внимания. Он хотел, понимаешь, он желал, чтобы им заинтересовалась милиция. Это ведь произошло почти сразу после убийства Козырного и Арнольда – Крокуса и Смилакса. Возможно, он сам испугался того, что натворил. Испугался последствий. И ринулся к нам, чтобы мы его остановили. Но этого не случилось. И тогда он убил снова.

Колосов перевернул несколько страниц альбома.

– Смотри, тут еще одна Флора, – сказал он. – «Триумф Флоры» называется.

– У Пуссена две подобные картины. «Триумф Флоры» выставлен в Лувре. Там все персонажи еще живы, видишь, все окружили триумфальную колесницу богини, приветствуют ее, радуются. «Царство Флоры» – совсем другая картина. И на ней уже присутствует он.

– Кто?

– Он, бог, хозяин их судьбы. – Катя показала на солнечного возницу.

– Балмашов говорил там, в Воронцове, про эти картины. Мол, на той, что у него на стене, они все уже обречены и умрут, или что-то вроде того. Странно, что его жену зовут Флоранс…

– Ее можно будет допросить? Или она совсем ненормальная? – спросила Катя.

– Думаю, с ее допросом мы пока погодим.

В кабинет зашли сотрудники, вернувшиеся из Троицкой Горы.

– Никита Михайлович, отработка поселка закончена. Обошли двадцать три дома, из соседей и дачников никто в ночь убийства адвоката Голикова ничего подозрительного не видел, не замечал. На шоссе возле поселка палатки круглосуточные, потом автомастерская и шиномонтаж тоже круглосуточный. Мы опросили продавцов, работяг. Так вот, есть там, в мастерской, некий Луценко Василий, машина у него «Фольксваген». Сам он проживает в Дутове, это сразу за Троицкой Горой по той же дороге, на той стороне озера. Он вспомнил, что видел «Мерседес», похожий на «Мерседес» Балмашова.

– Когда, при каких обстоятельствах, ребята, не тяните резину, бога ради. – Колосов вспыхнул, не в состоянии скрыть волнения.

– В ту ночь Луценко возвращался домой и на дороге едва не совершил ДТП со встречной машиной, коей и оказался «Мерседес». Под газами он был, этот Луценко, признаваться нам поначалу не хотел. Потом все же рассказал, что едва они на дачной дороге не задели друг дружку. «Мерседес» на большой скорости выезжал из поселка.

– Время, во сколько это было?

– Точного времени Луценко не помнит, говорит, было это где-то около полуночи или чуть позже.

Колосов ударил кулаком по «Царству Флоры». Катя поняла – если до этого он не слишком-то верил в ее версию, то сейчас чаша весов склонилась в ее пользу.

– Может быть, теперь вы со следователем все же допросите его жену? – настойчиво повторила она.

– Зачем же жену, француженку, – Колосов встал. – Нет, теперь уж мы начнем с него самого. Точнее, продолжим.

– А если спугнем? Если он поймет, что он у нас на подозрении?