Граненое время - Борис Бурлак

Синев с трудом поднял голову. Витковский окинул его карающим взглядом.

— За невыполнение боевой задачи — в трибунал!

— Кроме трибуналов в армии есть еще политотделы, — дерзко сказал он и, не спросив разрешения, пошел к своему дивизиону. Ему было все равно: если бы даже Витковский взял да пальнул в затылок.

...Поздно вечером дивизия сломила сопротивление немцев. В прорыв хлынула пехота. Усталые, взмокшие артиллеристы вели беглый огонь на предельных прицелах. Оставляя вороха стреляных гильз на старых огневых позициях, уходили вслед за батальонами легкие пушечные батареи. Двигались на запад штабные машины, санитарные двуколки, грузовики, кухни, обозы.

Третий акт сражения кончился. Теперь ясно стало, на чьей стороне победа: войска устремились на юго-запад, к Днепру.

Все поле боя было освещено ракетами, которые развесили в хмуром небе «кукурузники». Синев указывал дорогу головной машине, не теряя из виду саперов с миноискателями. Он шел и думал: «Дивизия потеряла сегодня восемьдесят три человека, только убитыми, не считая сотен раненых. И каждая смерть, в конце концов, оправдана, за исключением этой бессмысленной, нелепой, дикой смерти Круглова, который остановил бегущих, прикрыл собой солдата-новичка. Так неужели Витковского не мучает совесть?»

На днепровском берегу Синев узнал от комдива: оказывается, Витковский приказал написать семье лейтенанта, что тот расстрелян на поле боя как жалкий трус и дезертир. (Такая похоронная была написана, но не отправлена из штаба.)

Как раз в то время сам Витковский за неудачную попытку форсировать Днепр был разжалован в рядовые.

Тогда комдив сообщил жене Круглова, с опозданием на месяц, что лейтенант Круглов Михаил Михайлович пал смертью храбрых в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

И это была дважды горькая правда.

20

— Все воюешь?..

Синев аккуратно сложил полусотку, которую берег с сорок третьего года, и тяжело поднялся из-за стола.

— Что с тобой, тебе нездоровится? — спрашивала Ольга, накрывая на стол.

— Ничего, пойду спать.

— А ужинать?

— Спасибо, не хочу.

Ему было не до еды. Растревоженный воспоминаниями о боях под Харьковом, он долго не мог уснуть. Кто старое помянет, тому глаз вон... До чего же мы быстро забываем зло. Мы даже гордимся этим. В конце концов, если бы не Журина, то он бы, пожалуй, так и оставил в покое Витковского, оправдываясь тем, что на фронте всякое бывало. Случалось, например, что «ИЛы», не разглядев сигналы «я своя пехота», обстреливали свои войска в узком коридоре прорыва. Вот и Витковский сгоряча выстрелил в Круглова. Наверное, мучился, раскаивался потом. Может быть, это раскаяние помогло ему стать героем на Южном Буге... Ведь именно так иной раз рассуждал он, Синев, изредка встречаясь с ним в последние годы. С течением времени терялось значение отдельных эпизодов, пусть самых роковых, и война, став историей, рисовалась как одно трагическое событие, как один многолетний тяжкий бой... Да кто бы мог тогда обвинить Витковского в убийстве лейтенанта?.. Синев тщательно припоминал разрозненные факты, ставил их в логический ряд. У памяти своя цепная реакция: вдруг сработает запал замедленного действия, — и все ложное взлетает на воздух.

Правда всегда найдет удобный случай, чтобы взорвать неправду. (Бедная Наталья Сергеевна, что станет с ней?)

...Утром Синев поднялся раньше всех, намереваясь уйти из дома, пока спят женщины.

Но Ольга встала тут же.

— Ты болен, друг мой. Зачем скрываешь от врача?

— Ты же детский врач.

— Не отделывайся шуточками! Не ужинал, не спал. Так дело не пойдет. Говори, что случилось?

— Пустяки. Очередная неприятность на работе.

— Алексей Викторович сказал бы мне вчера.

— Алексей не в курсе событий.

— Не в курсе? По-моему, тебе необходим курс длительного отдыха от всей этой нервотрепки.

— Погоди, мы отдохнем, мы отдохнем! Помнишь, как в «Дяде Ване»?.. — сказал он и вышел, оставив Ольгу в полнейшем недоумении.

«А впрочем, придется все же посоветоваться с ней», — решил он. Ему очень хотелось, чтобы все произошло без его вмешательства. Какой все-таки жестокой бывает правда. Кому-кому, а правде-то, наказывая Витковского, полагалось бы осторожно обойти Наталью Журину...

Рабочий день его действительно начался с неприятности: позвонили из области, отругали за слабый подвоз материалов на новую площадку.

Выслушав нотацию Зареченцева, он равнодушно пообещал принять меры и бросил трубку. Потом заглянул в кабинет управляющего трестом — Алексея на работе еще не было. Опять, верно, чуть свет отправился на объекты. И чего он там бродит после гриппа? Решал бы лучше неотложные вопросы: завтра или послезавтра прибудет пополнение, а размещать негде, без того общежития переуплотнены, люди ютятся в коридорах. Скорей бы уж наступало лето: палатки всегда выручают из беды строителей.

Братчиков явился как раз в ту минуту, когда все радиостанции начали передавать чрезвычайное сообщение ТАСС:

«12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич...»

Синев и Братчиков как встретились в дверях приемной, молча кивнув друг другу, так и простояли рядом до тех пор, пока диктор не закончил словами, что полет на орбите продолжается.

— Что творится, — сказал Братчиков, входя в свой кабинет. Он сказал это негромко и как бы с укором самому себе: вот, мол, с кого следует брать пример.

А Синев позабыл сейчас обо всем на свете, ему буквально все казалось мелким, незначительным в сравнении с тем, что произошло. Ну и Братчиков — до чего же спокойный мужик! — сел за стол, задумчиво постучал карандашом по бемскому стеклу и сразу заговорил о деле. (Недаром он в шутку замечает, что эти ракеты подгоняют всех и каждого).

— Да постой ты с грузовиками! — перебил его Синев. — Как думаешь, сколько витков сделает для начала майор Гагарин? Один или больше?

— Пусть гадают там, на Канаверале, задали им задачку... Так чем недоволен Вениамин Николаевич?

Синев рассказал все по порядку и, рассказывая, поругивал начальство за чрезмерные требования и слабую помощь.

— Одним словом, придется нам поработать на два фронта, ничего не поделаешь. — Братчиков откинулся на спинку кресла, позвонил главному инженеру Соловейчику.

Втроем они принялись выкраивать для «Асбестстроя» грузовики, палатки, дефицитные материалы. Когда речь зашла о посылке на новую площадку демобилизованных солдат, Синев не выдержал, стал обвинять и Братчикова в легкомысленном распылении сил и средств.

Наконец все трое сошлись на том, что бригады посылаются временно, до июля, на период организации стройки.

Так прошли те полтора часа, в течение которых «Восток» совершил полный оборот вокруг Земли. Московское радио сообщило о благополучной посадке космического корабля в заданном районе.

Только сейчас, пожимая руку Братчикова, Синев отметил, что и Алексей взволнован, хотя умеет, черт возьми, держаться, привычно занимаясь будничными делами.

Вошел секретарь парткома Реутов.

— Народ собирается у столовой, митингуют.

— Ясно. Пойдем к народу, — сказал начальник строительства и, обращаясь к Синеву, добавил: — Теперь наши хлопцы горы сдвинут!

Это были совсем еще молодые люди. Ну кто из них втайне не надеялся совершить что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы заговорил весь мир? Для того они сюда и приехали. И что же? Скоро год, как они здесь, в степи, а чуда не произошло. Да разве это подвиг, — жить до половины зимы в палатках, долбать мерзлую землю ломом, когда ее не берет ковш экскаватора, расчищать в метель железную дорогу, когда застревают в выемках снегоочистители, или день и ночь возить бут на Сухую речку, чтобы спасти плотину от вешних вод? Все это судя по книгам, уже было в тридцатые, сороковые годы. Все это, судя по газетам, бывает на стройках и сейчас. Где ж тут героизм? Простое, ученическое повторение пройденного. В лучшем случае старательное подражание старшим. В молодости хорошо бы замахнуться на такое, на которое раньше никто и не замахивался. Вот почему весть о том, что на орбиту выведен космический корабль с человеком на борту, произвела особое впечатление на сверстников Гагарина. Людей, поживших на свете, это потрясло, осчастливило, заставило их снова переоценить длинный ряд минувших лет. А людей, начинающих жизнь, это окрылило, вскинуло ввысь, распахнуло перед ними совершенно незнакомое поле деятельности. За каких-нибудь девяносто минут, потраченных на первый виток вокруг Земли, появилась принципиально новая мера подвижничества. И коммунизм, который до сих пор был досягаем лишь для мысли, стал доступен и для чувств. Ну, конечно, Гагарину завидовали все, старались отыскать в его жизни какой-нибудь исключительный факт, который бы помог понять случившееся. Но ничего такого не было: будущий космонавт учился в ремесленном, готовился стать рядовым рабочим и вышел на Млечный Путь из трудовых резервов. Значит, дорога к звездам берет свое начало в самых обыкновенных мастерских. Значит, любой, если есть терпение, осилит эту небесную дорожку. В конце концов, каждый так или иначе, несмотря на громадность происшедшего, остро ощутил свою причастность к этому событию, и связь истории с простым делом каждого становилась уже вполне естественной.