Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

– Да, это верно, – сказала Роза, – но что с того? Ваш тюльпан – мое дитя. Я уделяю ему столько же времени, сколько тратила бы на своего ребенка, если бы была матерью. А мне только и остается, что усыновить ваше детище, – с улыбкой прибавила она, – ведь у меня нет иного способа перестать быть его соперницей.

– Моя добрая, милая Роза! – пробормотал узник, бросив на девушку взгляд, более похожий на взгляд любовника, чем садовода, и тем самым немного ее утешивший.

Ненадолго воцарилось молчание, пока Корнелис пытался через прутья решетки поймать ускользающую руку Розы. Так в том и не преуспев, заговорил снова:

– Значит, луковица в земле уже шесть дней?

– Да, господин Корнелис, – подтвердила девушка. – Шесть.

– И росток все еще не проклюнулся?

– Нет, но думаю, завтра он появится.

– Завтра вечером вы мне расскажете, как он поживает и какие новости у вас, не так ли? Судьба дитяти, о котором вы только что говорили, меня волнует, но еще больше я беспокоюсь о матери.

– Завтра? – протянула Роза, искоса глянув на Корнелиса. – Не знаю, смогу ли я прийти завтра.

– Боже мой! – возроптал узник. – Почему вы не сможете?

– Господин Корнелис, у меня уйма дел.

– А у меня только одно, – проворчал ван Берле.

– Да, любить свой тюльпан, – кивнула девушка.

– Любить вас, Роза.

Она покачала головой.

И снова наступило молчание.

– В конце концов, – прерывая паузу, заговорил Корнелис, – все в природе меняется: вслед за весенними цветами раскрываются другие, и пчелы, нежно ласкавшие фиалки и левкои, с такой же любовью садятся на жимолость, розы, жасмин, хризантемы и герань.

– К чему это вы? – насторожилась Роза.

– К тому, мадемуазель, что вы поначалу любили слушать рассказы о моих радостях и печалях. Вы ласкали цветок нашей общей юности. Но мой увял без света. В саду надежд и наслаждений узника нет смены времен года. Он не чета тем пышным садам, что цветут на вольном воздухе, под лучами солнца. Едва минует майская жатва, пчелы, подобные вам, Роза, пчелы с тонкой талией, с золотистыми усиками и прозрачными крылышками, собрав свои взятки, улетают, проскользнув сквозь решетку, прочь от холода, одиночества, тоски, чтобы в другом месте искать ароматов, теплых испарений… да наконец, счастья!

Роза смотрела на Корнелиса с улыбкой, но он этого не видел, ибо устремил взор к небу.

Вздохнув, он продолжал:

– Вы покинули меня, мадемуазель Роза, чтобы не упустить наслаждений всех четырех времен года. С вашей стороны это вполне естественно, я не жалуюсь, да и какое право я имею требовать от вас верности?

– От меня – верности?! – вскричала Роза, заливаясь слезами и уже не стараясь скрыть от Корнелиса эти капли жемчужной росы, катившиеся по ее щекам. – Значит, я не была вам верна? Я?

– Увы! – простонал наш герой. – Какая же это верность – бросить меня умирать здесь одного?

– Но, господин Корнелис, – возразила Роза, – разве я не делала для вас все, что могло доставить вам удовольствие? Я же занималась вашим тюльпаном!

– Сколько горечи в ваших словах, Роза! Вы корите меня за единственную чистую радость, что выпала мне на долю в этом мире.

– Мне не за что упрекать вас, господин Корнелис, разве только за глубокую печаль, которую я пережила, когда в Бюйтенхофе мне сказали, что вы приговорены к смерти.

– Но вам не нравится, что я так люблю цветы, моя нежная Роза?

– Я ничего не имею против вашей любви к ним, господин Корнелис, но мне грустно, что они вам дороже, чем я.

– Ах, милая, дорогая моя возлюбленная! – воскликнул Корнелис. – Посмотрите, как у меня дрожат руки, как я бледен, послушайте, как бьется мое сердце! Ведь все это не оттого, что мой черный тюльпан улыбается мне и зовет меня, нет, это потому, что вы мне улыбаетесь, склоняетесь к моему окошку и мне кажется – не знаю, правда ли это, – что ваши прекрасные руки, ускользая от моих, все-таки жаждут их коснуться, я ощущаю, как пылают ваши щеки за этой холодной решеткой. Роза, любовь моя, растопчите луковицу черного тюльпана, уничтожьте надежду на его рождение, погасите нежный свет этой чистой, чарующей мечты, которой я привык утешаться изо дня в день, да будет так! Больше никаких тюльпанов с их пышными венчиками, изысканной грацией, божественной причудливостью! Отнимите у меня все это, вы, цветок, ревнующий к другим цветам, отнимите, только не лишайте меня вашего голоса, ваших пленительных движений, звука ваших шагов на этой крутой лестнице, блеска ваших глаз в полумраке коридора, оставьте мне веру в вашу любовь, непрестанно согревающую мое сердце. Любите меня, Роза, ведь я чувствую, что люблю вас, вас одну!

– После черного тюльпана, – вздохнула девушка, но губы Корнелиса наконец смогли дотянуться сквозь железную решетку до ее теплых ласковых рук – она больше этому не противилась.

– Прежде всего, что ни есть на свете, Роза…

– Должна ли я вам поверить?

– Так же, как вы верите в Бога.

– Хорошо. Ведь любовь ко мне вас не обязывает почти ни к чему.

– К несчастью, это так, дорогая Роза. Зато вас обязывает.

– Меня? – удивилась она. – К чему это может меня обязывать?

– Прежде всего к тому, чтобы не выходить замуж.

Она улыбнулась:

– Ах, вот вы какой! Сущий тиран! Вы обожаете свою красавицу, и думаете, и грезите только о ней, когда вас приговорили к смерти, вы, идя на эшафот, посвятили ей свой последний вздох, но от меня, бедной девушки, вместе с тем требуете, чтобы я пожертвовала ради вас своими мечтами и стремлениями.

– Да о ком вы толкуете, Роза? Какая еще красавица? – изумился Корнелис, безуспешно стараясь вспомнить, на какую женщину могла бы намекать его собеседница.

– Ну как же, сударь? Я говорю о брюнетке с тонким станом, прекрасной брюнетке со стройными ножками и аристократической головкой. Конечно, о вашем цветке.

– Красивая выдумка, – усмехнулся Корнелис. – Однако, милая Роза, именно вас, помимо вашего или, вернее, моего ухажера Якоба, окружает множество довольно бойких поклонников. Вспомните, разве не вы сами мне рассказывали о студентах, офицерах, приказчиках Гааги? Что, неужели в Левештейне нет приказчиков, офицеров и студентов?

– О, и здесь есть, и даже много.

– И они вам пишут?

– Пишут.

– А теперь, когда вы умеете читать…

У Корнелиса вырвался вздох при мысли, что ему, злополучному узнику, Роза обязана возможностью читать любовные письма, которые шлют ей его соперники.

– Что же! – заметила девушка. – По-моему, читая эти записки, я, господин Корнелис, лишь исполняю ваши указания.