Убийство в кибуце - Батья Гур

Михаэль решил промолчать.

— Тебе лучше глаз не спускать ни с Дворки, ни с Моше, ни со всех остальных.

Эта перепалка произошла на совещании, где обсуждались сроки расследования. В отличие от ворчания Арье Леви, начальника иерусалимского подокруга, слова Нахари всегда имели больше смысла.

— Я ничего не имею против того, чтобы расследование продлилось на несколько дней дольше, дело будет солиднее выглядеть в суде, но в этом случае фактор времени имеет огромное значение в свете рисков, на которые мы идем. Я хочу сказать, что если твой кролик-тигр не выскочит из леса в течение ближайших двух недель, то тебе придется иметь дело с целым кибуцем уставших от напряжения людей. Люди долго так не выдержат. Каково просыпаться каждое утро с мыслью о том, что кто-то в твоей семье — убийца? Я не знаю, чем это может закончиться. Что ты будешь делать, если кто-нибудь из них совершит самоубийство? А такие случаи уже были. — Михаэль хотел было открыть рот, но Нахари поднял руку и сказал: — Я знаю, я знаю, что вы работаете с психически здоровыми людьми, но есть вещи, которые вы не можете контролировать. Помимо всего прочего, длительный стресс делает кроликов очень опасными. Вы должны прийти к какому-нибудь результату. Пусть это будет не окончательное решение, но, по крайней мере, направление, в котором следует двигаться. Про тебя говорят, что ты умен, а иногда способен на чудеса. — Здесь Нахари прервал свою длинную речь, чтобы лизнуть кончик сигары, церемонно раскурить ее и продолжить свое выступление. — Я уже не говорю о том, что Авигайль была внедрена в кибуц. Наша страна не настолько велика, чтобы однажды она не встретила своего знакомого. Поэтому долго правду о ней скрывать не удастся. Да и ты по ночам пробираться к ней незамеченным долго не сможешь. Или тебя увидят, или подслушают, о чем вы с ней говорите.

Михаэль отложил газетку и, тяжело ступая, пошел в туалет, который находился рядом со зданием старого секретариата. Там, склонившись над треснутой раковиной, он подставил голову под струю холодной воды. Пока он вытирал голову армейским вафельным полотенцем, которое Моше предусмотрительно оставил на его кровати, он думал об Авигайль и о том, что ее струящиеся шелковые волосы — слишком слабая защита в нынешней ситуации. Вдруг он подумал о Майе, и его пронзила почти физическая боль и тревога за нее, а потом в сознании снова, как удары барабана, зазвучали предостерегающие слова Нахари.

Статья Оснат была помещена в рубрике «Колонка секретаря» и оказалась зажатой между сообщением о завершении сбора хлопка и поздравлениями некому Деди по случаю окончания лётных курсов. Статья оказалась отчетом о семинаре, на котором присутствовали секретари десятков сельскохозяйственных поселений и обсуждалась тема «Взаимная свобода в кибуце». Он уже несколько раз перечитывал предпоследний абзац, как будто хотел выучить его наизусть:

Помимо всевозможных вопросов, обсуждавшихся на семинаре (например, распространяется ли наша свобода на растрату общественных фондов или продажу общественной собственности даже в тех случаях, когда такая продажа делается во благо всех, или могут ли отдельные руководители вести себя так, словно им закон не писан), все признавали наличие серьезного кризиса, который нельзя преодолеть, изменив всего лишь отдельные статьи и правила. Необходимо подвергнуть смелому и разумному пересмотру основополагающие принципы существования кибуцев.

Затем его взгляд снова упал на отчет секретариата о предоставлении кредитов детям кибуца, которые в течение года проживают за его пределами. Он механически запомнил слова о том, что кредит предоставляется для обзаведения на новом месте и подлежит погашению в течение четырех месяцев. После этого он снова вернулся к сообщению Оснат, в котором последний абзац звучал следующим образом:

Кибуц должен перестроиться как общество, в котором личное является целью, а коллективно-эгалитарное — лишь средством (которые выше всех остальных) для развития и реализации устремлений каждой личности. Такой кибуц сможет конкурировать с такими же кибуцами на рынке за достижение «хорошей жизни», которая обретает все большее значение на фоне уменьшающегося значения идеологии и основных ценностей сионизма. Атмосфера тем не менее совсем не мрачная, поскольку мы видим, что можно сделать с огромным человеческим потенциалом, который оказался на историческом перекрестке и решает, каким путем идти дальше. И как только станет ясно, какой путь мы должны выбрать, движение вперед возобновится с новой силой.

Вся статья была полна благородных лозунгов, и похоже, что ее написали, не меняя ни слова в материалах семинара. Но его заинтересовала фраза из предыдущего абзаца, которая отличалась деловым тоном и стояла в скобках.

Забыв об осмотрительности, Михаэль понял, что нужно действовать, не теряя ни секунды, и кинулся к столовой. Моше еще не было, и Михаэль налил себе чашку кофе, добавил в него молоко, взял булочку с сыром и намазал на нее оливковую пасту. Потом выбрал место за дальним столиком и сел. Было начало восьмого, и в зале сидело всего несколько человек в комбинезонах, молча поглощая завтрак. В противоположном конце зала он увидел Гуту, обутую в свои обычные резиновые сапоги. Она была поглощена нарезанием салата. Когда чашка оказалась пустой, он отодвинул от себя недоеденную булочку, не в силах заставить себя отнести ее к контейнеру для объедков, и вышел из столовой. Контейнер назывался колбойником, но Михаэль вспомнил, что так же называли таких людей, как Дейв, который мог починить все, что угодно. Ему стало интересно, как одно и то же слово могло означать мусоросборник и мастера на все руки.

Моше уже был в своем кабинете. Михаэль слышал его голос через открытую дверь. Заглянув внутрь, он увидел лишь спину Моше, который говорил по серому телефону, развернув вращающееся кресло и глядя в открытое окно. Михаэль тоже стал разглядывать видневшуюся в окне лужайку, обсаженную кипарисами. Лишь немного погодя, он постучал в дверь и попросил разрешения войти. Моше был бледен. Разговор он закончил очень неожиданно, произнеся: «Сообщите мне, когда будет подсчитана сумма ущерба». После этого он повернулся к Михаэлю, который спросил, все ли в порядке. «Ничего нового, — сказал со вздохом Моше, — шакал забрался в курятник и устроил там погром».

Михаэль достал местную газетку из коричневого конверта, расправил ее и выложил перед Моше на аккуратную стопку бумаг, лежавшую посреди стола.

Моше просмотрел ее и после этого спросил:

— А в чем проблема?

— Есть ли в этом номере что-нибудь, что вызывает у вас особую озабоченность? — Михаэль рассеянно достал фломастер из самодельного стаканчика, сделанного из выкрашенного в синий цвет цилиндрика от рулона туалетной бумаги и укрепленного на картонке с разноцветной надписью: «ПАПОЧКЕ ПО СЛУЧАЮ ЕГО НОВОЙ РАБОТЫ».

— Вроде ничего, — сказал Моше, добавив: — Но я не настроен сегодня разгадывать загадки. Почему бы вам просто не сказать, чего вы хотите? — Он перевернул страницу и посмотрел на фото, запечатлевшее уборку хлопка. На мгновение его взгляд затуманился, когда он посмотрел на парня в углу фотографии: — Это мой старший сын, а рядом — сын Оснат. — Он вздохнул, а потом тоном полного непонимания спросил: — И что вы здесь такого нашли?

— А почему вы сами не хотите это прочесть? — и Михаэль кончиком фломастера указал на «Колонку секретаря».

Моше поднял страницу, отодвинул ее подальше от своих глаз и стал читать. Михаэль заметил, что при этом он шевелил губами. Закончив чтение, он закрыл глаза рукой и сказал:

— Я прочел, но все равно ничего необычного не увидел. К чему вы клоните?

Михаэль спокойно опустил его ладонь на прочитанную страницу:

— Вот смотрите, здесь в скобках написано кое-что странное.

Моше перечитал предложение, потом, выделяя каждое слово, произнес его вслух, словно зачитывал перечень товаров, которые ему нужно было приобрести в магазине. Затем он закрыл глаза, закачал головой и сказал:

— Все равно не пойму, к чему вы клоните.

— Как вы понимаете эту фразу? — спросил Михаэль.

— Никак не понимаю, меня не было на этом семинаре.

— Был ли кто-нибудь еще на этом семинаре из кибуца, кроме Оснат?

— Я не знаю, — ответил Моше, — просто не помню. Посмотрите на дату: уже полгода прошло. Неужели можно помнить такие вещи?

— Неужели никто на нее не обратил внимания?

— Все эти бесконечные вопросы уже изрядно меня раздражают, — ответил Моше. — И когда все это закончится? — После некоторой паузы, уже более спокойно он произнес: — Извините меня, это от бессонницы. Да и то, что у нас происходит, это далеко не пустяк. Да еще история с моим отцом, которая тоже никуда нас не продвинула.