Пять президентов - Павел Багряк

Джекобс на негнущихся ногах сделал несколько шагов к двери президентского кабинета и, мурлыкая детскую считалку: «Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать», переступил порог.

За столом сидел президент и что-то писал.

– Я иду искать, – вслух сказал Джекобс.

– Что? – Президент поднял голову. – В чем дело, Джек? Я тебя не звал.

– Ах, не звали? – Джекобс широко улыбнулся. – Очень хорошо.

Он повернулся, как манекен, и вышел. «Что-то философы путают, – грустно подумал Джекобс. – Раз президент на месте, то и сигара должна быть на месте». Он осторожно покосился: сигара была на месте. «А если это мой президент, то значит…» – и его посетила неожиданная мысль.

– Кен, – сказал он, снова входя к президенту, – похоже, вам нужна машина.

– Машина? – Президент оторвался от бумаг. – Я не просил никакой машины.

– Выходит, речь в благотворительном обществе вы произносить не будете?

– Какая речь? Ты видишь, Джек, я работаю.

– Допустим, вижу. Но это еще ничего не значит. Так вам не нужна машина?

– Джек, ты мне мешаешь.

– А в зоопарк вы тоже не поедете?

– Что-о?! – Президент отшвырнул ручку, и она прокатилась по бумаге, разбрызгивая кляксы.

Лицо Джекобса излучало кротость.

– Что с тобой, Джи?

– Ничего. Я почему-то решил, что вы хотите выступить по радио.

– А-а… Э-э… – Президент попятился вместе с креслом. – Джекобс, кто-то из нас сошел с ума!

– Не я.

– Боже… Какой сегодня день?

– Воскресенье.

– Суббота, Джекобс, суббота! Приди в себя!

– Воскресенье. Желаете убедиться?

Джекобс на негнущихся ногах подошел к столу, набрал номер и с улыбкой протянул трубку президенту.

– Сегодня, в воскресенье, – донеслось оттуда, – жителей столицы с утра ждет малооблачная погода без осадков, во второй половине дня…

Президент обмяк.

– О Господи! – вырвалось у него. – Воскресенье! А что я делал с тех пор, как выступил на митинге филателистов?

– Определенно могу сказать: не лечился, Кен, хотя неплохо было бы подлечиться.

"А вот сейчас я расскажу ему про философов, – подумал Джекобс, – и подам воды, и мы славно потолкуем о проекциях моего "я", а то, чего доброго, бедняга и вправду подумает, что я сошел с ума".

– Джек, – президент взял себя в руки, – суббота сегодня, воскресенье или понедельник, и пусть хоть весь мир спятил, но это еще не дает тебе права мешать мне работать. Уходи и соедини меня с Дороном.

– А врача не надо?

– Не надо.

– И вы никуда не поедете?

– Никуда.

Джекобс чуть не рассмеялся:

– И не надо присылать вам Арви?

– Я занят! – взорвался президент. – Ты что, не понимаешь, что я работаю?

– А в дурака мы еще будем с вами играть? – не сдавался Джекобс, давясь от еле сдерживаемого смеха.

– Вон! – заорал взбешенный президент.

– Ну как знаете, Кен, – невозмутимо ответил Джекобс. – А то я могу принести вам сигару.

Состояние духа Джекобса было теперь непробиваемо, как железобетон.

Этого, однако, нельзя было сказать о Таратуре. Час шел за часом, в канаве оглушительно стрекотали кузнечики, солнце раскалило кузов машины, над пустынным шоссе заструились серебристые переливы марева. А из усадьбы никто не выезжал.

«Четыреста восемьдесят семь… Четыреста восемьдесят восемь… Четыреста восемьдесят девять…» – считал Таратура, вывинчивая и снова завинчивая запальную свечу. Когда счет достиг пятисот, Таратура не выдержал.

– Шеф, – крикнул он в микрофон рации, – с пятым, похоже, осечка! Его до сих пор нет! Прием.

– Черт с ним, – после секунды молчания ответил Миллер. – Хватит и четырех. Возвращайтесь.

4. ВЫЗОВ ДОРОНУ

По воскресеньям первую половину дня Дорон работал.

Это не значило, что Дорон не умел отдыхать. Напротив. В воскресенье он позволял себе встать на час позже, не торопясь – за стаканом черного кофе, – перечитывал ночные донесения, перелистывал утренние газеты и тем самым сразу включался в ритм жизни планеты. Дорон был и мудр и равнодушен; в донесениях он видел смысл и содержание истории, к творцам которой причислял и себя.

Программу второй половины воскресенья готовил Дитрих, который точно угадывал желания и фантазии своего генерала. Поэтому вечером Дорону предстояла либо стрельба из лука по летучим мышам, либо поездка в варьете, ужин при свечах с певицами, развлечения в духе Борджиа, пасторальные танцы. В одном он был уверен твердо: Дитрих не ошибается и вечер будет приятным, интересным, запоминающимся.

В этот день все шло, как и всегда. До обеда было еще далеко. В углу кабинета то и дело раздавался пулеметный стук телетайпа, и Дитрих неслышно клал на угол стола бумаги с нулями и единицами. Дорон, погруженный в обдумывание, не замечал своего секретаря. В эти часы Дорон оставался сверхточной и сверхлогичной вычислительной машиной.

– Осмелюсь побеспокоить, господин генерал. – Дитрих воспользовался секундным перерывом в размышлениях Дорона, точно им угаданным. – Сейчас объявили, что по радио будет выступать президент.

– Стоит ли слушать эту болтовню? – вслух спросил себя Дорон. – Ладно, включи.

Дорон гордился своим умением делать сразу несколько дел: думать, писать, слушать. Гай Юлий Цезарь, говорят, тоже обладал таким качеством.

Мурлыкающую речь президента он слушал вполуха, но сразу отметил некоторое своеобразие выступления: президент много и с жаром говорил о регби. Мысли генерала текли параллельно, не мешая друг другу. «Если Ла-Ронг действительно осуществит операцию на гене, то это открытие должно принадлежать нам…»; «Чего этот старик так напирает на регби? Нет ли тут тайного политического хода?»; «Ла-Ронг работает в нищей стране. Переманить его, вероятно, не составит большого труда. Но если он патриот…»; «Надо было сразу догадаться. Президент – умница. Какой тонкий ход: привлечь перед выборами на свою сторону болельщиков регби!..»; «…тогда нужно будет организовать против Ла-Ронга газетную кампанию. Подрыв религии, связи с коммунистами. Ему уже некогда будет заниматься наукой. Не грубо ли?»; «Да, у президента надо поучиться. Как заливается!»; «Нет, другой план лучше. Надо будет устроить Ла-Ронгу видный административный пост. Если патриот, клюнет. Благо народа, благо страны… и все время уйдет у него на совещания, заседания, председательство, руководство. Это хорошо. Изящно и действенно»; «Можно подумать, что от правил регби зависит ход государственной политики. Интересно, сам президент всерьез принимает свои речи?»