Порабощенные сердца - Хилл Эдит

— Ты хорошо сделал, что встретил их. Теперь тебе надо научиться драться с ними.

Светлая головка медленно поднялась. Крупные слезы стекали по грязным щекам. Дафидд пытался сжать дрожащие губы, но худенькое тельце ходило ходуном от напряжения и эмоций, и он тяжело дышал.

— Я н… н… не могу, — наконец выдавил он, всхлипнул и опустил от стыда голову.

Гален присел рядом с ним на корточки.

— Если человек не учится стоять, он всю жизнь будет ползать.

— Хромые так и делают — ползают!

Быстрый ответ Дафидда был достаточно сердит, и Гален понял, что желание драться все еще оставалось у него.

— Нет, — быстро ответил он. — Это делают трусы.

Дафидд покачал головой.

— Ты не понимаешь, — прошептал он почти про себя. — Тебе легко быть храбрым. Ты сильный, а у меня это! — Сжатым кулаком он ударил по своей уродливой ноге. Потом, будто вынуждая Галена отвергнуть правду, он, подняв голову, взглянул ему в глаза.

Гален схватил мальчика за запястье. Глядя прямо в голубые глаза, он прижал его кулак к груди. Сквозь одежду ощущалось биение его сердца.

— Но у тебя есть еще и это — сердце, которое не обращает внимания на недостаток. — Он положил свободную руку на больную ногу. — Выбирай, Дафидд. Если хочешь, я научу тебя драться.

Он отпустил мальчика и встал, ожидая ответа.

Но Дафидд не поднимал головы и смотрел перед собой невидящим взглядом.

— Хорошо. — Гален пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Сделав несколько шагов, он услышал тихий голос.

У него возникло то же чувство, которое он испытал ранее, когда Сита сказал ему, сколько времени осталось. Гален глубоко вздохнул и вновь постарался отбросить чувства.

— Завтра. — И не оборачиваясь, ушел.

Глава 15

Рику разбудили не звуки, а их отсутствие. Она так привыкла к ритмичному дыханию римлянина, что проснулась, не услышав его. Сев, оглядела темную хижину. После той грозовой ночи и просьбы остаться Гален устроил себе постель здесь, перед дверью.

Сначала это переселение оправдывалось целесообразностью — он должен быть близко, если понадобится его помощь. Но когда Рика оправилась после родов, Гален не вернулся в стойло. Может быть, просто оставил за ней право принять решение, или, как и она, понимал: он имел право быть здесь, право, которое пересиливало все неприличие проживания под одной крышей. Слишком многое связывало их, чтобы отношения оставались прежними.

Рика приподнялась и замерла, услышав не стук топора, а глухие ритмичные удары. Любопытствуя, она приподнялась, машинально сняла свою полосатую накидку с колышка и пошла к выходу. В дверях остановилась и накинула ее на плечи.

Прозрачный туман окутывал двор, делая еще более темными и загадочными эти короткие минуты между концом ночи и восходом солнца. Рика поежилась и взглянула налево в направлении звуков, поднявших ее с теплой постели.

Между хижиной и участком, который Гален расчистил от наступающего подлеска и где она собиралась весной разбить огород, он копал землю лопатой и киркой. Но копал не грядки для будущего огорода, а яму, назначение которой она не могла понять — яма была слишком мала для хранения урожая.

Рика постояла в дверях, наблюдая. Несмотря на пронизывающий, холодный и влажный воздух, Гален работал, раздетый до пояса. Или ему жарко от работы, или он вообще не мерзнет. Рика вспомнила другую, недавно вырытую им яму. Действительно недавно, если измерять время днями, и целую жизнь назад, если мерило — события и перемены.

Наконец она тронулась с места и подошла к Галену, который, присев на корточки, измерял глубину ямы.

— Я хотела спросить, что ты делаешь, — начала она, объявляя о своем присутствии, — но теперь ответ мне ясен. Вместо этого спрошу — зачем?

Он повернул голову и посмотрел на нее. И Рика снова удивилась напряженному выражению его лица. Вчера, после возвращения с рынка, его поведение изменилось, стало странным, отстраненным, будто он целиком был поглощен своими мыслями. Сейчас, не ответив, он снова посмотрел на яму и, видимо, удовлетворенный, выпрямился.

— Яму для столба, который послужит мишенью для обучения бою.

— Мишень? Обучение? Я не понимаю.

Он глубоко вздохнул и нетерпеливым жестом провел рукой по волосам.

— Все очень просто. Я хочу научить Дафидда искусству обращения с оружием, чего он лишен по ордовикским законам из-за своего изъяна.

Резкость ответа и его смысл заставили Рику отшатнуться. Она смогла только выдавить:

— Зачем?

Гален нахмурился. Казалось, он вообще откажется от объяснений. Но все же он кратко объяснил:

— Вчера Дафидда побила группа старших мальчиков. У него хватило смелости не убежать, даже когда они расправились с ним, но это повторится. Он должен научиться драться и защищать себя.

Рика не расслышала и половины сказанного. В ее воображении сразу возникли ужасные сцены, как маленький мальчик противостоит огромной толпе.

— Ты говоришь, что видел нападение и не сделал ничего, чтобы остановить его?

Лицо Галена напряглось.

— Это не мое дело.

Месяц назад после таких слов она, не раздумывая, бросилась бы на него в ярости. Но не сейчас. Он выиграл битву за веру в него. Рика уже знала его способность к состраданию и неподдельность чувств к мальчику, поэтому ее гнев гасила неуверенность.

— С тех пор как я тебя узнала, этот железный ошейник не означал для тебя ничего более чем неудобство. Не могу поверить, что положение раба помешало тебе прийти ему на помощь.

Гален позволил себе слегка улыбнуться.

— Конечно, я имел в виду совсем другое. — Он снова стал серьезным. — Это не мое дело потому, что вмешательство покрыло бы его еще большим позором, чем избиение.

— Лучше опозориться, чем быть избитым!

— Это женский ответ. Мужчины думают иначе.

Первый порыв был возмутиться. Но потом она поняла, что в этих словах нет ничего унизительного.

— Какое это имеет значение, — холодно возразила Рика, — женский или мужской мир. Дафидд — это ни то, ни другое. Он мальчик, хромой мальчик.

Лицо Галена исказила внезапная вспышка гнева.

— Если его и дальше будут считать таким, он никогда и не станет другим.

Рика вздрогнула от резкости его голоса. Что же все-таки случилось, что нарушило, казалось, непроницаемый заслон, скрывавший его чувства.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она снова.

— Потому что это должно быть сделано. — Вдруг он схватил ее за кисть и притянул к себе. Взгляд был почти умоляющим. — Послушай меня, Рика, и постарайся понять. Ему нельзя больше держаться за твою юбку. И ты не должна следить за ним и защищать его. Да, он еще мальчик. Но когда-нибудь он станет мужчиной. Он должен научиться сражаться… и он должен научиться убивать.

— Нет! — Крик вырвался невольно. Рика была настолько поражена, что упала бы, если бы он не держал ее. Но сколько ни старайся сопротивляться, эти слова справедливы. Она беспомощно встретила его твердый взгляд. — Но по какому праву ты решаешь за него?

Он покачал головой.

— Я не решаю. Выбор был за ним. Когда он сделал его, я просто предложил научить его.

— Но по какому праву? — снова спросила она, внезапно задрожав, но так и не почувствовав, что накидка соскользнула с плеч и лежала у ее ног на холодной, мокрой земле.

— По собственному. — Гален нагнулся и поднял накидку. Выпрямившись, он опять взглянул ей в глаза. В темном взгляде было все то же странное выражение невысказанной уверенности, смягченной безмолвной просьбой о понимании. — У него нет отца, и ни один воин племени не предъявляет своих прав на него. Пока я здесь, это сделаю я. Предъявляю свое право и использую его, чтобы научить Дафидда всему, что необходимо для мужчины.

Рика заморгала, стараясь удержать непрошеные слезы.

— Ты не ордовикский воин, римлянин. И сознаешь ты это или нет, но рабский ошейник все еще сковывает твою шею. Ты не можешь претендовать на Дафидда.

В его темных глазах зажегся огонь.