Тайландский детектив - Ирина Баздырева

Музыка смолкла. Вонг так и не отстранился от нее, не отпуская от себя, да и она, не стремилась освободиться. Неожиданно в круг их отрешенности, многозначительной недосказанности и обещания, что вот-вот откроется нечто важное для них, ворвалась Зоя:

— Катя, ты мне нужна. Прошу прощения, г-н Вонг, но это срочно.

Хрупкое чувство единения рухнуло, распавшись, освобождая обоих, но оставляя в их душах отзвук, только что пережитого. Замкнувшийся Вонг, нехотя отпустил Катю, и отступив от нее, поклонился, а Зоя, подхватив ее под руку, потащила за собой. Опомнилась Катя на скамейке где-то в глубине парке, куда увела ее Зоя.

— Что случилось? — спросила она Зою, думая о том, что с ней только что произошло, да и было ли это на самом деле, или все это лишь плод ее разгоряченного близостью Вонга, воображения.

— Ничего не случилось, — пожав плечами, ответила Зоя, — но если бы ты только видела себя со стороны, то не спрашивала… У тебя был такой перепуганный вид, что я решила, что тебя надо спасать…

— Спасибо, — вздохнула Катя. Меньше всего она хотела, чтобы ее спасали. — Уверяю тебя, ему тоже пришлось не сладко — я пообступала ему все ноги.

Они засмеялись.

— Что он здесь делает? — Зоя протянула Кате бокал с шампанским, который прихватила по дороге.

— Не знаю. Я сначала вообще не узнала его.

— А он тебе что сказал?

— Господи, да когда он что-нибудь мне говорил?

— Да уж, еще тот молчун, — из Катиных рук Зоя взяла обратно бокал и отпила шампанское. — Что-то похожее на эмоции, у него я заметила только сейчас.

— Ну, один раз он все-таки удивился, — засмеялась Катя. — Это когда я материлась…

Зоя поперхнулась.

— Что ты делала? Материлась?! Ты?! — прокашливаясь, сдавленно спросила Зоя, недоверчиво глядя на нее.

— Ну, да… Когда вела машину.

— Ты умеешь водить машину! — во все глаза смотрела на Зоя.

— Нет, конечно. Но именно это я и пыталась ему сказать.

— А он?

— Поинтересовался: верно ли, что это и есть русский мат.

Они посмеялись, поболтали, допивая шампанское из одного бокала. Вечер был чудесным, жара спала. Резко пахло жасмином, цитрусами и еще чем-то пряным. Со стороны бассейна слышалась негромкая музыка.

— Я пойду. Спать очень хочется, — поднялась Катя. — Ты остаешься?

— Да. Это моя последняя ночь в Таиланде и она просто чудесна! — Зоя вздохнула, поднявшись вслед за Катей. — Пойду к гостям. Может даже удастся разговорить твоего молчуна если ты, конечно, не против.

— Ради бога… — разрешила Катя, понимая, что Зоя дразнит ее, но почувствовав болезненный укол ревности, поспешила сменить тему: — Как твои переговоры с адвокатом?

— Ничего не обещает, даже не обнадеживает, но завтра с утра летит в Чиангмай — знакомиться с делом. А, что тебе сказал посол? Я видела, ты с ним разговаривала.

— Сказал, что ничего сделать нельзя и мне придется остаться, — вздохнула Катя.

— Не понимаешь ты своего счастья, — вслед за ней вздохнула Зоя. — Тогда до утра?

Они поцеловались, пожелав, друг другу доброй ночи, и разошлись — Зоя обратно к обществу и музыке. Катя к дому, погруженному в сонную тишину.

Когда он смотрел на очертание ее щеки, подбородка, лба, на то, как тепло белеет ее лицо в вечерних сумерках, рассеянного светом бумажных фонарей, он испытывал незнакомую прежде щемящую нежность. Не переставая раскланиваться, здороваться, что-то отвечать, произносить дежурные фразы, он не упускал ее из виду. Он смотрел на нее боясь пропустить, что-то важное, главное, что вот сейчас откроется ему в ней. Движение ее губ, подрагивание ресниц, внимательный открытый взгляд, мягкое выражение лица, все хранило затаенную печаль. У него пересыхало во рту, и сжимало сердце от мысли, что время безжалостно отсчитывает последние минуты до ее отъезда и больше он уже никогда не увидит ее. Невозможно было даже думать об этом. Как ему быть без нее? Шквал чувств, обрушиваясь, не давал вздохнуть, перехлестывал, топил с головой.

Никогда он не испытывал чужого влияния, считал лишним делиться с кем-то своими мыслями, сомнениями, переживаниями. Ему не нужны были свидетели его колебаний и тяжких раздумий. Только он был хозяином своей жизни, полностью отвечая за свои поступки, не очень заботясь о том, как воспринимают их другие. Он никогда не принимал не обдуманных, спонтанных решений, до сей поры…

Когда он, наконец, принял твердое решение забыть ее, вдруг сорвался в Бангкок вслед за ней. Но ни капли не жалел о безрассудствах, которые совершал в последнее время. Просто он обрел центр своего мироздания. Теперь в его жизни главенствовала Она и у него не было желания, ни даже мысли противостоять ее вторжению. Она как будто всегда была в его жизнь, только, почему-то, он немного подзабыл об этом, но зато сразу признал ее права на него. Более того он желал дать ей больше, чем имел, сложив к ее ногам свою гордость, скептицизм, свободу, тихо желая взамен одного — видеть ее.

Он пытался выбросить из головы фаранго, но кончилось тем, что вообще перестал спать от тревоги за нее, а в те редкие минуты, когда все же засыпал, она снилась ему. Он привел себе все разумные доводы, какие только мог, но только больше убеждался, что любит ее и уже ни за что не откажется от своей любви. Ей об этом знать было не обязательно. Разумеется, он не должен был ехать сюда. С той самой минуты как увидел ее, он совершал глупость за глупостью.

До сих пор в его душе и в мыслях она присутствовала лишь неясным образом, теперь он видел свою смутную грезу во плоти — такую живую, переменчивую, слишком красивую и настолько хрупкую, что он испытывал нешуточный страх, боясь за нее. И хотел одного: коснуться ее. Он бы, невидимо, тенью следовал за ней, оберегая ее жизнь, от которой зависело существование его Вселенной.

Она, что-то сказала и улыбнулась. И это была та тайна, которую он пытался разгадать. Улыбка любимой — смысл его жизни. Все его предыдущее существование восходило к нему. Как все просто. Но как все прекрасное, ее улыбка была мимолетной.

Он попытался вспомнить себя самого до встречи с ней: он что-то делал, чем-то занимался, чего-то добивался, гордясь и считая значимым и важным какие-то усилия и достижения, которые сейчас казались пустяками. И теперь, когда его любовь была болезненно обострена страстью, он понял, что не жил, а просто существовал до Нее. Будто, очнувшись, он заново увидел мир, осознав, что все в нем имеет свой смысл.

С тем, что больше не увидит Ее, он смирился, потому что в его жизни Она будет всегда. Он познал счастье и всегда будет счастлив зная, что на этой земле есть Она. Он любил ее. Очень. Он не думал, что сможет так, решив, что душа его ссохлась, умерла для подобного. Но любовь опалила ее и сожгла все наносное, как сухой тростник. Она скрутила его судьбу, связав ее в узел, который он не сможет уже развязать.

И теперь здесь, на этой вечеринке, он для того, чтобы последний раз невидимо побыть рядом с ней, смотреть на нее. Будь его воля, он бы все отдал лишь бы быть с ней, быть ей необходимым, просто быть в ее жизни. И вместе с тем, он ничем не хотел омрачать ее долгожданного отбытия на родину. Он мучился ее тоской и удивлялся, как этого не видят другие. Ее радость не должна быть замутнена его страданиями, его муками, его страстью. Она никогда не узнает о его любви. Зачем? Разве она может полюбить такого как он? Разве у него есть шанс? Надо уйти прямо сейчас, чтобы не разрывалось сердце от боли, но как желанна эта боль. Еще чуть-чуть он полюбуется на нее и уйдет, бережно унося свое богатство, храня его в сердце и памяти. Оно будет с ним в страшные минуты одиночества. Судьба щедро одарила его, но как же она поскупилась.

Кате не хотелось спать. Ей хотелось одиночества и тишины. Слишком сильным было впечатление от встречи с Вонгом и от открытия, что он, оказывается, ей далеко не безразличен. Подмывало вернуться к бассейну и поговорить с ним. Просто поболтать. И повод для этого имелся: узнать какими судьбами он в Бангкоке и сказать спасибо за то, что она до сих пор жива. Тем более Вонг, который «не играл мускулами», а сдержанно улыбался, привлекал ее много больше. И она обязательно бы вернулась к нему, если бы не боязнь вновь испытать те необычайные чувства, что она пережила танцуя с ним. Она могла ошибаться на его счет, но только не на свой. Таиланд не желал отпускать ее, прочно привязывая к себе и самое разумное было сбежать и не испытывать судьбу. Она успокоиться, совладает со своими чувствами и если, даст бог, встретиться с ним завтра, то сможет спокойно поблагодарить его за все и попрощаться с ним.

Поднявшись по лестнице, освещенной разноцветными фонариками, Катя повернув в небольшой коридор, уставленный у стен кадками с икебаной, подошла к своей двери.

— Катя, — произнесли рядом, и у нее дико забилось сердце.