Всадник - Анна Одина

После этого доктор наконец ушел, а инквизиторы, помявшись, принялись играть в карты.

4. Коронация: Oh nube che lieve[116]

Стены обширного зала с высокими потолками и узкими стрельчатыми окнами были украшены ветхими красно-белыми шпалерами с изображениями битв, повсюду горели затейливые шандельеры с десятками свеч. У дальней стены в нише располагалось очень старое буковое кресло, принадлежавшее первому военачальнику Поселения, и сейчас оно пустовало, как и кресло поменьше по правую сторону от него – обычно в нем сидели военачальницы, в последнее время – леди Ицена. В центре зала стояли Галиат и Орах. Галиат объяснял будущему правителю, что в соответствии с древним укладом Поселения тому предстоит пройти церемонию смиренного принятия Долга.

Принимая должность, новый хозяин замка должен ходить по городу, разговаривать с представителями всех гильдий, людьми разных полов и возрастов, дабы понять, чем живут его подданные. По окончании дня и при общем стечении народа военачальник сообщит миру, что понял свой долг по управлению людьми и смиренно принимает его. Кэтанх, убиенный военачальник, не проходил церемонию, потому что должность добровольно передал ему перед смертью отец близнецов, лорд Эдар, сам выбравший из двух братьев одного во избежание наследственных тяжб. Сделал он это, закрыв глаза и полностью положившись на волю Жука, опустившего его руку на голову Кэтанха.

Назавтра на рассвете (ибо именно на рассвете начинается жизнь тех, кто поддерживает существование Замка-на-острове) Орах отправился в город в сопровождении Ицены и свиты. Помимо Галиата с ним шли Стоне – преданный слуга семьи, несколько фрейлин, верховный судья, шут Грихли и стража с вынутыми из зеленых чехлов медными карабинами. Галиат оглянулся на дворец, и ему показалось, что из окна тронного зала на процессию кто-то смотрит. Он побыстрее отвернулся от замка.

Орах, придавший поступи царственность, сжимал в руке плетенный из полос ткани повод, сложным узлом привязанный к поясу на талии Ицены. Ицена следовала на некотором отдалении, по-прежнему прикрытая редкой лиловой вуалью вдовы, ее заплетенные в рыхлые косы волосы спускались спереди до колен. Она оглядела город, в котором не бывала ни разу, и смело пошла вперед, звонко впечатывая подбитые самшитовыми звездами подошвы в стеклянные полукружья мостовой.

– Развесели нас, шутовской колпак, – велела Ицена шуту.

Грихли с обманчивой профессиональной неловкостью сделал кульбит, вызвал визг придворных и заставил верховного судью подпрыгнуть от неожиданности.

– Эх, милорд, веселись, веселись, миледи! За проливом завелись старые соседи! Как на острове дрова, а за морями печка! Уж на лысой голове подрастает гречка! – пискляво заголосил он и покатился дальше, звеня бубенцами.

– Тупоумный, пугающий идиот, – низким мрачным голосом отозвался Стоне.

Пальцы Ицены нервно сплетали и расплетали волосы.

– Скажи, Галиат, – лихорадочно схватила она за руку мудреца, – ведь он же не имеет права взять меня себе, пока Кэтанх не предан воде? Ведь нет?

– Не имеет, – вежливо разуверил военачальницу Галиат, – он вообще не имеет права взять вас насильно. Истолковать ваш союз иначе чем полюбовный невозможно. История Замка практически не знает случаев, чтобы женщина обвинила мужчину в насилии: если вы вместе, значит, вы этого захотели, а если порознь – значит, вы недостойны мужа.

Ицена, насупившись, молчала. Старый слуга Стоне недовольно оглянулся на звенящего Грихли и еще раз мрачно обозвал его, на этот раз червяком, отчего тот зашелся истерическим иканием. Один Орах весело смеялся, глядя на старания шута. Он дернул повод Ицены, и ей пришлось подойти.

– Не бойся меня, сестричка, – сказал Орах, глядя на Ицену добрыми глазами. – Я не убийца. Мы ведь похожи с Кэтанхом, правда? Глядя на меня, не видишь ли ты его? Он изменял, мог ударить… Теперь-то все будет по-другому. Твой сын будет моим сыном. Военачальник умер. Но у него был брат. У него есть брат. Поцелуй же меня.

Не глядя на Ораха, Ицена пыталась отвязать повод от пояса.

– Коронуйся сначала, Орах, – прошипела она злобно, – а там и целоваться будем. Мне что плохой, что хороший – одна печаль. Ни одному, ни другому не верила и верить не буду: одна кровь, одна гниль. Дурака своего в бубенцах целуй или вот девок… В Скаре хватает.

Терпение летописца иссякло. Галиат повернулся к процессии.

– Лорд Орах, леди Ицена… и все прочие, – заговорил он ровно и вздохнул; незакрытая половина его лица приобрела то же выражение, что и маска. – Шествие происходит во время упокоения по смерти военачальника. Не сообщим ли мы ей более подобающий дух? – Он посмотрел на шута и слугу. Шут подобрался, а Стоне довольно ухнул.

Орах нахмурился, пнул шута, и тот безвозвратно укатился в ближайший проулок. Подравняв Иценин повод, наследник трона подошел к Галиату.

– Ты прав, мудрец, – признал он. – Шутки в сторону, Рэтлскар ждет нас.

Кажется, смирилась с происходящим и Ицена.

– Благодарю тебя, мудрец, – обратилась она к Галиату. – Я и вправду ничего не могу уже сделать для лагеря, кроме как закрыть его. В Рэтлскаре будет новая власть.

Не отвечая, Галиат быстро двигался вперед, а процессия едва поспевала за ним. Они свернули в темный переулок, а оттуда – неожиданно на какую-то площадь, пересекли ее и оказались у дома с надписью: «Дихор. Кузнечных дел мастир».

– Надлежит лорду Ораху и двум от процессии пройти внутрь дома, – провозгласил преобразователь. Орах, Ицена и верховный судья вступили в кузницу.

Вот какая сцена разыгралась там:

Сцена: кузнец

Дихор выходит из закутка: О, благородные господа пришли! Значит, здравствуйте! Что желаете? Меч для рубли? Хороших стрел и колчан для женщины… то есть дамы?

Галиат:Друг мой, перед тобою будущий военачальник замка Рэтлскар и твой командир лорд Орах. Выслушай его. Ораху: Говорите же.

Орах, ласково, Дихору: Ответь на вопросы, и я куплю у тебя что-нибудь. Вот, скажем… Каково тебе было при прежнем военачальнике? Не мигая, смотрит на Дихора.

Дихор соображает, что` ему будет за ответы. Поняв, что в случае долгого молчания точно будет нехорошее, решает отвечать честно: Ну. Э. Плохо было. Я сам-то его не видел, но друга моего избили до полусмерти, потому что дорогу перешел, когда не полагалось. Приходили ко мне от него. Брали оружие просто так. Со стен снимут и уйдут. И лучшее оружие-то, не просто Жук знает что. По правде, не было у меня причин его любить. Вы других порасспросите, они расскажут. И с девочками тоже чего было… Галиат жестом останавливает его.

Ицена отрывает от рукава полосу, сморкается в ткань. Раскачиваясь, завывает: Плохо, ой, плохо…

Орах: Спасибо, кузнец. Да, брат мой был трудным правителем нашему Поселению… Но Жуки скатали его в шар. Все будет по-другому теперь. Чего ты хочешь для людей от меня?

Дихор, задумчиво: Я-то? Да порядка. Этой… стабильности. Чтоб известно было, что завтра не будет налога нового. И чтоб цены не росли, и женщин уважали. А еще хорошо бы такой суд, чтоб каждый мог прийти и сказать, кто его обидел, и тот человек тоже чтобы пришел, и пускай их тогда рассудят. Задумчиво поводит здоровенной головой и жует мясистыми губами. Мечтательно: Пожалуй, все, да вот еще говорят, там, снаружи, какие-то есть тайные оружия. Интересно бы на них посмотреть. Но это уж дело… политическое, да?

Орах, терпеливо: Хорошо. Ты хорошо сказал, Дихор. Мы должны взглянуть на книги нашего закона и подумать. Не будет от меня ни новых налогов, ни неуважаемых женщин. Так уж я устроен. Людей не граблю, женщин почитаю. Туго наматывает повод, держащий Ицену, на кулак. Теперь скажи… Готов ты идти за войной, если позовут? А? Что скажешь, Дихор?

Дихор, явно не понимая, о чем речь. А? В смысле, если война? А откуда ей взяться, войне? Мы же в крепости? Чувствует, что его собеседники помрачнели. Ну… то есть, конечно, пойду. Если позовут, пойду. Вздыхает. Надо же защищать замок. Как в пословице, ха-ха. Любишь теплую постель – люби и крышу стелить.

Орах кладет руку на плечо Дихора: Почему же крепость, как думаешь? Крепости строили, чтоб защищаться от войны. Так-то. Жестом подзывает Стоне. Свисающими из-под мышки на тесемке ножницами срезает с одежды слуги большой ясный сапфир и вручает Дихору. Держи. Дай мне оружие, которое считаешь стоящим камня. У нас впереди город.

Дихор раскрывает глаза. Гей, хе-сатеп, Жученьки мои! Этого хватит, пожалуй, на годик безбедного житья! Долгого вам начальствования, господин лорд Орах! Снимает со стены устрашающего вида топор. Это не просто топор, а от деда остался. Я его не на продажу вывесил, но вас прошу принять, значит, от меня с поклоном и нижайшей благодарностью. Чувствует, что недостаточно сказал про топор. В топоре этом специальной твердоты сталь, и острия он необычайного – в камень входит, как столовый нож в батон, чтоб мне провалиться. Затупить невозможно. С умилением смотрит на Ораха, оглядывающего топор.