Русский флаг - Александр Борщаговский

— Американ, — начал Илья миролюбиво, — возьми еще товар. Еще штуцер, порох, свинец, капканы, одеяла, котлы, — он показал смуглой, суховатой рукой на дом тойона. — Иди в избу, бери товар. Камчадал мука нужен, сахар нужен, табак шибко нужен…

— Мехов не вижу, — Магуд насмешливо оглядел Илью справа, слева и приподнялся на носках, словно желая заглянуть, не спрятаны ли меха за спиной юноши.

— Меха есть. Горностай, соболь… Выдра есть, — Илья показал на мешок, лежавший возле Буочча.

— Не вижу, — ответил Магуд. — Не хочу с нищим разговаривать.

Магуд отвернулся от Ильи.

У Ильи под смуглой кожей забегали желваки. Губы неестественно оттопырились, как будто он собирался зарычать и броситься на Магуда. Сверкнули белые зубы. Илья не спеша подошел к отцу, поднял с земли мешок и, возвратившись к Магуду, вывалил на стол содержимое. Тут были беличьи шкурки, два песца белее январского снега, горностай — добро, на которое с уважением и завистью смотрели охотники.

— Вот! — Илья гордо кивнул на стол.

Магуд скользнул равнодушным взглядом по шкуркам. Тогда Илья отобрал из кучи две волнистые шкурки песца и четыре дымчатые серо-голубые белки и положил их отдельно, на продажу.

Не задумываясь Магуд швырнул на прилавок две пачки патронов, бумажку с иголками и кусок дешевого ситца в десять-двенадцать аршин.

Ропот изумления пронесся по толпе. Такой малой цены никто не ждал. Илья тряхнул шапкой черных волос и стал складывать меха в мешок. Магуда это как будто и не касалось. Он отвернулся, громко болтая со своим подручным.

Молчание длилось долго. Охотники ждали, что купец расщедрится, прикажет принести еще товаров и станет назначать справедливую цену. Зарудный пока не вмешивался. Труднее было сдержать Андронникова. Он судорожно сжимал руку Зарудного повыше локтя и приговаривал:

— Ну и жила!.. Подлец… Разбойник!..

Наконец к Магуду приблизился Буочча, слывший самым мудрым и справедливым человеком в селении. Подойдя к прилавку, он обнажил бронзовую голову, припорошенную белым пухом. Магуд уставился на него.

— Что, старик, бородой торговать будешь?

Буочча молчал.

— Не нужна мне твоя борода.

Видя, что старик молчит, Магуд набрал пригоршню бус и поднес их к лицу Буочча. Старик не пошевелил рукой и сказал:

— Собака воет — человек молчит. Говорить с тобой буду.

— Что говорить? — огрызнулся Магуд. — Торговать к вам пришел.

— Помыслы купца, — сказал Буочча, — текучая вода.

Магуд не понял старика.

— Почему они не идут ко мне?

— К недоброму человеку и птица не летит.

— А ты кто такой?

— Буочча! — с достоинством ответил старик.

— Буочча? — Магуд не знал, имя ли это или административная должность, позволяющая старику вести себя так независимо. — Эй, тойон, — крикнул Магуд, но старосты здесь не оказалось, он незаметно исчез. — Тойон! Чертово племя! — выругался Магуд. — Ничего тут у вас не разберешь. Чего ты хочешь? — набросился он на Буочча.

— Правды.

— Какой еще правды? — Магуд чувствовал на себе презрительный взгляд Зарудного и начал терять самообладание. — Я не миссионер, а купец.

— Ты пришел к нам и сказал: будет война, — хладнокровно проговорил старик, — приедут твои соплеменники и заберут у камчадалов все: меха возьмут, девушек возьмут, юколу возьмут. Даром возьмут, ты сказал, русские им не будут мешать. Теперь пришел молодой русский начальник и сказал: камчадал будет защищать свой дом, камчадал получит ружье, порох, только стреляй врага. Правда это?

— Нет у них ружей, — проворчал Магуд, но старик не слушал его.

— Может, и правда, — рассуждал он. — Подождем, посмотрим. Недолго ждать, зимой враг не придет — твердая вода помешает. Ты когда к нам пришел? — спросил вдруг Буочча.

— Летом.

— Летом и уйдешь, — уверенно сказал старик. — Грубый человек — как одичалая собака, воет громко, а в упряжку не годится.

Зарудный почувствовал, что пора вмешаться. Тем временем Магуд вытащил из портпледа, лежавшего под столом, две большие фляги спирта, а рыжий матрос начал медленно складывать товары в дорожные мешки.

Это подействовало на часть охотников. Тут были люди, находившиеся в крайней нужде, они твердо решили не возвращаться домой без пороха и патронов, как бы дешево ни пришлось им отдать свое добро. Видя, что Магуд закрывает торг, они двинулись к прилавку. Их было всего человек пять, но Магуд по опыту знал, что за этими обязательно пойдут и другие — все, кроме самых упрямых или обеспеченных.

Впереди оказался хромой охотник с изуродованным ухом, один из тех, кто был схвачен казаками Губарева. Маленькие глазки его недружелюбно смотрели на Зарудного, морщинистое лицо поросло коротким жестким волосом. Его мешок казался пустым, — Зарудный удивился, увидев, что охотник вынул из мешка два пыжика и отличную соболью шкурку.

Зарудный подошел к столу и стал наблюдать за торговлей. Магуд как будто не замечал чиновника. Он сбросил шкурки пыжиков на траву, провел рукой по собольему меху и протянул хромому пачку патронов, коробку пистонов и немного прессованного табаку. Тот покорно взял все и готов был сунуть в мешок, но Зарудный остановил его:

— Верни ему все, это незаконная сделка.

Охотник положил коробки на стол. Зарудный приказал Магуду:

— Отдайте шкурку!

— И не подумаю, — ответил американец, сгребая со стола мех. — Мы по обоюдному согласию.

— Это грабеж, — Зарудный возвысил голос, чтобы все его слышали. — Вы хорошо знаете, что плата за соболя — за соболя среднего достоинства, а не такого редкостного — установлена в двенадцать рублей серебром или восемь долларов.

— Вы хотите, чтобы я открыл в этой дыре банк? — вызывающе крикнул Магуд. — Ваши купцы тоже расплачиваются товарами!

— Это ваше право, — продолжал Зарудный спокойно. — Но вы даете товаров не на восемь долларов, а на восемьдесят центов. Это неслыханно даже на Камчатке. Кроме того, вы ведете себя подло, попирая законы гостеприимства…

— Всё? — нетерпеливо спросил Магуд.

— Верните ему шкурку и немедленно отправляйтесь в Петропавловск.

— Всё?

— Всё, — сказал взбешенный Зарудный.

— А если всё, то убирайтесь отсюда подальше. У вас есть свое дело, читать прокламации господина губернатора. Поезжайте, поезжайте! — крикнул он вызывающе. — Туземцы ждут ваших проповедей!

Зарудный перегнулся через стол и схватил соболью шкурку, лежавшую наверху кучи. Но и Магуд успел вцепиться в нее. Шкурка сухо потрескивала, дымчатый пух летел из-под пальцев Зарудного и Магуда, но никто из них не мог пересилить.

Вдруг Магуд отшвырнул в сторону легкий стол и, выпустив из рук мех, бросился на Зарудного. Зарудный увернулся. Магуд, тяжело дыша, с налитыми кровью глазами, очутился лицом к лицу с Семеном Удалым.

Семен чувствовал на себе обеспокоенный взгляд Харитины. Это наполнило его уверенной силой, он опустил свою увесистую руку на плечо Магуда.

— Что ж ты, милок, — сказал он насмешливо, — в чужой монастырь да со своим уставом!

Магуд молча сбросил руку Удалого.

— Честной народ грабишь, — насмешливо выговаривал матрос, — морской устав забыл, начальству перечишь…

Магуд злобно выругался.

— Но-но-но! — остановил его Удалой. — Мы и получше можем. Уходи, пока кости целы, не то отделаю тебя так, что и дома не признают.

В то же мгновение Удалой полетел на землю от удара, угодившего ему в челюсть. Он вскочил, поматывая головой, будто удивляясь случившейся напасти. В Удалом трудно было теперь узнать веселого, добродушного матроса. Он обвел взглядом замершую толпу, надеясь приметить Харитину, и ринулся на американца.

Нечего было и думать о том, чтобы помешать им: столько было ярости, стремительности и силы в этом упругом, мускулистом клубке! Рыжий выхватил было из-под куртки кольтовский револьвер, но был тут же схвачен Ильей и Никитой Кочневым, связан и брошен на кучу мехов.

Магуд и Удалой катались по траве среди расступившихся в страхе камчадалов. Изловчившись, Семен ударил Магуда ногой в пах и одновременно правой рукой — под ложечку, отбросив американца от себя. Через секунду они уже стояли на ногах и снова сцепились.

Теперь Семен, сжав Магуда тисками жилистых рук, старался приподнять его и бросить наземь. Правая рука американца, прижатая к животу, медленно подбиралась к ножу, висевшему у пояса. Лица людей мелькали перед Удалым, как в детстве на ярмарочной карусели. Пальцы Магуда уже добрались до рукоятки ножа.

— Полундра! — крикнул Семен и бросил Магуда на землю с такой силой, что раздался гулкий, утробный стон, будто в груди американца что-то надорвалось.

Магуд лежал на траве, разбросав руки. Изо рта выступила пена, и розовая сукровица потекла на сбившиеся от пота бакенбарды.