Русский флаг - Александр Борщаговский

— Никто вас и не гонит.

— Гонят! Гонят! Собственные думы гонят, сомнения… Западет вдруг в голову шальная мысль и сверлит мозг, донимает. Хочется еще раз побывать в столицах, порыться в новейших книгах, порастолкать присяжных крикунов и сказать свое слово. Громко сказать, не убоявшись скандала и немилости. Андронников протяжно вздохнул. — Да дерзости не хватает! Боюсь, не услышат. Сумасбродным стариком боюсь показаться. Так и пребываю в колебаниях. А как мечталось, дорогой Анатолий Иванович, как смело, высоко мечталось по утру моей жизни! Где не бывал я в мыслях своих, чего не содеял на благо человечества! И вот связали, ткнули рылом в корыто. И ничего, пью пойло, не бунтую… Смирение — вот древняя и вечно новая добродетель.

— Смирение — величайший грех против общества, — холодно сказал Зарудный.

— Молодо — зелено! — воскликнул Андронников. — И я в ваши годы был силен порассуждать. А где они, наши несмиренные? Где обретаются?

— Не далее нас с вами, — ответил Зарудный. — А в сердце народном им первейшее место. — Зарудный заговорил возбужденно, как бы освобождаясь от ленивой созерцательности. — На кого и надеяться нам в России, если не на народ! Простая истина, а постигается не скоро. Сколько жизней, без пути загубленных, сколько упований напрасных! А ведь одна надежда — народ. Нынче многие понимать стали…

Сильный шум, поднятый вошедшими в соседнюю комнату, прервал беседу. Было слышно, как староста уговаривал их, а они отвечали ему хохотом и отрывистыми фразами. Не прошло и двух минут, как за стеной раздалась все та же знакомая Зарудному песенка:

О Сусанна! Не плачь обо мне…

распевал во всю глотку Магуд.

Зарудный торопливо натянул сапоги. Андронников постучал в стенку и крикнул сердито:

— Эй, вы, homines silvatici![19] Тут люди спят!

Магуд расхохотался и ответил через стенку:

— Русский начальник! Иди к нам ужин брать!

— Свой ужин взяли, — проворчал землемер, — а твоего нам не надо.

Магуд не понял его и повторил приглашение.

Зарудный решительно подхватил под руку Андронникова, взлохмаченного, в ситцевой рубахе, и пошел с ним в соседнюю комнату. В жилой комнате тойона, где находились печь и обеденный стол, кроме Магуда и старосты был рыжий матрос, непременный спутник штурмана. Тойон молча сидел в углу, хмуря суровый, языческий лик.

Матрос смотрел на Магуда преданными, восхищенными глазами и подавал ему пакеты из стоящего на скамье заплечного мешка. Тут было все, чем мог снабдить магазин мистера Чэзза: копченая ветчина, консервы, галеты, квадратная фляга виски. На столе стояла, поджидая гостей, тарелка со свежей рыбой и глиняная миска, полная клейкой икры.

— Садитесь, — пригласил их Магуд. — Или по-русски говорится: ешьте хлеб-соль…

Зарудный, как всегда в минуты возбуждения, теребил усы и потягивал носом воздух. Он стоял против Магуда и в колеблющемся свете плошки казался обиженным и злым. Магуд был крупнее Зарудного. Разливая водку в чашки, он посматривал на молодого чиновника с чувством превосходства.

Магуд протянул ему чашку, но Зарудный не взял.

— Благодарю. Употребляю редко и только зимой.

— А я — весь год, — пожал плечами Магуд и передал чашку Андронникову. — Кушайте, — пригласил он Зарудного.

Все сели. Староста придвинулся к столу и уставился в шершавые доски стола.

— Разрешите полюбопытствовать, — начал Зарудный небрежным тоном, какие дела привели вас сюда?

— Коммерция, — коротко ответил Магуд.

— А точнее?

— Коммерция и охота.

Зарудный сидел, тяжело положив руки на стол. Он спокойно заметил:

— Теперь неподходящее время для подобных вояжей.

— Почему?

— Камчатке угрожает война.

— Ну и что ж из этого? Вы воюйте, а мы будем торговать. Торговый человек всегда полезен.

— Торговец торговцу рознь, — усмехнулся Зарудный.

— Мое дело — деньги. А из кого я их выжму и каким образом, в это, молодой друг, лучше нос не совать…

— Я вовсе не признаю вас за своего друга, — сказал, с трудом сдерживаясь, Зарудный, — а более того, не признаю вашего права надувать камчадалов, грабить соотечественные нам племена…

Зарудный поднялся. Магуд рассмеялся и ткнул в бок рыжего:

— Слышишь, парень! Он этих грязных животных называет соотечественниками! Не собираетесь ли вы их выбирать в конгресс?

— Что с вами попусту толковать! — презрительно пожал плечами Зарудный. — Вы даже не умеете уважать хозяина дома, за столом которого сидите.

Тойон беспокойно заерзал на скамье. Низкорослый старик с удивительно коротким туловищем, когда садился, казался седым карликом. Андронников зло посмотрел на него, отодвинул чашку и буркнул:

— И поделом ему, по гостю и хозяину почтение…

— Хорошо, — сказал Магуд. — Вы хотите помешать мне?

Зарудный поднялся из-за стола.

— Непременно, если вы не подчинитесь закону.

— Я не знаю ваших законов. И не хочу знать. Пусть один английский корабль появится в Петропавловске — и вы разбежитесь, как зайцы! разошелся Магуд, не давая Зарудному слова сказать. — У вас нет пушек, нет штуцеров. Конечно, охотиться на медведей с русским ружьем прибыльный бизнес… Пока ружье начнет шипеть, — Магуд, сжав жирные губы, имитировал шипение пороха, — и раздастся выстрел, медведь успеет наесться ягод, пробежать пятнадцать миль до следующей провинции и преспокойно улечься в берлогу.

— Смею уверить, вам это не удастся, — сказал Зарудный.

— Что?

— Улечься в берлогу. Подымем.

Магуд вскочил, но Зарудный, не обращая на него внимания, повернулся и пошел в свою комнату. Андронников остановился в дверях.

— Мистер Магуд, — обратился он к американцу, — если стариковская память не обманывает меня, вы попали к нам с потерпевшего крушение брига "Мария"?

— С "Марии", — огрызнулся Магуд. — А что?

— Много всяких отбросов выкидывало море на нашу землю, но такой дрянью, как вы, оно нас еще не одаривало… Так-то! — Андронников с силой хлопнул дверью.

IV

Удалой с друзьями устроился в пустой избе. Лежа на полу, Семен с удовольствием слушал певучий, спокойный голос Ивана Афанасьева, рассказывавшего о Камчатке, о местных обычаях и достопримечательностях. Многое казалось странным. Взять хотя бы самого Ивана Афанасьева. Ладный парень, скуластый и загорелый. Определи такого на корабль — кто отличит его среди массы русских матросов? И говорит по-русски ровно, уверенно, только некоторые слова произносит необычно, по-здешнему немного шепелявя. А толкует все о чем-то незнакомом, далеком. Бог Кутха и его жена Какх, вероломный лесной карлик Пихлач, злые духи, горелые сопки — жилища богов, священный ворон…

— Ладно ты выучился русскому! — похвалил Удалой Афанасьева.

— Мало-мало, — ответил польщенный охотник. — Здеся-ка школа была. Я был совсем маленький, дома одно камчадальское слово слыхал. По-русски понимал не шибко, а учитель, видишь ты, казенной грамоте слабо знал, все по-церковному. Вот выучил я: "Распятого же за ны…" — Иван старательно произнес эту фразу, с усилием выговаривая буквы "с", "ж" и "з", — а учитель все поправляет меня: "Рашпята за жаны", "рашпята за жаны…". Так и запомнил я этот урок, а когда приехало начальство и спрашивали нас, я встал и громко ответил: "За жену распятого…" Смеху-то дивно было…

— Ишь, придумал! — удивился Семен. — Небось, секли?

— Не-е, — протяжно ответил Иван.

— На корабле за богохульство линьки полагаются.

— И ему, верно, досталось, — вмешался в разговор Никита Кочнев, только не помнит. Уж больно незлобивы, отходчивы они.

— Здесь сробеешь, — Семен взял Афанасьева под защиту. — Начальства у вас, я погляжу, больно много. На каждую живую душу, почитай, пять начальников да десять собак.

— Собак поболее будет, — подтвердил камчадал.

— Чудно живете, — проговорил Семен, ворочаясь на тонкой крапивной циновке. — Кругом богатство какое, река — что уха, соли да ешь, и погоды стоят подходящие, а вы ровно нищие или погорельцы.

Иван приподнялся на локтях. Луна осветила его смуглое, со скудной растительностью лицо, озаренное горящими темными глазами.

— Здеся-ка все есть, — сказал он зло, — да не для нас. Чиновник берет. Купец берет. Беда берет. А у охотника две руки, два глаза, одно ружье! Что будешь делать? Купцу не жаль охотника. Приезжает начальник, кричит: "Иван, вези почту! Иван, вези товары! Иван, вези меня!" Снял поклажу — нарты чистые, ни жиру на них, ни денежки не осталось. Собаки худые, кушать просят, рыбы нет. Чем кормить будешь? Пришел домой — другой начальник едет, кричит: "Эй, Иван, вези меня!" А денежки-то наши в берлоге полеживают, найти нужно. Как будешь искать? Зимой приехал купец — взял соболя, взял песца, взял горностая, охотнику зайца оставил. Что будешь делать? Сытому и жир невкусен, а проголодаешься — и кора сладка.