Пока Майдан не разлучит нас - Ольрика Хан

– Белка, ты бредишь?? Какой геноцид?? – Лешка срывается на крик. Первый крик. Первая бомба, разрыв которой по незнанию путаешь с летней грозой.

– Нет, не брежу. Я говорю то, что знаю. В чем разбираюсь. Чему меня учили в университете и чему я учу студентов. Большие войны начинаются с маленьких слов. То, что сейчас происходит в Украине, – начало войны.

– Белка, ты поражаешь меня…

Лешка смотрит на меня так, как будто никогда не видел.

– Ты согласна с тем, что Янукович – мерзавец?

– Да, с этим я согласна.

– Ты согласна, что Украина достойна лучшего?

– Мы все достойны лучшего. Для человека нормально так думать.

– Почему же ты тогда не за Майдан?

– Потому что, Лешенька, я знаю, чем это закончится. Войной, экономическим коллапсом и большими человеческими жертвами.

– Ну почему? Почему ты так уверена в своей правоте??

– Потому что нельзя одну часть народа считать рабами и быдлом и при этом обустраивать демократию. Это нонсенс. Шизофрения. Нельзя кричать, что мы идем в Европу, но при этом рисовать у людей на лбу «раб» и ставить на колени. Это Европа тридцать третьего года. Туда мы и идем. Ты это поддерживаешь, Леша?

Я лежу в постели, и мне очень больно. Мне больно, что мой дорогой Мишутка меня совсем не понимает. Еще больнее от того, что он не чувствует боль людей, униженных и оскорбленных Майданом. Это мои люди. Мой народ. Мой Восток. Моя Украина. Украина моей бабушки и моего дяди. У меня нет другой Украины. Я не могу это предать. Я не могу быть с Майданом. Я не могу быть с Лешкой. Мои глаза наполняются слезами, и Лешка тут же сбавляет тон.

– Белочка, – садится он рядом со мной на кровать и, поглаживая мою лапку, увещевает: – Ты все преувеличиваешь. Ну, кто-то что-то делает не совсем правильно. Это пройдет. Так, наверное, всегда бывает во время революций. Все будет хорошо – вот увидишь.

Лешка наклоняется и целует меня. Впервые я не растворяюсь от его поцелуя. Я думаю, и на душе моей горько от этих дум. «Какой же ты добрый и наивный, Лешка. Как горько тебе будет, когда развеется эта наивность. Как горько будет нам всем…»

Новый год встречаем в пригороде Лос-Анджелеса – прибрежном городке Хермосе. Лешка сделал нам царский подарок. Переехал из комнаты в отдельный апартамент. Только он и я – никаких соседей. И все это на четвертой улице от океана. Если не сидеть, а стоять, то с нашей террасы видна водная гладь. Да, террасы! У нас теперь есть терраса! На ней традиционный для американцев гриль, два пластмассовых кресла, два лежака. И – главное!! – есть небольшой котел, где можно жечь поленья!! Всей этой утвари уже много лет. Окна в комнате не открываются вообще; окно в кухню, наоборот, закрыть невозможно. Ну, и кого это способно огорчить? Кого угодно, только не нас с Лешкой. Четыре улицы до океана! Запах его так силен, что проснуться утром трудно – действует как усыпляющий наркотик. Встать с постели тоже тяжело – в комнате по-океанскому влажный зимний холод. Утром стены нашего жилища покрыты крупной росой, и только пару часов газового обогрева дают температуру, пригодную для расслабленной жизни. Тысяча сто в месяц. За эти деньги в отдаленных районах можно снять вполне приличное жилье. Но кому нужно что-то пусть даже трижды приличное вдали от океана? Точно не мне. Лешка знает это. Ожидает реакции. Немного трусит – а вдруг все-таки не то??

Я отказываюсь верить… Это… наше?? Мы здесь сможем жить?? И даже курить на террасе?? Невероятно. В Америке уже не курят практически нигде. Да и я, в общем, уже давно не курю. Но если с бутылочкой хорошего вина – а в Калифорнии они все неплохие – да еще рядом с горящим поленом… Оглядываюсь на Лешку. Он стоит с чемоданами позади меня, ожидая реакции.

– Ты мой герой, Лешка… – расчувствовавшись, произношу я. – Костер… Терраса… Океан… Ты сделал это! Боже, как я люблю тебя, Лешка!

Я вижу, как счастлив Мишутка моим счастьем, как горд он тем, что подарил мне его. Я прижимаюсь к Медведю, обнимая. Отстраняюсь, пораженная мыслью:

– Лешка, ты только представь… Ведь если бы не ты, мы никогда бы не увидели Калифорнии. Никогда, понимаешь??

Смотрю на Лешку не мигая.

– Ну, почему никогда? – тупит взор голливудский скромняга. Его довольство собой в этот момент приобретает космические размеры. – Приехали бы как туристы…

– Тур-ристы??? Мы – ту-ур-ри-и-и-с-стты-ы-ы???? Обзор достопримечательностей??? Покупка сувениров??? Хождение за экскурсоводом гуськом???? Нет, дорогой! Мы – не туристы!!! Мы – аборигены, живущие в хижине у океанской лагуны и добывающие огонь из камня!!! Мы – неандертальцы!!! Дикие и страстные!!! Не испорченные прогрессом!!!!! Сейчас я тебе покажу!!!

Набрасываюсь на Лешку, душа его в поцелуях.

Лешка падает на застеленную к моему приезду постель, занимающую большую часть комнатного пространства. Я прыгаю на него сверху. Я – счастливая дикарка, дождавшаяся своего охотника в холодной пещере у еле тлеющего огня! Сейчас мы разведем костер пожарче и будем жевать хобот экологически чистого мамонта. «Наши зубы остры, не погаснут костры – эту ночь мы вдвоем проведем…» Хорошо, что нет питекантропов-соседей. Лешка, ну хорошо же!!!!!

По набережной Хермосы могу бродить часами. Мне нравится заглядывать в огромные окна прибрежных домов. Они очень красивые. Особенно нравятся «испанцы» – черепичные крыши, беленые стены, деревянные перегородки, цветы. Как в Беверли-Хиллз: много-много цветов. За ними смотрят трудолюбивые южане – поливают, пересаживают, стригут. Как муравьи, они перемещаются туда-сюда с лопатами, ведрами и тележками. «Наверное, попасть на такую работу в богатый дом тоже непросто, – думаю я, рассматривая низкорослых трудяг. – Наверняка и здесь в ход идут рекомендации от тех, кто уже служит». Вот и все отличие от старых недобрых колониальных времен – рекомендательные письма. В остальном мало что изменилось. Белое и черное. Непересекающиеся миры.

Вечерами, когда Лешка возвращается с работы, мы гуляем вместе. Ругаться по поводу Майдана постепенно входит в привычку. Спорить с Лешкой сложно. Как блоха, он спасается от моих хлопков, перепрыгивая с одного на другое, и это меня страшно злит. Говорю о том, что нельзя не считаться с теми, кто не хочет терять связи с Россией – рассказывает, что Янукович тоже ни с кем не считался. Да, согласна. Но ведь Майдан против Януковича? Тогда почему используется его метод? Ответ – революция без этого невозможна. Все хорошее будет потом. Когда? Когда поубиваете инакомыслящих граждан? Вы же памятники Ленину сносите. За что? За то, что он был вождем тоталитарного режима? Тогда почему делаете то же самое, что делали большевики – уничтожаете неугодных? Почему говорите о «врагах народа» от имени народа, о котором вы не имеете ни малейшего представления? Может, нужно было выслушать этот народ, а потом кричать, что Украина стремится в Европу? Что это, как не тоталитаризм – затыкание рта миллионам сограждан. Миллионам?? Лешка возмущен. Не может быть, чтобы миллионам. Наверняка противников евроинтеграции значительно меньше. Я не спорю, а просто спрашиваю. Во-первых, почему не провести референдум? Во-вторых. Если даже окажется, что противников Евромайдана меньшинство, их разве можно убивать? Так ведь не убивает никто! Убивают, Леша, убивают. Пока только словами…