Пока Майдан не разлучит нас - Ольрика Хан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выхожу из кабинета и понимаю, что полчаса, проведенные там, у меня не было желудка. Теперь он снова со мной. Дает о себе знать острой болью. Я бледнею, и Дженнифер видит мою конвульсию.
– Что-то не так?
– Да нет, все в порядке, – улыбаюсь. – Просто душно немножко было в кабинете. Провост сказал, что придет послушать мою лекцию.
– Да-а?
Кажется, Дженнифер удивлена.
Перед лекцией мне дают время на подготовку, и я использую его, чтобы прийти в себя. Глотаю таблетки. Жую орешки. Пью воду. Господи, дай мне сил выдержать!
Все проходит гладко. Рассказываю о медиа фреймировании и его воздействии на восприятие аудиторий. Показываю слайды с классической работой Роберта Энтмана. Анализ того, как американские медиа совершенно по-разному конструировали два абсолютно идентичных случая. И советский военный самолет, и американский военный корабль сбили пассажирские лайнеры по ошибке. Однако в первом случае в медийном освещении превалировали слова «агрессия» и «атака»: во втором не было никакой агрессивной атаки, а была просто «трагическая ошибка». В завершение лекции даю документальное видео о том, как с помощью такого фреймирования формировалось общественное мнение, поддерживающее холодную войну. Фильм снят американской альтернативной кампанией, озвучивает голливудский актер Шон Пэн. «Война делается легко».
Посреди лекции провост уходит, и мне кажется, что это плохой знак. Наверное, он реакционер и не любит фильмы, критикующие внешнюю политику США. Хотя как в таком случае он возглавляет элитный колледж, воспитывающий те самые критически мыслящие элиты, о которых мы с ним говорили? Ладно, посмотрим. Как будет, так будет. Я не могу врать ради того, чтобы понравиться. Не могу притворяться ради того, чтобы получить работу.
В аэропорт меня отвозит Линда. Она исследует политически-экономические аспекты альтернативных – незаангажированных – медиа. То есть медиа, которые освещают те аспекты реальности, которые игнорируют корпоративные СМИ. Меня тоже интересует альтернативная публичная сфера. Рассказываю о том, что альтернативные медиа в бывшем СССР, критикуя местные власти, практически никогда не критикуют Запад и неолиберализм. Линда поражена. Какое разное понимание альтернативности! Расстаемся чуть ли не друзьями. Обнимаемся напоследок – еще одна ничего не значащая деталь. Легкое объятие с непременным похлопыванием по спине не означает пылкости чувств. Но и враждебности за этим жестом тоже нет. Мелочь, а хорошо.
От заката на закат. В Нью-Йорке уже темнеет, а в Денвере еще день. К закату поспею. Хорошо! Хорошо, что все закончилось. Хорошо, что я выстояла. Хорошо, что желудок не подвел. Все хорошо. Теперь хорошо бы получить хороший результат. Но его я узнаю не раньше, чем через пару недель. Есть еще другие кандидаты. Что-то подсказывает, что все получится, но я стараюсь об этом не думать. Я сделала все, что смогла. Теперь как Бог даст. Самолет разгоняется. Закрываю глаза. «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Отрываемся от земли, летим. Спасибо, Господи! Расслабляюсь.
Глава 16. Костры Майдана
Предложение о работе мне сделали через неделю – 28 ноября. Сначала по телефону, затем официальным письмом. Подписываю. Отправляю обратно. Зарплата не Бог весть что, но не в нашей ситуации крутить носом. Уже пришел больничный счет – пятьдесят две тысячи. Пять тысяч – out of pocket – мне нужно заплатить самой. Почти бегу в международный отдел. Надо продлять учебный статус. Не вопрос – через три дня нужные бумаги будут готовы. Потрясающе. В философском смысле с Максом Вебером я согласна. Бюрократия – это железная клетка, где нет места человечности. Но какой же замечательной мне сейчас кажется эта их клеть!
Защита диссертации назначена на 30 ноября, четверг. Свести профессоров в одну компанию непросто. Все заняты запредельно. Презентации и лекции расписаны на месяцы вперед. Частные встречи тоже. Нужно найти время. Вклиниться. И чтобы время это совпало у всех. Кажется, невозможно, но можно. Заводится специальная электронная страничка, рассылается пароль доступа с просьбой промаркировать все возможные временные промежутки. К концу недели картина ясна – из всего ноября профессоры смогли определиться только с двумя свободными часами, в течение которых все они могли бы собраться вместе.
Через секретаря бронирую комнату, вместе с Амирой закупаю еду-питье. От присутствия на защите моя заводная подружка воздерживается – чтобы лишний раз не встречаться с «этими белыми свиньями». Но обещает обязательно прийти на празднование в местный бар по окончании действа. Туда же приглашены и другие студенты докторантуры моего курса. Всего пять человек. Все они изъявили желание прийти на мою защиту – послушать и посмотреть. Каждому из них все это еще предстоит в мае – я защищаюсь первой.
Утром 30 ноября – перед самой защитой – празднование в баре отменяю. После прочитанных утром новостей. Не могу поверить, что все это происходит в Украине… Разгонять дубинками… Догонять, чтобы свалить с ног… Чтобы бить… Чтобы наслаждаться бессилием жертв… Спасение за стенами монастыря… Факела… Средневековье…
Созваниваюсь с Лешкой. Он тоже в шоке. Молчим.
– Это кошмар, – только и могу произнести я. – Дальше все пойдет как по нотам.
– Что ты имеешь в виду? – напрягается Медведь.
– Я имею в виду то, что будет протест и будет нагнетание. Революция свободы. Героический прорыв. На Запад. Вопреки желанию огромного количества людей.
– Белка, прекрати, – голос Медведя как никогда жесткий. – О чем ты думаешь? О каком прорыве? Избили мирных людей. Студентов. Детей совсем. А ты о прорыве. Какое это сейчас имеет значение?
– Большое. Очень большое имеет значение, – завожусь я. – Если бы этого избиения не было, то его нужно было придумать. Тем, кому так нужно подписать соглашение с Европой и свергнуть тирана, чтобы самим заполучить власть.
– Что ты хочешь сказать? Что это чей-то расчет на возмущение людей?
– Конечно, расчет. Ты разве не знаешь, что в политике все состоит из расчета?
– Ну, и кто это рассчитал?
– Ну, откуда же я знаю, кто? Тот, кому плевать и на несчастных студентов, и на тех, кто не хочет терять связи с Россией из-за союза с Европой.
– Белка, о чем ты говоришь?? Это здесь, в США, могут рассчитывать. А там для того, чтобы кого-то избить, никаких расчетов делать не нужно. Мало ли в милиции людей бьют?
– В милиции – да. Но чтобы вот так показательно, на площади… Увидишь – будет очень большая заваруха. Очень большая.
– Да не будет ничего! Разгонят всех к чертовой матери – на этом все и закончится. Да здравствует диктатура.
– Я думаю, ты ошибаешься, Леша. Но не буду спорить. Поживем – увидим.