Пароль: «Вечность» - Андрей Левицкий

– Да ты б сомневаться начал, прикидывать, другие планы выдумывать... – Он оттолкнул мою руку. – А надо быстро.

– Сволочь богопротивная! – взревел Григорий в коридоре. – Как ты вылез?!

Раздался удар, крик, что-то шлепнулось на каменный пол.

– Пошел! – Чак распахнул дверь, и я рванул наружу.

Григорий припал на одно колено у стены, выставив пику, которая проткнула тощего мутанта, очень похожего на того, что мы видели возле заставы с ружьем в руках. Монах прижимал его к другой стене коридора, все глубже погружая наконечник в облезлую впалую грудь. Мутант обеими руками вцепился в древко и дергался, медленно съезжая спиной по камням.

Услышав топот, тюремщик повернул ко мне голову. Я прыгнул. И тогда он допустил ошибку – ему надо было бросить пику и вытащить длинный нож, висящий на ремне, но, растерявшись от неожиданности, Григорий попытался развернуть ко мне пику. Мутант держал крепко. Монах рванул, выдернул ее. Я был уже рядом. Древко шлепнуло меня по ноге, а потом я налетел на монаха, с ходу ударив кулаком в лицо, повалил на пол и упал сверху, согнув ноги. Под коленями треснули ребра, я привстал, схватил Григория за волосы и дважды стукнул головой о камни.

Чак прошел мимо, на ходу похлопав меня по плечу:

– Молодец, наемник, драться умеешь. Тебе б еще научиться мозгами побыстрее шевелить...

Мертвый мутант сидел, привалившись к стене, вытянув ноги и свесив голову на пробитую пикой грудь. Я расстегнул пряжку, стащил с монаха ремень и нацепил на себя. Достал нож, осмотрев, поспешил за Чаком.

В комнате с тремя дверями никого не было. На столе лежал карабин – почти точная копия того, из лавки киборга, только поновее, без царапин на прикладе. Рядом клок грубой желтой бумаги в масляных пятнах, на ней россыпь патронов. Чак выдернул карабин из-под моей руки и сказал:

– Э нет, теперь пусть у меня будет. Ты себе пику можешь взять, для меня она большая. Шмотки наши на крюке висят, и боты вон стоят, так что одеваемся и вниз валим.

Он нацепил рубаху, нырнул под стол и снова показался с железной фляжкой в руках. Откупорил, хлебнул и закашлялся. Впрочем, это не помешало Чаку сделать еще несколько глотков.

– Прими для храбрости, человече, – посоветовал он.

Там оказался самогон, настоянный на ягодах, очень крепкий, ядреный. Заткнув фляжку пробкой, я сунул ее в карман. Пока натягивал мокасины и надевал куртку, Чак успел зайти в коридор, обыскать Григория и вернуться с пикой.

– Хватай. – Он бросил пику мне под ноги, забрался на стол и развернул на нем кусок бумаги, который тоже нашел в карманах монаха. Рядом положил зажигалку.

– Куришь, наемник? Георгий-то наш развратник – табачком балуется, водкой... Монахам, кажись, не положено.

Я покачал головой, но потом передумал:

– Хотя сейчас бы не помешало.

Своими маленькими шустрыми пальчиками Чак ловко свернул две самокрутки, раскурил одну и, оставив вторую с зажигалкой на столе, спрыгнул на пол.

– Затянись пару раз и пошли.

Табак оказался таким же крепким, как и самогон. После первой же затяжки голова закружилась, я выпустил в потолок синеватый дым, бросил самокрутку на пол и затоптал, а зажигалку сунул в карман.

– Куда ты хочешь идти?

Чак, поплевав на ладонь, затушил о нее свою самокрутку.

– Вниз, я ж сказал. Обратно, а куда еще?

– Почему вниз?

– От послал мутант большака на мою голову! – Он дернул серьгу в ухе. – Где мы, по-твоему, находимся сейчас?

– В подземельях Храма.

– Ну! Большого ума мужчина. Правильно, в подземельях, и как вылезти отсюда? Наверх, что ли, топать? Вокруг монахов куча. Где-то наверху покои самого Владыки! Да еще, слышал же, топливные на Храм насели, так что сейчас здесь все на ушах стоят. Куча бородатых с ружьями... Ну и как нам отсюда смыться?

– На тепловозе, – сказал я.

– На чем?.. А! Да, на дизеле том. В депо охраны не много было, заметил? Точно, проберемся туда, сядем, раскочегарим машину – и ходу в туннель.

– А дальше куда?

– Вот дальше и будем решать. Пока что нам из Храма вырваться надо, а если наверх сейчас пойдем – никакого «дальше» не будет. Потому...

– Хорошо, убедил, – перебил я. – Но сначала надо забрать Юну.

– Чё?! – взвизгнул карлик. – Это еще зачем? Ты не слышал, что ли, об чем я только что талдычил?

Я нагнулся к нему и сжал пальцами узкое плечико. Чак сморщился.

– Мы должны забрать Юну, – раздельно произнес я, глядя ему в глаза.

Карлик дернул плечом, сбросил мою руку и локтем толкнул дверь, выходящую на лестницу, по которой нас привели сюда.

– Не пойду я за ней, наемник.

– Забыл про деньги, которые она обещала?

– Не забыл, но...

– Семь золотых, – напомнил я.

– Моя жизнь сто́ит дороже! Там, наверху, монахи толпами шастают, а ты туда хочешь идти! И еще жрецы! Конечно, тебя-то, может, не убьют, но меня так точно пришибут.

– Дело не в семи золотых, тут другое. Если мы Юну Гало спасем, если все же найдется способ с некрозом справиться, если все получится... Она нам благодарна будет, правда?

– Ну так и чего? – не понял он. – Слишком много «если», наемник.

– В любой рискованной операции много всяких «если». Так вот представь: мы вместе с Юной в Арзамас возвращаемся. Победителями. Она нас в Форт приводит, или где там их старшины живут...

Чак поразмыслил. И сказал, переступая порог:

– Нет, все равно наверх не пойду. Ты мне, конечно, смутил сейчас разум, наемник, заманчивое предложение, но... Ладно, вот что: я вас внизу подожду. Пролезу в тот тепловоз, осмотрюсь. Это я хорошо умею – пролазить незаметно. И вас буду ждать. Но недолго, слышишь? Все, больше не о чем говорить.

– Хорошо, тогда дай мне карабин.

Чак остановился на верхней ступени, ссутулившись, некоторое время стоял неподвижно, потом скинул ремень с плеча. Я подхватил карабин, а Чак вытащил из кармана патроны, которые забрал со стола.

– Я не обманываю, человече, – подожду вас. Но долго ждать не стану. А ты бы лучше туда не шел, наплевал на девку. Тебе ее из Храма не вытащить, гиблое дело.

– Не могу, – сказал я. – Ты всего не знаешь, и сейчас нет времени объяснять... Она мне нужна. По-настоящему нужна.

– Ну, как хочешь. – Он положил патроны на пол. – Тогда удачи, наемник. Тебе никогда в жизни она не нужна была так, как сейчас. – И быстро заковылял по широким ступенькам, переставляя ноги, будто ребенок.

Я подобрал и сунул в карман патроны, закрыл дверь на лестницу, взял пику. Махнул ею, зацепив наконечником низкий потолок, достал нож Григория, сделал надрез примерно на середине древка и сломал пику о колено. Качнул обломком – вот так, теперь им можно и как дубинкой действовать, и наконечником, если надо, кого-то проткнуть. В коридорах таким орудовать удобнее.

Еще минута ушла на то, чтобы стащить с Григория черную рубаху – Юна, когда мы ехали на дрезине Почтаря, упомянула, что тут их называют полурясами, – и нацепить на себя. Галифе монаха для меня были явно слишком коротки и широки в талии, но я все равно стянул их с тюремщика и штанинами связал его руки за спиной. Он застонал, но в себя не пришел. Я перетащил его в камеру, мертвого мутанта – в другую, закрыл двери, потом запер ту, что вела в коридор, ключами монаха. Ключи бросил под стол. Слегка распустил ремень карабина, перекинул через голову. Рукава полурясы оказались коротковаты, зато она была просторной и не жала в плечах.

Поправив карабин за спиной, я открыл третью дверь, разглядел в полутьме каменную лестницу и зашагал по ней вверх.

Глава 20

Вскоре стали слышны выстрелы. В Остановившись в начале длинного, полого изгибающегося коридора, я стволом карабина отодвинул край занавеса на окне с мутноватым стеклом – первым оконным стеклом, которое я увидел в этой реальности.

Коридор находился на нижнем этаже здания, окруженного гранитной стеной. Лучи закатного солнца озаряли вершины красных башен. Кремль! Вот, что они называли Цитаделью... Иногда в окошках башен поблескивали вспышки. Над одной развевался черно-желтый флаг. Хорошо, а где я нахожусь? В храме Христа Спасителя, вот где. С огромного центрального купола монахи могут простреливать внутренний двор Кремля, то есть Цитадели, и площадь с Мавзолеем. Интересно, он разрушен?

В окруженном гранитной стеной внутреннем дворе Храма ровными рядами росли деревья и тянулись аккуратные каменные дорожки. Возле сторожевых будок стояли монахи с желтыми повязками на рукавах, горели костры. Бесхвостая лошадь тащила по аллее к стене «сорокопятку» с угловатым бронещитком в заклепках и литыми колесами из пластика. Следом, положив руку на орудийный ствол, шагал монах.

Когда я отошел от окна, в другом конце коридора хлопнула дверь. Раздались голоса, быстрые шаги. Откинув занавес, я нырнул за него и влез на подоконник. Занавес лег на место. Шаги стали громче – и стихли. Я не видел людей, а вот они на фоне льющегося из окна света могли различить мой силуэт. Хотя на улице вечер, а занавес плотный...