Ганибалл - Томас Харрис

– Azione! Вот тебе и azione! – сказал Карло и сплюнул на землю.

Часть III

ГЛАВА 41

Вокруг Мэйсона Верже царило осторожное молчание. Все его служащие вели себя с ним так бережно, будто он только что потерял ребенка. Когда его спросили, как он себя чувствует, он ответил: «Чувствую себя так, будто отвалил кучу денег за дохлого итальяшку».

Несколько часов он проспал, потом потребовал, чтобы в игровую комнату привели детей: он хотел побеседовать с парочкой самых неблагополучных; однако в тот самый момент неблагополучных детей под рукой не нашлось, а у его агента в трущобах Балтимора было недостаточно времени, чтобы нарушить чье-нибудь благополучие ради Мэйсона.

Потерпев эту неудачу, он заставил служителя Корделла калечить декоративных золотых карпов и швырять их угрю до тех пор, пока тот не пресытился и не убрался к себе в грот; вода в аквариуме окрасилась розовым, в мутном розовом облаке поблескивали золотистые клочки.

Он попытался помучить свою сестру – Марго, но та укрылась в тренажерном зале и не час, и не два не отвечала на его призывы. В поместье Маскрэт-Фарм она одна осмеливалась игнорировать Мэйсона.

Небольшой, тщательно подрезанный кусок пленки, отснятой туристской видеокамерой, на котором была запечатлена смерть Ринальдо Пацци, показали по телевидению в субботу, в вечерней новостной программе, еще до того как стало известно, что убийца – доктор Лектер. Затемненные кадры пленки избавили зрителей от излишних анатомических подробностей.

Секретарь Мэйсона немедленно взялся за телефон, чтобы договориться о получении немонтированной пленки. Фильм был доставлен вертолетом несколько часов спустя.

У полученной пленки была прелюбопытнейшая история.

Из двух туристов, снимавших Палаццо Веккьо в момент смерти Ринальдо Пацци, один запаниковал, и камера качнулась в сторону как раз в момент падения Пацци. Второй турист, швейцарец, твердо держал камеру в течение всего эпизода, сумев даже панорамировать раскачивающийся и дергающийся шнур.

Кинооператор-любитель оказался клерком из патентного бюро, звали его Виггерт. Боясь, что полиция отберет пленку и итальянское телевидение получит ее бесплатно, он немедленно позвонил в Лозанну своему адвокату, договорился об авторских правах на изображение и, торгуясь так, что с претендентов пух и перья летели, продал свои права телекомпании «Эй-Би-Си новости» на условиях оплаты за каждую передачу в эфир. Право первыми опубликовать серию снимков в Северной Америке получил «Нью-Йорк Пост», за ним – «Нэшнл Тэтлер».

Пленка сразу же заняла должное место в серии успевших стать классикой ужасающих лент: пленка Запрудера, фильм об убийстве Ли Харви Освальда и кадры о самоубийстве Эдгара Болджера. Однако Виггерту предстояло еще испытать горькие сожаления о том, что он поторопился продать пленку прежде, чем в преступлении обвинили доктора Лектера.

Полученная Мэйсоном копия фильма о каникулярных приключениях семейства Виггерт была полной. Мы можем видеть, как во дворе Академии милое семейство швейцарцев с чувством исполняемого долга вершит орбиту за орбитой вокруг гениталий Давида, за несколько часов до событий в Палаццо Веккьо.

Мэйсону, следящему за видеоизображением единственным глазом, защищенным толстой линзой, был малоинтересен дорого ему обошедшийся кусок мяса, дергавшийся на конце электрошнура. Коротенький урок истории, преподнесенный газетами «Ла Национе» и «Коррере делла Сера» о судьбе двух Пацци, повешенных из одного и того же окна с промежутком в пятьсот двадцать лет, заинтересовал его и того меньше. Внимание его захватили кадры – и он прокручивал их снова, снова и снова – с дергающимся шнуром, ведущим вверх, к решетке балкона, где в тусклом свете, падавшем изнутри, виднелся размытый силуэт стройного человека, прощально махавшего рукой. Махавшего Мэйсону. Доктор Лектер легко помахивал лишь кистью руки, так, как машут на прощанье ребенку.

– До свиданья, – ответил Мэйсон из окружавшей его тьмы. «До свиданья», – прогремел его радиобас, содрогающийся от ярости.

ГЛАВА 42

Опознание доктора Ганнибала Лектера в качестве убийцы Ринальдо Пацци дало Клэрис Старлинг возможность наконец-то заняться чем-то серьезным, слава Богу! Она стала de facto осуществлять связь – хоть и на низшем уровне – между ФБР и итальянскими властями. Хорошо было решать одну и ту же задачу совместными усилиями.

Жизнь Старлинг резко изменилась с момента перестрелки во время рейда против наркодельцов. И она, и те, кто остался в живых после событий на рыбном рынке «Фелисиана», оказались как бы в административном чистилище, в ожидании решения по докладу Департамента юстиции юридическому подкомитету Палаты представителей.

После того как ей удалось отыскать рентгеновский снимок Лектера, Старлинг пыталась убить время, замещая инструкторов Национальной полицейской академии в Квонтико, тех, что болели или находились в отпуске.

Всю осень и зиму Вашингтон раздирали страсти по поводу скандала в Белом доме. Пустословы-морализаторы разбрызгивали гораздо больше слюны, чем потребовалось для совершения злосчастного маленького грешка, и президент Соединенных Штатов, пытаясь избежать импичмента, публично нахлебался такого дерьма, какого вовсе и не заслуживал.

Этот цирк заставил отложить в долгий ящик такую мелочь, как бойня на рыбном рынке.

День за днем в голове Старлинг зрело убеждение, что федеральная служба уже никогда не будет для нее тем, чем была прежде. На ней, на самой Клэрис, теперь лежало клеймо. Ее сотрудники, когда им приходилось иметь с ней дело, смотрели на нее с некоторой опаской, будто она могла передать им заразную болезнь. А Клэрис была еще достаточно молода, чтобы такое отношение ее удивляло и разочаровывало.

Замечательно снова заняться делом: просьбы итальянцев предоставить им информацию о докторе Лектере дождем сыпались на Отдел психологии поведения; приходили они обычно в двух экземплярях, один из которых пересылал им Госдепартамент. Старлинг охотно отвечала на запросы, забивая информацией факсы и пересылая файлы с делом Лектера электронной почтой. Она и сама удивлялась тому, сколько разрозненных материалов скопилось за семь лет, прошедших с его побега.

Ее крохотная подвальная комнатушка в Отделе психологии поведения доверху заполнилась бумагами, измазанными чернилами факсами из Италии, копиями итальянских документов.

Что же такое важное могла она переслать итальянцам? Больше всего их заинтересовало то, что за несколько дней до смерти Пацци в ФБР поступил компьютерный запрос из Квестуры о доступе к файлу Лектера на сайте в Информационном центре ФБР в Квонтико. Итальянские газеты старались при помощи этой информации обелить Ринальдо Пацци, утверждая, что он, втайне от всех, разрабатывал план поимки доктора Лектера, стремясь восстановить свою репутацию.

С другой стороны, размышляла Старлинг, чт?о из информации, касающейся убийства Пацци, могло оказаться полезным здесь, если доктор Лектер вдруг надумает вернуться в Соединенные Штаты?

Джек Крофорд не так уж часто бывал у себя в отделе, чтобы можно было с ним советоваться. Он много времени проводил в суде и по мере того, как приближался его уход на пенсию, все чаще вынужден был давать там показания то по одному незакрытому делу, то по другому. Все чаще он брал отпуск по болезни на один-два дня, а то и дольше, и даже когда бывал в отделе, казался все более и более отчужденным.

Мысль о невозможности получить от него совет вызывала у Старлинг приступы жгучей паники.

За годы службы в ФБР Старлинг насмотрелась всякого. Она знала, что, если доктор Лектер снова совершит убийство в Соединенных Штатах, в Конгрессе вострубят трубы возмущения, извергая метаболические ветры; невероятных размеров волна запоздалых догадок и предположений хлынет из Департамента юстиции и игра в догонялки-трахалки начнется всерьез. Первыми по шее получат таможенники и служба береговой охраны – за то, что впустили его в страну.

Местные судебные власти – там, где будет совершено преступление, – затребуют всю информацию, касающуюся Лектера, и все усилия ФБР будут сосредоточены на местном отделении Бюро. Потом, когда доктор совершит новое убийство – уже в новом месте, – все сразу переместится туда.

А если его поймают, все конторы станут яростно драться, точно белые медведи вокруг задранного тюленя, за то, чтобы присвоить себе честь поимки преступника.

Делом Старлинг было подготовиться к возможному возвращению Лектера – неважно, вернется он на самом деле или нет, – загнав подальше неприятные мысли о том, что будет затем твориться вокруг расследования.

Она задавала себе простой вопрос, который показался бы бессмысленно банальным любому карьеристу внутри опоясавшего Вашингтон Белтвея: как она сумеет сделать именно то, в чем присягала? Как сумеет защитить граждан своей страны и поймать преступника, если он возвратится?