Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс

– Я не хочу навсегда оставаться здесь взаперти! – рыдала она, делая судорожные вдохи. – Я хочу на улицу!

Я утратила дар речи. Наверное, мне следовало подойти к ней и утешить ее, но я лишь стояла с приоткрытым ртом, пока Элиза приговаривала что-то ласковое, утирая ее щеки носовым платком.

– Пожалуйста! – воскликнула Шарлотта. – Я хочу поехать с тобой!

Я никогда не спрашивала ее, хочется ли ей выйти из дома. Сейчас ей было шесть лет; еще через шесть лет она начнет превращаться в юную женщину. Я готовила ее к своей жизни, где с ней не могло случиться ничего плохого. Тем не менее она играла во дворе, выглядывала из-за занавески в карете и постоянно сидела у окна, глядя на улицу. Было ли правильно держать ее как певчую птичку, которая поет только для меня?

– Пожалуйста, мама. – Ее рыдания сменились всхлипами и шмыганьем, когда она уткнулась в колени Элизы.

Все смотрели на меня, и после долгой паузы я кивнула. Мой кивок был почти незаметным, но они видели его, и атмосфера моментально изменилась. Шарлотта подбежала ко мне и обняла мои юбки; в ответ я легонько потрепала ее по голове.

– Вы должны как следует заботиться о ней, – сказала я. – Она всегда должна оставаться на виду, а еще лучше вести ее за руку. Вы вернетесь домой к четырем часам. Все ясно?

Они кивнули и обменялись торжествующими взглядами.

– Она всегда должна находиться между вами и не разговаривать ни с кем, кроме вас. Дорога в Челси… она безопасна?

– Совершенно безопасна, – заверил доктор Мид. – Мой экипаж будет дожидаться у ворот и заберет нас в три часа.

Мне трудно было выдержать его ласковый взгляд, подтверждавший то, о чем я уже давно догадывалась: он считал, что я жестоко поступаю с Шарлоттой, не выпуская ее из дома и что на этот раз мое решение было правильным.

Он подошел ко мне и взял меня за руку; его рука была теплой и сильной.

– С ней все будет в порядке. Даю вам слово в мраморе.

Сначала я не поняла, что он имел в виду, но потом вспомнила надпись на траурной броши: Дружба в мраморе, обиды в пыли.

Как только я повернула ключ в замке после их ухода, мой живот превратился в клубок извивающихся змей. Я вышла из темного коридора к окну столовой как раз в тот момент, когда экипаж доктора Мида отъезжал от дома. Лошади лоснились, колеса начали вращаться, и за считаные секунды они скрылись из виду. Я еще долго стояла у окна и старалась успокоить дыхание. Был идеальный мартовский день – яркий и голубой, с легким ветерком, трепавшим подолы юбок и ленты на шляпках. Я почти ощущала его свежесть, чувствовала прикосновение солнечных лучей к моему лицу. Я приоткрыла окно, и все вдруг стало ближе и громче. Девоншир-стрит не была оживленной улицей, но шум жизни внизу ошеломил меня.

Внизу проходила торговка клубникой; она остановилась перед домом и весело крикнула, приподняв свою корзинку:

– Не желаете ли купить дюжину ягод, миледи?

Я чуть не умерла от страха и резко опустила оконную створку. Мне пришло в голову, что я совершила ужасную ошибку.

Я позвала Агнес и услышала ее шаги на лестнице; потом ее круглое лицо появилось в дверном проеме. У меня перехватило дыхание, что-то болезненно сжалось в груди, и служанка помогла мне сесть.

– Нужно ли послать за ними? – спросила я. – Наверное, еще не слишком поздно.

– Сейчас они уже на полпути в Сент-Джалс, мадам, – сказала она.

– Шарлотта никогда… она никогда…

– Знаю, мадам. Но она в надежных руках. Помилуй боже, даже если что-нибудь случится, кто может быть лучше опытного доктора? И ее няня тоже будет рядом. О ней хорошо позаботятся, и вы это знаете, иначе не отпустили бы ее, правда? Разрешите, я принесу что-нибудь для успокоения ваших нервов.

Я положила руки на колени и постаралась глубоко дышать. Потом она вложила бокал мне в руку, и я выпила. Напиток обжег мне горло и приятным теплом разлился в желудке.

– Постарайтесь не беспокоиться, мадам. Вы поступили замечательно, когда разрешили Шарлотте подышать свежим воздухом и размять ноги. Она резвая и смышленая девочка.

– Правда?

– Конечно. Когда она вернется, у нее будет масса историй о том, где она побывала и что видела.

– Ты так думаешь?

– Можете не сомневаться, мадам. И сегодня ночью она будет крепко спать, попомните мои слова.

– Она всю свою жизнь находилась рядом со мной. Но она хотела уехать, Агнес! Послушать ее, так можно подумать, что я была ее тюремщицей!

– Вот, выпейте еще глоточек. Очень хорошо. Почему бы вам не прилечь, пока я скажу Марии, чтобы она приготовила горячий какао? Я перестелила вашу кровать, теперь там все свежее и белое, как сугроб.

– Как ты думаешь, мистер Каллард хотел бы, чтобы она жила таким образом? – Я уставилась в глухую стену. – Как думаешь, он хотел бы, чтобы она выросла обычной девочкой?

Последовала пауза.

– Вы отлично справляетесь, мадам. Вы делаете для нее все, что можете.

Но это не было ответом на мой вопрос.

На столе в кабинете лежал мой раскрытый атлас. Я попросила кучера доктора Мида показать мне точный маршрут: на юг до Ха-Холбурна, потом через Сент-Джайлс по Оксфорд-стрит и на запад, где дома сменяются полями. Я согнулась над атласом, водя пальцем по линиям. Маленькие улочки и аллеи постоянно пересекались с маршрутом. Даже в такой погожий день, как сейчас, доктор Мид не сможет предугадать все угрозы: кто может наблюдать за ними, прижавшись к стене, или следовать за ними, держась на расстоянии. У меня снова запершило в горле, и я стала наугад перелистывать страницы, стараясь отвлечься на изучение карты южного Суррея.

Я посмотрела на часы: они уехали двадцать минут назад. По словам доктора Мида, он ожидал прибыть на место в половину второго, а в три часа вернуться к экипажу и приехать сюда той же дорогой. Итак, мне предстояло два с половиной часа ожидания. Прошло больше двух месяцев с тех пор, как я чистила портреты моих родителей, поэтому я послала за смесью буры, воды и купоросного масла, надела фартук и перчатки и накрыла стол в гостиной старой скатертью. Я сняла картины с подвесок, положила их бок о бок на столе и немного поболтала с ними, прежде чем