Все будет хорошо - Наталья Костина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валентина Яковлевна встала, подошла к ней, прижала ее голову к себе и погладила по коротким, жестким от несмытой морской воды волосам:
— Бедная моя девочка! Я как чувствовала, что что-то неладно.
— Знаете, я собаку сбила, когда сюда ехала. Кирилл меня там и нашел, возле собаки. Собака каких-то Кузнецовых. И я тоже Кузнецова. Это как знак, — лепетала Нина сквозь слезы, — и я ее убила…
— Не нужно об этом думать. Никакой это не знак. Просто глупая собака выбежала на дорогу. — Валентина Яковлевна уговаривала Нину как маленькую, баюкая и гладя ее голову. — Бедная моя, хорошая…
Нина потихоньку справилась с собой и отстранилась. Встала, подняла плечи — тоненькая, почти мальчишеская фигурка, нежный загар, серые глаза.
— Я, наверно, пойду. Заговорила вас совсем. Уже ужин пора готовить.
Валентина Яковлевна не обратила никакого внимания на это позднее отступление.
— У меня, Ниночка, тоже была такая операция.
Нина обернулась. Валентина Яковлевна тяжело опустилась в кресло.
— Много лет назад. Тоже злокачественная опухоль. Только в груди. Сказали — надо резать. Я все плакала, не могла решиться. Все думала, если рак пойдет дальше, с кем ребенок останется? А так — сказали, что надежда есть. Я и решилась. Ради Кирилла. Ну, мне и отняли обе груди.
Нина расширенными глазами смотрела на эту милейшую хрупкую пожилую женщину, учительницу физики в поселке у моря со сказочным греческим именем, где никогда ничего не должно случаться, где даже глупая собака не должна была попасть под колеса, и не могла вымолвить ни слова.
— Муж от меня ушел, как только я приехала из больницы. Да я его и не виню. — Валентина Яковлевна усмехнулась. — Я и сама с собой не хотела жить. Я вообще тогда жить не хотела, Ниночка. Двадцать восемь лет всего! Кириллу четыре было. Только ради него и осталась. На улицу боялась выйти — казалось, что все знают. Всю жизнь здесь прожила и не хотела никуда переезжать. Знаете, тогда протезов еще не было. Про пластическую операцию никто и не заикался. Да я и не знала об этом ничего. Ну, может, где-нибудь в Москве и были и протезы, и пластические хирурги. Психологи, в конце концов. Но у нас ничего такого не было. Маленький поселок. Если какая-нибудь сплетня… Вот и приходилось ухитряться, чтобы незаметно было. А муж ваш, Ниночка, извините — дурак. Подумаешь — детей больше не будет! У вас Димка есть, это такое счастье! А снаружи ничего и видно не будет. Лишь бы сделали хорошо. Врач хороший? Когда операция?
— Шестого должна лечь в больницу. — Нина подошла и снова села напротив Валентины Яковлевны. — Врач хороший.
А муж не потому меня бросил, тетя Валя. — Нина подняла измученные глаза. — Он даже не знает, что со мной случилось. Я ему не говорила. Он просто к другой ушел. Такое вот дурацкое совпадение.
— А родители? Есть с кем Диму на время оставить? Или все-таки муж присмотрит?
— Мама умерла, когда Димка еще не родился. Рак крови. Так хотела внука увидеть и… — Нина отвернулась к стене и помолчала. Слезы отступили, и она продолжила: — А папа после ее смерти сильно пьет — ему Димку нельзя доверить. То есть он хороший человек, очень хороший, но… Я не думаю, что он с ним справится. А муж… Димка ему не родной. Мы познакомились, когда я уже беременная была. А сейчас у него другая… девушка. Она беременна и… вообще. Он сказал, что хочет собственных детей. Ему не до Димки.
— Вот как! А родной отец что ж?
Родной отец? Нина улыбнулась про себя. Патрик Леммон, веселый спортврач английской сборной по художественной гимнастике! Интересно, помнит ли он еще ту девушку, которая водила его белыми ночами по Питеру? Которой он обещал показать Лондон, легендарный Ливерпуль и свой родной Корк. Она тогда поехала помощником тренера — ее пригласили в последнюю минуту, вместо заболевшей подруги. Нина тогда уже окончила институт физкультуры и работала то здесь, то там. Она рада была снова окунуться в атмосферу большого спорта, посмотреть на молодых гимнасток, новое поколение, пришедшее после них. Просто уехать на неделю из дому, от жуткого сознания того, что не можешь ничем помочь умирающему родному человеку… Рыжий Патрик сразу как-то ее приметил и тогда же, в вечер приезда, пригласил посидеть в кафе. Он совсем не говорил по-русски, а Нина — очень плохо по-английски, но они друг друга понимали. Вернее, она каким-то женским чутьем понимала, что не будет никакого продолжения этого стремительно вспыхнувшего романа — не будет ни Лондона, ни Ливерпуля, ни даже Корка. Она просто радовалась выпавшему на ее долю кусочку праздника — смешливому Патрику, плененному метафизической красотой белых ночей, безлюдными ночными улицами, мостами, парками, самой Ниной, наконец. Прекрасный город, созданный для влюбленных. Как хорошо быть влюбленной! Это было как лекарство от всех ее жизненных невзгод. Он уехал и обещал писать. Она долго ждала писем. Заглядывала в почтовый ящик, проводя пальцами там, куда глаза не доставали — вдруг конверт за что-то зацепился? Когда поняла, что беременна, ни секунды не сомневалась — рожать. И как можно было убить это продолжение счастливого состояния полета? Мать заметила ее беременность едва ли не раньше самой Нины и деликатно спросила дочь, что та собирается делать.
— Наверное, рожать, мама, — ответила тогда Нина.
— Вот и слава богу, — с облегчением вздохнула мать, — отцу утешение будет с внуком.
Обе они тогда поняли, что мать говорила о том скором времени, когда ее не станет, и долго сидели обнявшись и плакали. Слезы обеих говорили больше, чем слова. Мать так надеялась дожить до появления ребенка, она радовалась растущему Нининому животу, слабыми руками пыталась что-то шить или вязать для будущего внука или внучки. Димку мать так и не увидела. Она умерла, не дожив трех месяцев до его рождения. Нина потом удивлялась — как она могла доносить Димку, как могла перенести все, что на них обрушилось? Ответ был только один — это именно еще неродившийся Димка помог Нине выжить. Это ради него она и сейчас живет. И пусть Сергей Кузнецов со своей секретаршей катится к черту!
— Он и не знает, наверное, что Димка родился. Мы с ним были знакомы всего неделю. Вы думаете, это неправильно? Я не должна была так поступить? — Она посмотрела с вызовом.
— Я думаю, что это судьба, моя хорошая. — Валентина Яковлевна невесело улыбнулась. — Оставляй Димочку у нас. Я за ним присмотрю. Или давай я с тобой поеду.
— Что вы, тетя Валя!
Они и не заметили, как сблизились. Да разве чужой была теперь ей эта женщина, после того как они рассказали друг другу самое сокровенное! Больше, чем друзья, больше, чем родственники по крови, — они были теперь связаны общим несчастьем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});