Секретный рейд адмирала Брэда - Богдан Сушинский

— Ну, до этого дело не дошло.

— А до чего дошло? Поверьте, для меня и моего мужа, тоже германца по происхождению, очень важно знать, жив ли фюрер.

— Но я так полагаю, что слушаете меня не только вы.

— Старший радист сидит рядом со мной, но из деликатности, он снял наушники.

— Сомневаюсь, — проворчал обер-лейтенант.

— Он принимает нас за влюбленных. И, кажется, недалек от истины, — откровенно блефуя, флиртовала с ним Фройнштаг.

— Вы храбрая женщина.

— И храбрый офицер СД, — напомнила ему воинственная немка. — Что же касается адмирала Брэда, — не собиралась клясться ему на Библии Фройнштаг, — то он ждет окончания наших переговоров в своем отсеке. Как только закончим наш разговор, — доложу ему о том, что для него существенно.

— А что их интересует?

— Понятно, что. Обоим важно знать только, собираетесь ли вы атаковать наш самолет или же не собираетесь. Пользуясь случаем, я и хочу выяснить: у вас ведь не было такого приказа — сбивать нас?

— Такого не было, — неохотно как-то подтвердил Ридберг. — Во всяком случае, пока что не было.

— Весьма благоразумно, если учесть, что с авианосца «Флорида» уже поднялось в воздух до десятка самолетов морской авиации США и направляются сюда.

Адмирал предупреждающе сжал предплечье Фройнштаг, но было уже слишком поздно.

— Кажется, я тоже проболтала вам одну из военных тайн, на сей раз тайн американского Военно-морского флота.

— Не казните себя: мы перехватили переговоры ваших радистов с базовым лагерем и с авианосцем, — пришел ей на помощь Ридберг, причем произнес он это спокойным и всепрощающим каким-то голосом.

— Вот видите, разведчицы из меня не получится. Тем не менее еще один вопрос, последний: «Так где все-таки находится сейчас фюрер, если только он действительно жив? Понимаю, что разглашению подобные сведения/ не подлежат, поэтому назовите хотя бы континент».

— Да, по-моему, никакой тайны это уже не составляет. Всем известно, что основная ставка фюрера находится сейчас в Латинской Америке, запасная — на юго-западе Африки.

28

Декабрь 1946 года. Антарктида.

Борт разведывательного самолета «Кобра».

— Разве это имеет значение — где сейчас находится фюрер? — удивился Ридберг, выслушав сомнения Фройнштаг. — Главное, что он жив, а значит, история рейха продолжается, несмотря на все наши потери и временные поражения.

— Готова поверить, что фюрер действительно жив, однако вынуждена огорчить: слишком уж неубедительно вы об этом говорите, Ридберг.

— Не собираюсь убеждать вас, гауптштурмфюрер. И вообще, это вы, по чину, должны были бы убеждать меня. Но прав барон фон Риттер, наш «рейхатлантидный Геббельс», когда утверждает: «Фюрер — всегда и везде! Он находится там, где обнаруживается хотя бы один истинный ариец!». Вы согласны с ним?

— Я согласна с тем, что с подобными сентенциями барон фон Риттер, конечно же, превзойдет не только Геббельса, но и самого фюрера. Вот только продолжать эту полемику не имеет смысла.

— А что, по-вашему, имеет смысл? — мгновенно ухватился за ее слова обер-лейтенант; ему явно не хотелось прерывать эту милую беседу, затеянную некоей прекрасной германкой в ледяном поднебесье Ледяного Континента. Эта встреча под небесами одичавшего континента и в самом деле казалась почти невероятной.

— Смысл имеет просьба, которую я сейчас выскажу и которую вы, обер-лейтенант, надеюсь, исполните.

— Готов исполнить любую вашу просьбу, гауптштурмфюрер.

— Смелое заявление. Однако я не стану испытывать вас, подобно средневековым «дамам сердца», на рыцарскую жертвенность, обер-лейтенант. Свяжитесь с «Базой-211» и сообщите фон Готту и фон Риттеру, что на борту американского самолета, который вы, обер-лейтенант, так любезно эскортируете, находится известный им гауптштурмфюрер, а ныне швейцарская журналистка Лили Фройнштаг. И что благодаря моему присутствию здесь у них появляется уникальная возможность повести переговоры с командующим эскадрой адмиралом Брэдом, а через него — и с президентом США.

— О чем они должны вести переговоры? — не понял Ридберг. — До сих пор они не вели переговоры ни с одним правительством мира.

— До сих пор — да, не вели. Но всему свое время. Скоро в Антарктиду, хлынут десятки военно-исследовательских эскадр, подобных нашей. Здесь на каждой сотне квадратных миль будет располагаться по антарктической исследовательской станции, а территорию континента начнут делить, как стая волков — шкуру задранной овцы.

— Время от времени я думаю о том же.

— Вот видите, мы уже стали единомышленниками. А еще им предстоит вести переговоры о том, что в случае военного конфликта с вами сюда придут эскадры, на борту которых будут находиться ракеты и бомбы с такими же ядерными зарядами, как те, которые настигли в виде возмездия японские города Хиросиму и Нагасаки: И тогда уже даже ваши совершенно несовершенные «дисколеты» вам не помогут.

— Мне так, дословно, все и передать?

— Уточнив, что это не только мое мнение и предложение, но и предложение адмирала Брэда, человека, настроенного по отношению к вам очень миролюбиво и, я бы сказала, даже уважительно. И который давно понял то, чего не хотите понять вы: что теперь у нас один враг — советские коммунисты.

— Нам твердят о том же, гауптштурмфюрер.

— И потом, вы же не собираетесь навечно зарываться в этот континент и жить, подобно кротам? Вам нужны будут полезные ископаемые, нужны новые технологии, надежные базы ремонта и заправки ваших самолетов и субмарин, а также отдыха экипажей и всего вашего подземного воинства. Согласитесь, что подпольных связей с Аргентиной для такой легализации недостаточно. Почему вы молчите, Ридберг?

— Я не молчу, я запоминаю ваши доводы, гауптштурмфюрер.

— И они, конечно же, кажутся вам очень убедительными, — самонадеянно внушала ему Фройнштаг. — От этого, от вашей убежденности, будет зависеть многое, а сами вы, мой бесстрашный пилот, можете войти в историю Антарктиды и в историю современной цивилизации как человек, который первым наладил связь, сначала между Рейх-Атлантидой и Наземным Миром, а затем — арий-атлантами и Соединенными Штатами. Причем восхождение вашего имени начнется сразу же, со страниц моей «Антарктической книги», которая появится уже к осени грядущего года. Вы все поняли, Ридберг?

— Так точно, гауптштурмфюрер.

— Я показалась вам достаточно реалистичной и убедительной?

— Достаточно.

— А теперь представьте себе, — игриво проворковала Фройнштаг, — насколько убедительной я покажусь вам, когда судьба подарит нам хотя бы часик-другой личной встречи, мой бесстрашный пилот. Так что — ауфвидерзеен[35].

Сняв наушники, Фройнштаг вновь уселась в кресло и обессилено запрокинула голову. Сейчас она напоминала актрису, которая, «отработав» на сцене свой сольный номер, удалилась за кулисы под громовое молчание зала, который замер, пораженный то ли ее талантом, то ее бездарностью. Но ей уже было все равно. Она не стремилась дождаться аплодисментов, ей попросту хотелось уединиться и отдохнуть.

— Вы были бесподобны, Фройнштаг, — «бурей оваций» наконец прорезался сквозь тишину радиорубки негромкий доверительный голос адмирала. — Правда, в отдельные моменты я не мог понять, на кого вы, собственно, работаете и какую на какую информацию пытаетесь выменивать, но, в общем, свой талант психолога и дипломата вы проявили в полной мере.

— Вы беспредельно мудры в своих оценках, мой адмирал. Но вы окажетесь еще мудрее, когда наконец поймете, что «работаю» я на наш арийский мир, на белую цивилизацию, на человечество без коммунистов и коммунизма. И давайте никогда больше не возвращаться к этой теме. Эти бесконечные подозрения… Вам, доктор Брэд, это не к лицу.

— Прошу прощения, леди. Не думал, что мое ироническое замечание вызовет столь резкую реакцию.

В рубке воцарилось неловкое молчание. Фройнштаг уже поднялась и хотела уходить, но задержал ее радостный голос старшего радиста:

— А ведь обер-лейтенант действительно связался с «Базой-211» и докладывает о переговорах с гауптштурмфюрером Фройнштаг, германкой из отдела диверсий Отто Скорцени. Судя по всему, этот диверсант у них все еще в почете.

Услышав это, Фройнштаг метнулась к столику, за которым сидел старший радист, и схватила наушники. Но, прежде чем надеть их, назидательно объяснила американцу:

— Скорцени — это профессионал войны, диверсант высочайшего класса. Такие ценятся всегда, во все времена и у всех народов, независимо от того, какой стране и какому фюреру они служили в предыдущих войнах.

Окончив свой монолог, она выждала несколько секунд, рассчитывая на реакцию старшего радиста, но тот помахал перед своим лицом руками, давая понять, что не может поддерживать разговор с ней, и потыкал пальцем в сторону наушников. Поняв, что упускает что-то очень важное, Фройнштаг тоже мгновенно вооружилась этим благом цивилизации, И тотчас же поняла, что вошла в эфир как нельзя вовремя.