Три аксиомы - Зыков Иван Максимович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять затруднения с устройством под крышу. Хозяйки говорят:
— Вы, табачники, искру зароните. А то вшей напустите.
Бригадир ответил:
— Какие могут быть вши, когда беспрестанно купаемся? Все косточки перемыты. Чище нас нет людей на всем белом свете.
Разбрелись по деревне. Уж кому как удалось, так тот и устроился.
Ветер держал в Чулощелье трое суток. Потом опять двинулись, шли хорошо, на мели садились не часто, но по временам заставлял останавливаться сильный встречный ветер. Устраивали тогда привал, разжигали костры, грелись.
Через двенадцать суток караван миновал районный центр Лешуконское, вышел из Вашки на реку Мезень и остановился в Верхнем Березнике. Тут находится формировочный рейд, отсюда начинается низовая глубокая Мезень с не прекращающимся в течение всего лета судоходством. Все шесть паромов связали в один плот, и леспромхозовский моторный катер повел его на лесопильный завод в Каменку. А бригада может пешком возвращаться обратно в свою Олему.
Плотогоны довольны, конец — делу венец. Правда, многовато ухлопали времени. Путь в семьдесят два километра отнял двенадцать суток, потому что плыли всего трое суток, а девять суток стояли, но хорошо и то, что достигли цели.
Отличились две бригады удорцев. Они поставили рекорд: пригнали по Мезени паромы из республики Коми и путь от Кослана до Березника в четыреста пятьдесят километров совершили за три недели.
Старики удорцы не растеряли издавна накопленный опыт паромного сплава. У них на паромах сбиты шалаши и насыпана земля для раскладки костра — можно на плаву и обогреться и укрыться от дождя. А внутри шалаша висит ситцевый полог от комаров. С комфортом плывут люди.
Однако не все так удачливы. Труднее всего приходится приезжим с юга, «вербованным». У них нет ни сноровки, ни чутья глубины под текучей водой. Бригада Антона Петровича Кутули, состоящая из полтавских, курских да харьковских, прошла по Вашке за месяц сто пять километров, приблизилась к концу пути, и тут постигла незадача: три парома накрепко застряли, не доходя семи километров до Лешуконского, а остальные сели на песок под самым райцентром. Сидят две недели, и уже август на носу. Скоро потемнеют ночи, труднее станет работать.
Только подъем воды способен освободить из плена. А когда он придет?
Задымили пароходыНаконец наступил перелом погоды. Задул юго-западный ветер, потеплело. Выглянуло солнце, обогрело землю, леса и мокрых плотогонов. А потом с запада поднялась туча. Да какая! Синяя. Вот от этой будет прок!
Начался период проливных дождей. Льет по нескольку часов, перестанет ненадолго и опять льет. И так несколько дней.
По телефону из Вашторга сообщили, что в верховьях Вашки вода поднялась на 178 сантиметров. У Лешуконского Вашка покамест прежняя — среди желтых песков вьется неширокая лента воды, где под блестящим обманчивым зеркалом кроется весьма сомнительная глубина.
Вскоре и на Мезени начались дожди. Ну теперь картина ясная, все дальнейшее не вызывает тревог. Из пароходства разослали гонцов отзывать с сенокоса судовые команды.
Я вышел на обрыв к Вашке и увидел, что река стала пошире, а у противоположного берега через желтые пески, бывшие недавно сплошными, протянулись три серебристые водяные ленты. Пошел взглянуть на паромы многострадального полтавчанина Кутули, а их уже нет: уплыли. В добрый час!
На следующее утро лежу и нежусь на койке в Доме крестьянина, и вдруг через окно врывается с улицы встревоженный разговор. Узнаю знакомый голос председателя райисполкома:
— Дрова надо спасать!
По стучащим доскам деревянного тротуара торопливым шагом прошли работники леспромхозовской конторы. Я пошел вслед за ними к обрыву и подивился, какою широкой стала Вашка. Вчерашние ленты соединились вместе, и от песков остался вдалеке один остров.
Внизу под горой поднявшаяся вода подтопила поленницы напиленных дров — учрежденских и частновладельческих; толпа лешуконцев спасала свое добро.
Не меньшее оживление царит и на другом конце села, куда Вашка подходит вторично и где находится пароходная пристань. Над судовыми трубами вьется дымок. Много людей приходит за справками; диспетчер повесил на заборе объявление: «По Мезени отправляется до Койнаса буксирный пароход „Сурянин“, по Вашке до Вашторга — пароход „Советский“ и пассажирский теплоход „Москвич“». Это такой же водный трамвайчик, на каких по Москве-реке катаются от Киевского вокзала мимо Ленинских гор до Краснохолмского моста.
Летнее безводье кончилось благополучно, вместе с ним закончился и прадедовский паромный сплав.
Пользуюсь случаем побывать в мезенской «глубинке» и сажусь на «Сурянина».
Какой могучей рекой стала Мезень, вся до краев наполнена мутной водой. Сотни рек и малых речек, собрав дожди на восьми миллионах гектаров, отдали ей свою силу. А дождь все хлещет да хлещет и обещает, что даров неба хватит надолго.
Навстречу нам попадаются уже не паромы, а широкие и длинные плоты на буксире у катеров и пароходов.
В сорока километрах выше устья Вашки подошли к деревне Колмогоры. Тут находится один из лесозаготовительных пунктов Лешуконского леспромхоза. Но я поеду на «Сурянине» дальше. А Колмогоры примечательны тем, что здесь проходит старинный зимний тракт на Печору. В 1664 году по нему везли в ссылку в Пустозерск знаменитого основателя русского церковного раскола протопопа Аввакума с его семьей. Протопоп не был новичком на таежных дорогах. Вместе с семьей он десять лет скитался в ссылках по Сибири, тонул на том самом пороге Падуне, где построена сейчас Братская гидроэлектростанция, переходил по льду через озеро Байкал. Он терпеливо снес заточение в темницу, избиение, пытки. Это был упрямый фанатик, высокомерный и гордый, называвший Алексея Михайловича «безумным царишкой». Но настолько трудными оказались мезенские длинные километры, что этот несгибаемый человек здесь, в Колмогорах, единственный раз в жизни пал духом и запросил пощады. До нас дошла «Третья челобитная», посланная из Колмогор в Москву осенью 1664 года. Своим содержанием, характером, просительным тоном она сильно отличается от всего написанного дерзким протопопом до и после этого документа:
«Помилуй мя, равноапостольный государь-царь, робятишек ради моих умилосердися ко мне!
С великою нуждею доволокся до Колмогор; а в Пустозерский острог до Христова Рождества, не возможно стало ехать, потому что путь нужной, на оленях ездят. И смущаюся, грешник, чтоб робятишки по пути не примерли с нужи.
Милосердный государь, царь и великий князь Алексей Михайловичу всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец! Помилуй меня, богомольца своего, хотя зде, на Колмогорах, изволь мне быть, или как твоя государева воля, потому что безответен пред царским твоим величеством».
Кстати сказать, комментаторы «Жития», не зная о существовании Печорского тракта и Колмогор на реке Мезени, смешивают их с Холмогорами на Северной Двине — родиной Ломоносова. Отсюда непонятно, почему Аввакум, подавший челобитную, по мнению комментаторов, якобы с Двины, очутился на Мезени, откуда был возвращен в Москву, но, как нераскаявшийся, в 1667 году отправлен в Пустозерск, где просидел пятнадцать лет в земляном погребе и в 1682 году был заживо сожжен. А семья его навсегда осталась на Мезени…
У меня спрашивают: Холмогоры — понятно: холмы и горы. А что такое Колмогоры? Испорченное слово?
Нет, не испорченное. Русский язык сочетается тут с языком народа коми. Так называется большинство мезенских деревень: Кельчемгоры, Целегоры, Мелегоры, Ценогоры, Нисогоры. Все деревни стоят у реки на крутых обрывах — «щельях» или «горах», поэтому слово «гора» или «щелья» всегда входит составной частью в название деревни, соединяясь с собственным именем. А собственные географические имена русские поселенцы исстари позаимствовали у ненцев и коми, кочевавших в этих местах со своими оленьими стадами.