Два рейда - Иван Бережной

Роберт не имел таких документов. Он пристально посмотрел в глаза коменданту, окинул взглядом офицеров и увидел: у всех кобуры пистолетов расстегнуты. Судорожно заработали мысли. «Как бы на моем месте поступил настоящий представитель фюрера? Вероятно, он бы такого нахальства со стороны старшего лейтенанта не потерпел бы! — подумал Клейн. — Эх, была не была!» Не спуская внимательного взгляда с коменданта, Роберт спокойно вынул пистолет из бокового кармана и со словами: «Как вы посмели ставить под сомнение распоряжения личного представителя фюрера? Именем фюрера!»— хлоп коменданта… Остальные офицеры, не ожидавшие такого поворота событий, приняли положение «смирно», Клейн не спешил прятать пистолет. Черт их знает, этих офицеров, что они задумали. Погибать, так хоть подороже жизнь отдать. Гитлеровцы стоят, не шелохнутся. Их растерянность не ускользнула от острого взгляда «оберста».

— Кобуры застегнуть! — приказывает Клейн. — По местам!

Офицеры застегнули кобуры, козырнули, повернулись «кругом» и, печатая шаг, отошли…

У Клейна отлегло от сердца. Стараясь не выдавать своего волнения, он подошел к командиру отряда, а тот сидит в машине белый как мел, готовый рвануть с места в любое мгновение, и тихо спрашивает:

— Пронесло?

— Пронесло, аж потом прошибло, — ответил Роберт.

Надо было обезопасить мост от внезапного взрыва. Но как?

Помог случай. Налетели наши «илы». Немцы называли их «черной смертью» и страшно боялись. При появлении самолетов фашисты разбежались от моста. Клейн понимал, что мост бомбить не будут. В противном случае, какой же смысл ему рисковать жизнью, если мост разбомбят свои же самолеты?

Воспользовавшись налетом авиации, Роберт спустился под мост, вырезал метра два проводки к зарядам, столкнул их в воду, а концы замаскировал…

Как только самолеты проштурмовали колонну и улетели, Роберт вышел из-под моста. Больше часа он наводил «порядок» на переправе. Потом снова сел в машину, отъехал в лес и связался по радио с командованием советских войск, наступавших на этом направлении. Ему приказали: «Занимайте мост! Танки пошли к переправе». Сразу же по радио передали команду партизанам. Те вышли из укрытия и обрушились на гитлеровцев, охранявших переправу. Завязался жаркий бой. Вскоре появились наши танки и начали кромсать фашистов.

«Тридцатьчетверки» под прикрытием «илов» пробились к мосту и взяли его под охрану. Партизаны и танкисты до вечера отражали попытки противника овладеть мостом. Подоспели наши части. Ночью на западный берег переправилась стрелковая дивизия и к утру отбросила фашистов, расширив тем самым плацдарм. Все гитлеровцы, оставшиеся на восточном берегу Днепра, вынуждены были сложить оружие.

Обо всем этом я узнал от Вершигоры и рассказал разведчикам.

— Вот это да! — с восхищением сказал Юра Корольков, выслушав рассказ. — За это стоит дать Героя Советского Союза.

— Товарищ капитан, а страшно было? — спросил Журов сконфуженного политрука.

— Вначале было страшновато, а потом вошел в роль, — улыбнувшись, ответил Клейн.

— Ничего себе роль! — проговорил Аркадий Тарасенко.

— Как же вы к нам попали? — спросил Вася Демин.

— Когда мы соединились с войсками, меня пригласили в штаб фронта к генералу Ватутину. Он интересовался подробностями операции на мосту, а в конце беседы спросил: «Где вы хотите продолжать службу?» — «Куда пошлете, там и буду воевать», — говорю. Он сказал, что мной интересуется генерал Строкач. От Ватутина пошел к Строкачу. Там познакомился с Петром Петровичем Вершигорой, с ним и приехал… И вот мы вместе.

Разведчики были покорены подвигом Клейна. Последнее время только и были слышны разговоры о политруке. За два месяца и я успел полюбить его. Мы стали друзьями. И теперь мне особенно с ним не хотелось расставаться. Но вопрос решен. Я ухожу.

Сборы были недолги. Надел шинель, шапку, нацепил снаряжение. Прихватил полевую сумку, бинокль, автомат и — будьте здоровы!

Хозяйка дома — маленькая, щупленькая пани Гелена — настороженно смотрела, не понимая, куда это провожают «пана майора». Когда же я начал прощаться с товарищами, пани Гелена поняла, что я ухожу, просеменила в свою спальню, вынесла коробку и протянула мне.

— Спасибо, пани Гелена, не надо, — отказывался я.

— Hex, пан, везьми. То — папиросы…

Меня тронула теплота этой суровой на вид женщины, своими руками набившей двести папирос. Не знаю, что со мной случилось. Возможно, в тот момент я вспомнил свою мать. Впервые в жизни я поцеловал женскую руку. Пани Гелена часто заморгала. Ее выцветшие глаза заблестели. Она прижала мою голову к своей груди и торопливо зашептала. Я понял только слова: «Матка боска Ченстоховска…» Видимо, пани мою жизнь вручала ей — матке боске.

Во дворе ждал меня Иван Селезнев. Он под уздцы держал оседланного серого коника.

— Неужели, товарищ командир, уходите насовсем?

— Скорее всего, да!

Мне вдруг вспомнилось, что ровно два года назад, в феврале 1942 года, я уезжал из своего полка на курсы разведчиков. Тогда в Ливнах, прощаясь с коноводом Петром Петровичем Корсиковым, я услышал точно такой же вопрос. В полк больше не вернулся. Теперь, вспомнив тот отъезд, окончательно понял — разведротой мне больше не командовать.

— Насовсем, Иван Кузьмич! — подтвердил я, вскочил в седло и поехал туда, где располагался 1-й полк.

Полк имени С. В. Руднева

Первый полк, теперь уже мой полк, стоял на другом конце села. Командир полка со штабом и комендантским отделением размещался в просторном добротном доме.

Встретил меня старшина хозяйственной части Боголюбов — высокий, светловолосый, с белесыми бровями и чуть горбатым носом молодой парень. Я знаю его давно. Познакомился с ним во время боя за село Голубовку Сумской области в октябре сорок второго года. Нелегким был его путь к партизанам.

Боголюбов — сын уральского крестьянина. Перед самой войной окончил полковую школу и работал старшим радистом в штабе пограничного округа.

В первый же день войны вступил в бой с фашистами под Перемышлем, но уже через пять дней вместе со своей частью вынужден был отойти на оборону Львова. Два Дня пограничники удерживали город. А потом начались тяжелые дни отступления.

При прорыве из окружения в районе Борисполя Николай был ранен в ногу. Отлежался в укрытии. Когда стало менее опасно, выбрался из кустарника. Встретил раненого лейтенанта Климова из своей части. Вдвоем добрались до хутора.

Две недели хуторяне скрывали и выхаживали раненых. Подлечившись, Боголюбов и Климов отправились в путь. Где пешком, а где и на лошадях, к зиме добрались до села Бунякина Путивльского района. Приютила их добрая женщина — Ольга Силаева.

— В наших краях партизаны объявились, — сказала она. — Отдохнете, наберетесь силенок, а тем временем узнаем, как к ним попасть.

Совет был дельным. Согласились. Однако отдохнуть не пришлось.

Однажды вечером в дом зашел вооруженный.

— Красная Армия ведет тяжелые бои. Не сегодня-завтра сдадут Москву… В тылу врага на борьбу поднимаются народные мстители, а вы отсиживаетесь! — сказал незнакомец. — Одевайтесь немедленно. Считайте себя мобилизованными.

— Мы еще не демобилизовывались, — ответил Климов.

— Вот как! — удивился тот. — Одним словом, поторапливайтесь.

Климов и Боголюбов повеселели. Еще бы! Партизан не пришлось разыскивать, сами объявились. И только перед уходом из дома заметили настороженный взгляд притихшей вдруг хозяйки. Причины такой перемены в ее поведении не поняли, а спросить при постороннем не решились.

На улице они увидели несколько вооруженных и десять подвод, на которых сидели мобилизованные мужчины — местные и окруженцы.

Под конвоем ночью приехали в Новую Слободу.

— Не расходиться, — приказал вооруженный, ехавший с ними на санях, и пошел в дом.

Никто не знал, куда и зачем их повезут. Если в партизанский отряд, то почему заехали в село? Боголюбов зашел в хату напротив. Выслушав его, старушка всплеснула руками:

— Ой, лышенько, та то ж не партизаны. Полицаи они. Уходите, пока не поздно…

Николай выскочил из хаты и, чтобы убедиться в услышанном, подкрался к окну дома, куда зашел конвоир. То, что он увидел, отбросило всякие сомнения. В доме полно вооруженных. За столом сидел лысый человек с повязкой на рукаве. Полиция!

Осторожно, чтобы не заметил часовой и не встревожились предатели, Боголюбов вернулся к саням и шепнул лейтенанту Климову:

— Полицаи. Бежим!

Из уст в уста тревожная весть облетела всех «мобилизованных». Боголюбов, Климов и еще несколько человек юркнули во дворы, огородами выбрались в поле и сломя голову побежали к лесу. Позади послышались выстрелы. Но поздно! Уже близко лес.