Последняя стража - Шамай Голан

Ваня стоял и смотрел на узбека. Было очень жарко. О чем думал Ваня? О чем думал узбек? Хаймек не думал ни о чем – смотрел на лепешку, которая лежала рядом с узбеком, и ни о чем не думал.

Ваня полез за пазуху и вынул оттуда большую серебряную медаль на засаленной ленточке. Потер о штанину и протянул узбеку.

– Вот, – сказал он. – Это – медаль отца.

Узбек осторожно принял медаль на жесткую ладонь и несколько мгновений держал так, словно оценивая на вес. Потом достал откуда-то круглые очки, надел их и начал по буквам разбирать выбитую на медали надпись.

– «За отвагу», – получилось у него.

И он снова посмотрел на Ваню, моргая. Губы его продолжали шевелиться. Потом протянул медаль обратно.

– Герой, – сказал он, наконец. – Твой отец – герой. Бери. Лепешку. Всю. Я тебе изюм дам. Бери.

Ваню не нужно было просить дважды. Он схватил лепешку, зажал в руке горсть изюма и, набирая ходу, двинулся прочь… но старый узбек громко окликнул его:

– Медаль, – коротко сказал он, возвращая Ване его драгоценность.

– Спасибо, дедушка бабай, – непривычно вежливо поблагодарил старика Ваня и, еле сдерживая желание помчаться прочь, пошел туда, где уже с нетерпением ждал его Хаймек, потрясенный всем виденным. А узбек еще долго сидел в тени своего огромного мешка, и губы его время от времени повторяли:

– «За отвагу»… «За отвагу»…

Через несколько минут друзья уже нашли тихий уголок, где без помех можно было поделить Ванину добычу. Сначала они только жевали в полном молчании. Чуть позже, дожевывая последний кусок лепешки, Хаймек спросил приятеля:

– Ваня… а, Ваня!

– М-м-м, – промычал Ваня. – М-м-м.

– А ты… не боишься?

Ваня подавился.

– Кх-кхт-кхх… Кого?

– Бога, – сказал Хаймек.

Ваня посмотрел на Хаймека, как на сумасшедшего.

– С чего… с чего бы мне его бояться?

Хаймек попробовал объяснить:

– Ну, понимаешь… Ты же все время врешь…

Вот уж когда Ваня удивился по-настоящему.

– Я вру? Да я … вообще не вру. Вообще. Понял!

– Ну… это… Ваня… ты говорил про отца… про медаль… а мне ты говорил, что он просто умер в больнице от болезни.

– Ну и что?

Теперь уже Хаймек растерялся.

– Как это – ну и что?

Теперь Ваня смотрел на ошеломленного Хаймека так, как умудренные опытом жизни взрослые смотрят на что-то лепечущего малыша.

– Хаймек, – сказал Ваня, – ну, почему ты такой?

– Какой?

– Ну… тупой, что ли. Ты будто с неба свалился. Полный дурак.

– А почему я дурак, Ваня?

– Не знаю, – честно признался Ваня. – Должно быть таким родился.

– А все равно, – обреченно сказал Хаймек. – Врать нехорошо.

Ваня лежал на спине и смотрел в небо. Было хорошо после съеденной лепешки. А еще было жарко и хотелось спать. И совсем не хотелось спорить. Ну как объяснить этому еврейскому пацану то, что он, Ваня, знает едва ли не с пеленок. Жалко дурачка Хаймека. Если он не поймет, как надо жить – непременно загнется и пропадет. Или шпана забьет, или менты в колонию устроят.

Ему очень нравился Хаймек. Надо было его спасать.

– Слушай, – сказал Ваня серьезно. – Слушай, что я тебе скажу. Сейчас идет война. Так?

– Так, – сказал Хаймек.

– А раз идет война, то все мужчины должны быть героями. Так?

– Так, – сказал Хаймек. – Но…

– Заткнись и слушай. Однажды было дело… ну, неважно, когда. Я в то время просто с голода подыхал. И попросил у какого-то типа кусочек арбуза. Просто кусочек. Ты думаешь, он дал? Он сказал мне: «Арбуза? А по шее не хочешь?» Тут я ему говорю чистую правду – что мол один на белом свете… что отец умер… А этот тип жрет арбуз и сквозь зубы цедит: «Умер? Что значит «умер»? На фронте убили?». Я в ту пору был такой же честный… дурак… вроде тебя. И говорю этому типу: «Не на фронте, а в больнице». Ты не поверишь, Хаймек. Эта сволочь… не пожалела даже… просто завопил, будто его собака укусила. И стал поносить моего отца, который умер, ты понимаешь? Сидит, рожа толстая, по губам арбузный сок течет, а сам вопит: «Все мужики на фронте кровь проливают, жизнь отдают за родину, а твой пахан в больнице загибается. Да он у тебя симулянт. Да он у тебя дезертир и трус». Ну, не сволочь? Мне бы плюнуть. Но я не мог, понимаешь. Мой батя ведь умер… Ну, я и запустил в этого гада кирпичом.

– Но ты в него… не попал? – потрясенно спросил Хаймек.

– Не важно, – уклончиво сказал Ваня. – У тебя отец тоже, ты говорил, умер в больнице?

– Да, – не вдаваясь в подробности, сказал Хаймек.

– Тогда мотай на ус, – посоветовал Ваня. – А не то пеняй на себя.

Из Ваниного рассказа Хаймек понял только суть. «Какой же он трудный, этот русский язык, – подумал он. – Но я его выучу. Обязательно».

3

Вскоре Ваня ушел по своим делам. А Хаймек, оставшись один, лежал на траве и думал – почему же он дружит с Ваней? С Ваней, который крадет и врет. Почему?

Он думал так и думал этак. А потом придумал.

А почему бы ему с Ваней не дружить? Да. Ваня ворует, врет и обманывает. Ну и что? Так это же Ваня, а не он, Хаймек. И если Ваня делится с ним, Хаймеком, своей добычей, так на то он ему и друг. И он, Хаймек, окажись он на месте Вани, разве не поступил бы точно так же? Поступил бы… А коли так – почему же ему отказываться от того, что всегда предлагает ему друг? Тем более, что каждый раз часть того, что получает от Вани мальчик, он несет домой, маме. Да, часто в ее взгляде он читает вопрос. Но он не обязан объяснять ей, откуда берется вся эта еда. Иначе мама может вообще отказаться от пищи, и тогда в воздухе зазвучит слышанное Хаймеком уже не раз: «Потерпи немного, сынок. Вот когда я умру, тебя обязательно заберут в детский дом, и тебе не нужно будет больше бродяжничать по рынку».

Бедная мама… Сейчас она в силах только выпить кружку кипятка. И даже это дается ей с трудом, каждый глоток. Хлеб, что иногда приносит Хаймек, ей уже не разжевать. Те огрызки и объедки, что он подбирает у канавы – тоже. Единственное, что она могла бы сейчас съесть – это какое-нибудь пюре. Из овощей. Хаймек мог бы и сам приготовить такую, своего рода овощную кашу. Если мелко-мелко нарезать различные овощи, все равно какие, и очень долго их варить, а потом все размять толкушкой – это и будет пюре. Но где ж набрать столько овощей? Ведь сейчас – сезон арбузов, а у мамы – дизентерия. Кровавый понос. И как на грех повсюду валяются арбузные корки, и многие – с мякотью. В этом году невиданный урожай арбузов. А если отойти от города на два-три километра, на любой бахче узбек без колебаний даст тебе совсем бесплатно маленький арбуз. А может быть и не маленький.

Но это на бахче, в кишлаке.

И вдруг Хаймек понял, что он до смерти хочет арбуза. Он почувствовал даже, как его зубы впиваются в кроваво-красную, истекающую сахарной сладостью мякоть.

И он отправился на базар. И, конечно же, еще издалека увидел Ваню. И помахал ему. Ваня тут же прискакал на одной ноге, словно играя в «классы».

– Ну, – спросил Ваня. – Как жизнь?

– Ничего, – сказал Хаймек.

– А чего нос повесил?

– Арбуза хочется.

Ваня удивился:

– В чем же дело?

– Денег нет, – сказал Хаймек. – Совсем.

В Ваниных глазах запрыгали чертики.

– Если хочется, – нравоучительно сказал он, – надо раздобыть. Пойду, потолкую с ребятами.

– Я тебя здесь подожду, – на всякий случай сказал осторожный Хаймек. «Ребят» этих он знал.

– Ну, жди.

«Ребята» – разбойничья компания базарных оборванцев покатывалась со смеху, слушая какую-то историю. Ваня подошел и бросил несколько слов. Смех тут же умолк. Минутой позже, неторопливо, чтобы не привлекать к себе внимания, малолетки потащились туда, где полосатыми горами высились арбузы.

Ваня повернулся к Хаймеку:

– Ну, пошли…

Через несколько десятков метров последовала новая команда:

– Стой!

Остановившись, Ваня огляделся, а потом кивнул в сторону арбузного ряда. На первый взгляд все арбузы были неотличимы друг от друга – зеленые, в одинаковую черную полоску, и даже размера почти одинакового – но любой покупатель, руководствуясь собственными представлениями о том, какой арбуз лучше, а какой хуже, мог щупать, трогать, сжимать и хлопать арбузы едва ли не до бесконечности, обращая особенное внимание на состояние и форму арбузного хвостика. Лежавшие друг на друге арбузы напоминали Хаймеку слепых, выглядывающих один из-за другого. А в просвете между ними был виден их владелец – старик с каким-то измятым, изжеванным лицом.

– Ну, как тебе эти? – спросил Ваня.

Хаймек вновь почувствовал вкус арбузной сладкой мякоти во рту и от удовольствия зажмурился.

– Оч-чень хорошо, – сказал он.

Они подошли к арбузной горе поближе, так что седая голова хозяина вполне могла сойти за белый арбуз.

Переломившись в пояснице, Ваня (а вслед за ним и Хаймек) низко поклонились старику.

– Ассалям-алейкум, бабай, – громко сказал Ваня, а Хаймек промолчал.

– Алейкум-салам, – доброжелательно откликнулся старик, выглядывая из-за своих арбузов и всматриваясь в приятелей красными, изъеденными трахомой глазами. То, что он увидел, не добавило ему доверия к этим оборванным ребятам. Но покупатель – всегда покупатель. Поэтому старик раскрыл рот, в котором одинокими пеньками чернели остатки зубов, и сделал неопределенно приглашающий жест.