Война за империю - Игорь Николаев

— Борис Михайлович, оставьте ваши записи. Вы свободны. Обсудите соответствующие вопросы с товарищем Жуковым. Только, пожалуйста, помните, что 'экономическое оружие обоюдоостро, и часто наносит одновременно себе такие же раны, как и противнику', - Сталин внезапно процитировал неуживчивого и точного в определениях Александра Свечина, одного из родоначальников советской стратегии, теоретика военной мобилизации.

— Завтра будем думать все вместе, с остальными ответственными товарищами — Маленковым и другими, — завершил совещание Верховный. — А вы, товарищ Поликарпов, останьтесь. Поговорим о самолетах.

— Конфузия у летунов вышла, — сказал Покойник, почесывая подбородок.

— И еще какая, — в тон ему отозвался Солодин, обозревая окрестности с видом орла на охоте.

Давным-давно здесь проходила железная дорога, построенная еще при царизме. Но после долгих лет верной службы началась Мировая война, после Гражданская. И так две нитки стальных путей пришли в запустение — грузоперевозки сначала сместились, затем вовсе прекратились, а после было сочтено целесообразным прокладывать новую трассу совсем по другому маршруту. Лес год за годом наступал на дорогу, вытягивая щупальца корней. Дожди облизывали рельсы ржавыми языками. Дорога ветшала и ржавела, приходя в запустение.

До тех пор, пока три месяца назад сюда вновь не вернулись люди. Теперь посреди леса, в отдаленных от городов, глухих местах, буквально из ничего возник полигон для тренировки личного состава очень особого и очень важного соединения, у которого не было даже номера. Только две коротких буквы.

'ГС'.

— Кстати, слыхал, как этот 'Ге' и 'Се' обозвали у тех… — Покойник мотнул головой в сторону, где на обширной вырубке возвышалась ровная линия одноэтажных деревянных домов. — 'Гнев Сталина'.

— Красиво обозвали, — искренне восхитился Солодин. — Прямо в точку попали. Пииты.

Трактор Иванович Покойник происходил из тульских крестьян. Почему семью прозвали 'Покойниками' давно забылось, а 'Трактором' назвал отец, за любовь к разным самодвижущимся машинкам. За пятьдесят лет крестьянский сын вырос в талантливого — от бога — механика, способного починить все, что угодно. Именно от Покойника Солодин перенял оборот 'веревочкой привязать, соплей приклеить' и именно Трактора Ивановича полковник вызвал в свое подчинение первым, исполняя приказ Сталина.

— Ну, да и бог с ними, и с 'Гневом', и тем более с летунами, — решительно сообщил Солодин. — Не наши заботы, своих хватает. Пока нет приказа об обратном, делаем, что должны.

— Зачем звал? — спросил Покойник. Небольшого роста, сутулый, он был похож на печальную обезьяну, но в узких глазах светились недюжинный ум и добродушие.

— Ты ведь любишь работу? — с дружеским ехидством вопросил инженер.

— Очень, я ее ем и сплю, — подозрительно отозвался механик. — Только у меня забот по уши, забыл?

— Нет, но сейчас ты мне нужен в другом месте.

По железке прогромыхал короткий состав, его тащил к ангарам трудяга 'ФД', пыхтящий и пускающий густой дым из трубы. Несколько вагонов с непонятными конструкциями были тщательно укрыты брезентовыми полотнищами и дополнительно закрыты маскировочными сетями.

— Пара не хватает, — машинально поставил диагноз Покойник. — Пароперегреватель винтить надо… Так что от меня надо то?

— Завтра едешь на границу с Польшей. Там груз из Германии.

— Чего? — не понял механик, почесывая в затылке. Короткий седой ежик скрипел так, будто вместо волос у Покойника была металлическая стружка.

— Завтра с утра я тебе вручу стопку разных предписаний и прочих бумаг. И поедешь ты с переводчиком и чекистами, будешь там технику принимать.

— Какую? — поняв, что речь идет о чем-то техническом, старый механик сразу успокоился, придя в состояние интереса и полной готовности.

— Мне нужны ихние танки, французские трофеи. Договорился с кем надо.

— Бисы, что ли? — не понял Покойник.

— Нет, А-Эм-Икс. Сороковые. Немцам не нужны, а нам пригодится.

— А, понял, это те, у которых вместо нормальной башни яйца какие-то. Я то приму, особенно если с переводчиком и состояние надлежащее… Но нам зачем?

— На них башен нет, то есть не будет, — задумчиво отозвался Солодин. — А нужны они нам, чтобы 'Гнев Сталина' гремя огнем, сверкая блеском стали, сеял страх среди врагов коммунизма. И вот, что нам нужно с ним сделать…

Часть третья

Ожесточение

'Экономическая сила страны сказывается не в качестве тех пушек и снарядов, которые она заблаговременно сложила у себя в амбарах, а в ее способности воспроизводить их в надлежащем числе во время самой войны'

Л.Троцкий 'Война и техника', 1915 год

Глава 24

Шейн отхлебнул еще глоток пива и подавил вздох.

Шотландцы… Если и есть кто-то более утомительный в общении, чем англичане, то это, безусловно, шотландцы. Буйные, шумные, всегда готовые поскандалить, подраться и хорошо выпить.

В минувшем году, во исполнение мобилизационной политики и сохранения общественного порядка, всем питейным заведения Королевства было предписано заканчивать работу в половине десятого вечера. В итоге после девяти часов в пабах начиналась вакханалия, когда припозднившиеся гуляки усиленно выбирали свою норму потребления. И если в более-менее приличных районах соблюдалась хотя бы видимость порядка, то здесь, на окраине Глазго, Шейну поневоле вспоминались 'ревущие двадцатые' родной Америки.

Глазго пришел в сильный упадок после Мировой войны, но на рубеже тридцатых и сороковых пережил некоторый подъем, став одним из основных центров военного производства. После начала неограниченной воздушной войны роль города еще больше возросла, так как он оказался за пределами действий авиации 'красных'. Здесь было много заводов, много работяг и с лихвой хватало приключений для чужаков.

В центре темного прокуренного зала развеселая компания сдвинула длинные скамьи и устроила пародию на церковный хор, перемежая не богоугодное занятие обильными излияниями. Пива при этом проливалось больше, чем попадало в глотки.

Шейн молча махнул рукой, требуя еще кружку, расплатился мятой банкнотой с надорванными изжеванными краями. Не казенной, а честно заработанной на торговле швейным скарбом.

Странствия между континентами и британскими городами начали утомлять. После приснопамятной встречи с двумя могущественными людьми, кошельком и мозгом 'синего кабинета', жизнь Питера претерпела определенные изменения. Внешне все осталось без изменений — Шейн все так же исполнял обязанности курьера, передавал информацию в обе стороны, попутно укрепляя репутацию мелкого, но оборотистого коммивояжера. Несмотря на то, что англичане все более косо смотрели на мелких частников из-за океана, Шейну удавалось поддерживать легенду и даже получать прибыль от своей 'торговли'.

Однако теперь к основной работе добавились и иные обязанности. Некоторые коллеги Питера называли это 'работой на левую руку', о действиях которой, разумеется, не известно руке 'правой', то есть официальному работодателю. До определенного момента эта работа заключалась в мелких поручениях, не выходящих дальше быстрого обмена парой фраз с условленным прохожим. Шейну было очевидно, что его тщательно проверяют, поручая мелкие дела, оценивая оперативность и аккуратность.

Все изменилось после сокрушительного рейда британской авиации, всколыхнувшего и воодушевившего весь свободный мир. У Шейна создалось стойкое впечатление, что у невидимой 'левой руки' эта великая победа вызвала строго обратные чувства, встревожив и заставив ускорить некие приготовления. Заданий прибавилось, теперь они стали куда сложнее. И опаснее.

Радовали лишь две вещи — 'левая рука' хорошо платила, и Шейн, не без оснований полагал, что становится по-настоящему полезен 'Синему кабинету'. А это, со временем, могло открыть очень хорошие перспективы.

Пиво было теплым и горчило, кружка липла к руке, в прокуренном пабе уже почти не осталось воздуха, его заменила густая, вязкая субстанция, сотканная из запахов пота, скверного алкоголя, табака, а также изощренного сквернословия. Шейн отпил еще и ниже надвинул старую шляпу. Раньше он использовал образ рубахи-парня, который быстро становился своим в любой компании. Благо, разница между английскими рабочими и американскими 'реднеками' была невелика, а Шейн с детства привык к обществу работяг, немногословных и упорных в труде, буйных и неистовых в гулянии. Но сегодня, для разнообразия, он притворился смертельно уставшим от трудов человеком, что сидит себе тихо в углу, за дальним концом стойки, и обретает смысл жизни в методичной борьбе с кружкой. Главное — ни с кем не встречаться взглядом, но при этом делать это естественно, тогда быстро станешь для всех форменным невидимкой — все увидят, но никто не запомнит.