Юлий Цезарь - Гульельмо Ферреро

В этот столь беспокойный год одно явление ускользнуло от современных наблюдателей: купцы впервые вывезли в провинции оливковое масло, изготовленное в Италии.[353] До тех пор Греция и Азия снабжали маслом рынки Средиземного моря и даже Италию. Теперь Италия могла конкурировать с ними усовершенствованными и обширными оливковыми плантациями. Этот факт не казался важ-, ным его современникам, и мы не знали бы о нем, если бы один из самых трудолюбивых ученых античного мира не сохранил память о нем. Но этот мелкий факт показывает, что даже в периоды ужасной политической распущенности, описания которых в истории загромождают имена нескольких полководцев и политиков, множество безымянных тружеников продолжали без устали работать над развитием италийского земледелия и промышленности. Вольноотпущенники, мелкие и средние собственники, эмигранты, старые легионарии и отставные центурионы приобретали на свои сбережения куски земли у задолжавших аристократических фамилий, покупали рабов и усовершенствовали земледелие или заводили торговлю, создавали ремесла и искусства.

Прогресс культуры оливкового дерева, вскрываемый нами на основании сообщаемого Плинием факта, и прогресс в эту же эпоху культуры винограда не были бы возможны, если бы между классами крупных и, напротив, мелких собственников, самих обрабатывающих свою землю, не образовался средний класс собственников. Последние, задействуя многочисленные, хоть и небольшие капиталы и обученных рабов, стали выращивать интенсивные культуры Востока. Мелкие собственники не сумели бы так улучшить земледелие, немногие же крупные собственники не обладали необходимым огромным капиталом, чтобы засадить обширные области оливковыми и плодовыми деревьями, виноградными лозами; к тому же они редко занимались сами своими доменами, что так необходимо для достижения успеха. Спекулянты, богатые ростовщики, знатные люди, люди науки, политики и славные полководцы из каприза или следуя моде пробовали иногда сажать на своих земельных участках эти новые культуры;[354] но обычно, за исключением тех случаев, когда их земли граничили с городом, крупные собственники занимались скотоводством.

Действительно, в сохранившихся обширных лесах и лугах долины По и в Южной Италии, которые после прохода Ганнибала более не заселялись, рабы римских вельмож пасли многочисленные стада.[355] Крупные собственники пастбищ, например Домиций Агенобарб, были еще богатой частью римской знати и составляли все наиболее сильное в консервативной партии. Напротив, все успехи, которых, особенно в северной и центральной Италии, достигли интенсивное земледелие, культура оливкового дерева и виноградной лозы, были обязаны скромным собственникам среднего класса, уже не бедствовавшим, как некогда, и не обрабатывавшим силами своих многочисленных домочадцев свои участки. Новый класс средних землевладельцев проводил большую часть года в соседнем городе, имея возможность надзирать за своими рабами или колонами. Последние были обычно холостяками или малосемейными и старались извлечь из арендуемых земель возможно больше прибыли.

Этот переворот в сельском хозяйстве повлек за собой очень заметный промышленный прогресс. В более отдаленную эпоху италийский собственник почти все делал сам — одежду, обстановку, сельскохозяйственные инструменты — и старался, чтобы его фамилия сама удовлетворяла свои нужды. Теперь во всей социальной жизни произошло разделение труда. Собственник, сделавшийся более требовательным, хотел иметь более тонкие одежды и более совершенные инструменты; он понимал, что его рабы не способны изготавливать все сами, что многие предметы, некогда фабриковавшиеся дома, лучше покупать на рынке. Таким образом прогрессировали торговля и промышленность. Владельцу восточных рабов, опытных в каком-нибудь одном ремесле, выгодно было заставлять их работать на публику не только в Риме, но даже в мелких италийских городах. Вольноотпущенники, эмигранты, бродяги, проходившие по Италии в поисках средств к жизни, часто находили работу в латинской колонии, в муниципии или в одном из тех союзных городов, которые с высоты своих циклопических стен, казалось, еще угрожали смертью чужестранцу, осмелившемуся приблизиться к ним и не обладавшему неприкосновенностью гостя.

Вероятно, с этой эпохи начинается промышленный прогресс, который, как мы увидим, длился пятьдесят лет. Во всей северной Италии, от Верцелл до Медиолана, Мутины, Аримина, начинают открываться фабрики керамических изделий, ламп и амфор, так прославившиеся впоследствии.[356] В Падуе и Вероне ремесленники и купцы принимаются за выделку и вывоз тех знаменитых ковров и одеял, которыми скоро стала пользоваться вся Италия.[357] В Парме и Мутине мелкий люд пытается добыть себе средства к жизни выделкой на дому великолепной шерсти, благо в окрестностях паслись многочисленные стада овец, принадлежавшие крупным собственникам, жившим далеко. Торговля шерстью начинает распространяться по Италии;[358] вокруг Фавенции (совр. Faenza) сеют лен, и в городе начинают его прясть и ткать.[359] Генуя у подошвы диких гор становится многолюдным рынком дерева, кож, меда и скота, доставляемых полудикими еще лигурами из их уединенных долин.[360] В Арреции владельцы старых гончарных мастерских, восходящих еще к этрусской эпохе, восстанавливают их, пользуясь изобилием рабов, покупают умеющих рисовать греческих рабов и начинают выделывать прославившиеся позднее красные патеры, лампы и вазы.[361] Железные рудники острова Ильва (совр. Эльба) эксплуатируются в крупных масштабах. Центром торговли этим железом становятся Путеолы, где богатые купцы заставляют кузнецов обрабатывать его, изготовляя мечи, шлемы, гвозди, бруски, развозившиеся по всей Италии.[362] Неаполь становится городом благовоний и парфюмеров. В Анконе возникают процветающие пурпуровые красильни.[363] Повсюду формируется также класс мелких ремесленников, удовлетворяющих местные нужды, — красильщиков, валяльщиков, мастеров по изготовлению плащей и тог, башмачников, а также рабочих нарождающейся сферы услуг: носильщиков и извозчиков.[364]

Италийские города, чахнувшие в течение пятидесяти лет великого кризиса, начинают возрождаться. Новая буржуазия заняла место прежнего среднего класса, разорявшегося со времени Гракхов, и получила в наследство старые вековые политические учреждения союзных городов, которые теперь превращаются в муниципальные учреждения. В каждом городе лучшая и наиболее зажиточная часть этой буржуазии образует сословие декурионов, из среды которых выбирают при помощи разного рода выборных систем небольшой сенат и должностных лиц, управляющих городом.[365]