Большая нефть - Елена Толстая

Болото с ехидным любопытством наблюдал за происходящим.

Елисеев вошел на кухню и уставился на повара. Теперь тот слегка смутился.

— Что-то не так, Георгий Алексеевич? Борщ нежирный?

— Какое право вы имели, — слегка задыхаясь от сдерживаемого гнева, заговорил Елисеев, — делить бурильщиков на касты?

— Что, простите, будьте любезны? — пискнул повар.

Происходило что-то странное. Начальник недоволен. Однако повар не испугался. Нужно просто выяснить, что именно не устраивает нового начальника, и поправить дело.

— Разные меню, — пояснил Елисеев и скрипнул зубами.

Повар с облегчением вздохнул.

— Бывший буровой мастер был не против, — объяснил он. — Ситуация ведь какая: хороших продуктов в любом случае на всю бригаду не хватит, поэтому приходится чем-то жертвовать…

— Вот тобой и пожертвуем, — совершенно успокоившись, произнес Елисеев. — Прямо сейчас.

Он схватил повара за ухо, морщась от отвращения, и выволок из пищеблока. Василий Болото с нескрываемым наслаждением наблюдал за этой сценой. Следует отдать Василию должное — особенного злорадства он не испытывал. К физической боли Болото относился равнодушно, потому что — в этом он Маше не соврал — он действительно занимался боксом. Есть много вещей, гораздо более значительных, нежели физическая боль. Например, вот такие забавные сценки. Они и сами по себе занятные, а если еще учесть, что речь идет о некоем возмездии, о восстановлении справедливости… Настоящий праздник для ценителя изящных искусств.

Елисеев вышвырнул повара «Будьте любезны» за дверь. Буровики еще слышали, как он говорит, обращаясь к Вахиду:

— Завтра первым же рейсом отправь этого лизоблюда к чертовой матери с буровой. Есть поблизости деревня? Надо бы нам нанять нормальную повариху…

Рыдающий голос повара:

— Начальник, я же хотел как лучше!..

И наконец яростный крик Елисеева:

— Молчать! Будьте любезны!..

«Да, этот, пожалуй, подходит», — решил Болото и флегматично доел сперва свою порцию, а потом и остывшую елисеевскую.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кадровый вопрос продолжал донимать Бурова, и с каждым днем все острее. Люди не выдерживали тяжелых условий работы и уезжали на большую землю. Вот так пришлось распрощаться с Банниковым, который несколько лет более-менее успешно занимался бытовыми вопросами нефтяников. Ничего не поделаешь. Банников уже не юноша, лучшие годы своей жизни отдал освоению новых земель… А теперь подступили проблемы со здоровьем. Возраст, знаете ли. И ночевки на сырой земле, и падения с крыш — когда-то все это казалось ерундой, подумаешь, упал, встал да отряхнулся и десять лет об этом не вспоминал… Но прошли десять лет — и вспомнился каждый синяк.

Вопрос даже не обсуждался. По заключению медицинской комиссии, ехать в более теплый и подходящий климат необходимо как можно скорее. «Через год товарищ Банников вообще не годен будет ни для какой работы, так что не вижу смысла ему задерживаться. Он вам, Григорий Александрович, больше не опора», — отрезал правду-матку врач.

И Банников собрал чемоданы. Он понимал, что врач прав. В глубине души немного радовался отъезду. Усталость накопилась, появилось желание просто посидеть на солнышке, ничего не делая, с книгой на коленях… Сдался старый волк. От Бурова, конечно, свои настроения он скрывал. Улыбался на прощание и смущенно разводил руками:

— Сам понимаешь, Григорий Александрович, если бы не здоровье… Эх, подвел я тебя.

— Ничего, — Буров хлопнул его по плечу. — Выздоравливай. Желаю удачи на новой работе.

— Кабы я уехал, если бы не доктора… — сказал Банников, усаживаясь в машину, чтобы ехать на аэродром.

— Ну все, пора, пора! — Буров помахал ему рукой, а когда машина отъехала, повернулся к Дорошину: — Жаль, хороший был работник. Что теперь делать — ума не приложу. Из Москвы сообщали, что пришлют мне нового зама. Когда пришлют, кого? Каким еще окажется — да и сработаемся ли… Или новая версия Михеева приедет следить за каждым моим шагом да доносить по телефону высшему руководству…

— Ты в преждевременный пессимизм не впадай, Григорий Александрович, — сказал парторг. — Многие с нами работали, многие от нас уехали, многие приехали.

— Ты мне описываешь ситуацию текучки кадров, — поморщился Буров. — Я это все знаю. Как с ней бороться — вот что ты мне скажи.

— Пока человеческих условий не будет, таких, чтобы людям привлекательно было бы жить в Междуреченске, — никак. — Парторг не питал иллюзий. Буров, впрочем, тоже. — Сюда приезжают на заработки. Наемники, одно слово! А нам нужно, чтобы сюда приезжали жить. Понимаешь, Саныч? Жить и трудиться на благо этого края. Поэтому, ты уж меня прости, конечно, но Банников уже не справлялся. Нужны свежий взгляд и новые силы.

— Когда-нибудь и нас с тобой так же спишут, — мрачно предрек Буров.

— Это еще когда будет… — Дорошин махнул рукой. — Кстати, ты в курсе, что и Федотов скоро нас покинет?

— Вот эту новость я плохой не назову, — ответил Буров. — Он хоть и толковый главный инженер, но до чего мужик неприятный… И тоже, знаешь ли, дятел — постучать любит начальству.

Дорошин неопределенно пожал плечами. Он старался, по мере сил, избегать такой неприятной темы, как доносительство. Сам никогда не «стучал», на доносы, особенно анонимные, не «реагировал», но остановить стукачей тоже не останавливал. Не в силах был.

— Макар, — прицепился Буров, — вот ты объясни мне, как партийные курсы могут помочь в работе главному инженеру? Зачем Федотов туда едет? Чему его там будут учить?.. — После паузы, во время которой парторг отводил глаза и всячески демонстрировал свое нежелание обсуждать вопрос. Буров вздохнул: — Ладно. Может, он там навсегда останется…

— Кого намечаешь на место Федотова?

— Есть кандидатура, — ответил Буров. Теперь он выглядел как будто смущенным. Вообще-то смущенным товарищ Буров никогда не бывал, но Дорошин слишком хорошо знал его. Достаточно хорошо, чтобы понять: тема деликатная. И мгновенно угадал имя.

— Векавищев?

— Да.

— Сам с ним поговоришь? — настаивал парторг.

— Сам и поговорю, — взъелся Буров. — Что он, красна девица? Обихаживать его еще… Я бы его вообще в аптеку сдал на опыты. Говорят, змеиный яд сейчас начали широко применять в лекарствах. Вот пусть с клыков у Векавищева и капает… в пробирку… Тьфу ты. — Он вздохнул. — Еще одно. Уже не в первый раз слышу. Стычки между нашими и местными. Появился какой-то эстонец с автобазы, сколотил чуть ли не банду, причем ходят они с красными повязками дружинников. Вроде как наводят порядок. В общем, Макар, это тоже проблема. Точнее, я не хочу, чтобы это стало большой проблемой — давить надо в зародыше. Местная милиция их шайку покрывает. Поэтому придется нам самим.

— Какой еще эстонец с автобазы? — переспросил Дорошин.

Буров сморщился, как от зубной боли.

— Зовут Александр Койва. Родом из Тарту, что ли. Появился в Междуреченске, можно сказать, ниоткуда. Вот его не было — и вот он уже здесь, работает на автобазе и пользуется авторитетом в определенных кругах местной шпаны. Ходит с красной повязкой в окружении своих клевретов и творит, что ему вздумается. По слухам, он из уголовников.

— Слухи, слухи, — вздохнул Дорошин. — Что делать будем?

— Это ты мне ответь — когда у нас будет ДНД? — вопросом на вопрос ответил Буров.

— Сегодня, — сказал Дорошин.

Обещание нереальное, и оба понимали это.

— Сам с повязкой пойдешь, — решил Буров. — И я тоже. Буду вместе с тобой дежурить… Что ты смеешься, Макар? Не сумели мы с тобой людей организовать — значит, придется самим поработать.

А хулиганье в Междуреченске действительно начало забирать силу. Для начала Койва стакнулся с местными, безошибочно выбрав нескольких наиболее авторитетных парней и прилюдно обломав им рога. После этого совершил визит в местное отделение милиции. Спросил главного, представился.

Старшему лейтенанту Харитонову Койва понравился. Деловит, собран, неприятные вещи выражает намеками, но крайне отчетливо. Ну и репутация у него уже устоявшаяся, несмотря на короткий срок проживания в Междуреченске. Харитонову об этом доложил его сынок, один из тех, что лупцевал дурака-геолога.

«Крепкий мужик, папа, — сообщил сынок отцу, — и взгляд у него — мурашки бегают. Ты, говорит, у шпаны главный, и я это, говорит, уважаю, но не дай тебе бог встать мне поперек пути… Я ему: да кто ты такой, чтоб я тебя боялся? — Ну, перед пацанами неловко-то хвост поджимать — а он спокойно так: я тебе, мол, посоветовал, а ты не дурак, чтобы не прислушаться…»

Харитонов был невысокого мнения об умственных способностях своего отпрыска, однако в наблюдательности ему отказать не мог. И потому к разговору с Койва приготовился заранее. Знал: если Койва действительно таков, как описывают, то не преминет явиться к органам правопорядка. Первым придет. Уважение покажет. Заодно и почву прощупает. В маленьких, отдаленных от центра городках редко бывает так, чтобы милиция оказалась бесстрашной и неподкупной.