За свои слова ответишь - Андрей Воронин

– Не знаю, – честно признался Толян.

– Но должен же я ему что-то сказать!

– Должен, так и отвечай.

– Я ему сказал, что пойду узнаю. Он ждет толкового ответа.

– Знаешь что, – Толян доверительно положил руку на плечо хирургу, – я сам еще ни в чем не разобрался и вряд ли уже разберусь. Придет Грязнов, к нему и все вопросы.

– Так не получится. Господину Шнайдеру нельзя волноваться, я за его жизнь отвечаю.

– Я же сказал, что умываю руки, – чеканя слова, проговорил Толян и, стараясь не смотреть на сияющие кварцевые лампы, щурясь, склонился над умывальником. Мыл он руки как заправский хирург, регулируя подачу воды локтем.

Глава 11

В подземной клинике сделалось довольно шумно. Хирург никак не хотел успокаиваться. Его можно было понять: в помещение, где стерильность удавалось поддерживать с трудом, нанесли грязь, и, как он понимал, никто убирать ее не собирается. Даже желтые осенние листья и те оказались на кафельном полу. Единственное, чего не рисковали делать здесь Толян с Коляном, так это курить.

Комбат еще не пришел в себя, а Валерий Грязнов стоял возле стола, к которому тот был привязан крепкими кожаными ремнями, и зло ухмылялся.

– Я главврачу буду жаловаться!

– На кого? – сквозь зубы, не оборачиваясь, поинтересовался Грязнов и распрямил спину.

Этот еле заметный жест не ускользнул от глаз хирурга.

Он сразу же почувствовал угрозу, еще пара слов, и ему ответят ударом. Грязнов не любил дискуссий, предпочитая им грубую силу.

– Что такое? – послышался немного ленивый, но все-таки взволнованный женский голос.

В коридоре клиники появилась Анна, жена недавно прооперированного Шнайдера, сам-то он еще был прикован к постели, конечно, не так надежно, как Борис Рублев, но иногда проводок, тянущийся к телу от стимулятора, держит больного на койке куда надежнее, чем веревка или кожаный ремень.

Грязнов пристально посмотрел на хирурга, мол, если не успокоишь сейчас эту дуру, тебе не жить.

– Все хорошо, – с фальшивой лаской в голосе хирург обратился к женщине.

– Но я же вижу, – лень в голосе Анны звучала всегда.

Одни называли это томностью, другие стервозностью, но это была именно лень. Лень что-то делать, лень жить за свой счет.

– Почему эти уроды без халатов? – поинтересовалась она, склонив голову набок и нагло рассматривая Толяна с Коляном.

Сама она была в идеально белом новеньком, ни разу не стиранным халате, наброшенном на плечи, под ним контрастно поблескивали черный свитер и лощеная кожаная юбка, чуть прикрывавшая верхнее обрамление чулок, тоже черных в сеточку. В такой юбке ни присесть, ни нагнуться, только прохаживаться с гордо поднятой головой.

– Вот и я говорю. Почему? – несмело произнес хирург, покосившись на Грязнова.

– В конце концов, мы деньги платим не за то, чтобы нас беспокоили, – напомнила Анна.

Грязнев облизнул и без того влажные губы, подошел к женщине и взял ее за локоть. Он сильно сжал пальцы, хотя, глядя со стороны, можно было подумать, что он лишь прикоснулся к чужой жене, а затем, улыбнувшись, наклонился я прошептал ей в самое ухо:

– Стерва, не ты платишь деньги, а твой боров.

Анна даже не вздрогнула, не покраснела от таких слов, продолжала смотреть холодно и не возражала.

– Дальше, – бесстрастно произнесла она.

– А дальше, сучка, вот что: если еще раз гавкнешь, голову отверну! Здесь я главный, а не твой визгливый пидор в белом халате.

– Пугаешь?

– Нет, предупреждаю.

– Скажи своим кобелям, чтобы выметались отсюда имеете с грязью.

– Тебе не нравятся мои ребята? Я-то, конечно, мог бы сказать тебе, что, если ты не утихомиришься, я моргну им, я они отдерут тебя во все дырки. Но ты, стерва, об этом только и мечтаешь.

– Понятливый, – сквозь зубы процедила Анна, у нее уже просто темнело в глазах от боли, ей казалось, надави Грязнов чуть посильнее, и хрустнет кость предплечья. – Руки убери!

– Не убери, а уберите, – поправил ее Валерий.

– Убе…

Обратиться к нему на «вы» значило со всем согласиться. Анна чуть помедлила, прикидывая свои возможности, и поняла, лучше не дергаться, муж ей теперь не защита.

Во-первых, на воле никто не знает, где он сейчас находится, во-вторых, их отношения не безоблачны, в-третьих, по большому счету, она соучастница преступления, знала ведь, откуда берутся доноры для пересадки.

– Отпустите, – прошептала она.

– И добавь «пожалуйста», – напомнил ей Грязнов.

Закрыв глаза и сжав зубы, она прошептала:

– Пожалуйста… – легкий румянец выступил у нее на щеках.

– Вот так-то. И не надо со мной спорить. Ребята, за дело! Время не ждет, – кивнул Грязнов, заходя в предоперационный зал.

Он был возбужден, как рыбак, понявший, что ему на крючок попалась огромная рыба, о которой он мечтал не первый год. В такие моменты к человеку лучше не подходить, не становиться у него на дороге, он делается в какой-то мере сумасшедшим. Анна это почувствовала быстро, профессия проститутки научила ее разбираться в тонкостях мужских настроений.

Если бы в прошлом к ней на улице подошел Грязнов, с таким же, как сейчас, сумасшедшим блеском в глазах, она бы ни за что не пошла вместе с ним, пусть бы он и сулил ей золотые горы.

– Одержимый, – пробормотала она наконец-то, подобрав подходящее слово, которое само собой всплыло у нее в голове, довольно мудреное для ее лексикона, почерпнутое из школьной программы.

– Другая бы сказала – «козел».

– Но не я.

Молодая женщина нутром чувствовала: место, казавшееся ей до этого абсолютно безопасным, из укрытия может превратиться в тюрьму. До этого ей казалось, что всем в клинике заправляет главврач – Хазаров, а теперь же она поняла, что ошибалась, главный тут все-таки Грязнов.

И неважно, кто в конце концов контролирует деньги, на чье имя оформлены документы владения, главный всегда тот, кто сильнее, кто может произнести простые слова и его невозможно будет ослушаться.

Такие люди в последние годы Кате встречались редко, особенно после того, как она сошлась со Шнайдером. Среди бизнесменов, людей, в общем-то, волевых, редко высказывали вслух свои истинные мысли, желания. Там вес человека определялся толщиной его кошелька, суммой на банковских счетах. Там тоже жили далеко не ангелы, но то был цивилизованный мир, а здесь, в России, еще царил каменный век, когда люди выясняли отношения с помощью каменных топоров и дубин, когда сила, наглость и жестокость вполне могли справиться с законом.

«Нет, вмешиваться я не стану», – подумала женщина.

Но любопытство – великая сила. Она не ушла, а осталась стоять в коридоре, заглядывая через круглое стеклянное окошко в предоперационный зал.

Грязнов прямо в пальто присел на блестящий, сделанный из нержавеющей стали стол и смотрел на Комбата.

– Рублев… – губы его растянулись в улыбке, вроде бы и сентиментальной, какая появляется, стоит человеку вспомнить о далеком прошлом, но в то же время предельно жестокой. – Случайных встреч на этой земле не бывает, Борис Иванович.

Грязнов говорил вслух, к немалому удивлению своих подручных Коляна и Толяна. Обычно своими рассуждениями с ними шеф никогда не делился, предпочитая произносить лишь приказы, теперь же он даже чем-то напоминал размечтавшегося старика, который вспоминает времена собственной молодости, когда и небо было более синим, и вода более мокрой, а женщины помоложе и покрасивее.

– Рублев… Вот же, кто бы мог подумать!

Комбат все еще не пришел в себя, хотя уже и подавал признаки жизни.

– Врачей позвать? – предложил Колян, поняв, что Грязнову важно оставить пленника в живых.

– Нет, – коротко хохотнув, ответил Грязнов, продолжая неотрывно смотреть на Комбата.

– Сдохнет же!

– Этот не сдохнет, в нем девять жизней, а то и больше, скрыто. Дает же Бог некоторым!

А в это время хирург бегал по корпусу, пытаясь отыскать главного врача, чтобы пожаловаться на действия Грязнова, нарушившего порядок в святая святых лечебницы – в подземной клинике. Но, как назло, никто его не видел, никому Марат Иванович Хазаров не попадался на глаза вот уже в течение пары часов, хотя его машина и стояла у крыльца, а на выезде сказали, что он не покидал территорию лечебницы.

– Черт знает что такое! – ругался хирург, привыкший к идеальному порядку в клинике. – В клинике бойня, чужие, а он и ухом не поведет, словно вокруг тишина да благодать!

В помещение ему возвращаться не хотелось, в память врезался пристальный взгляд Грязнова. И хоть его помощь могла потребоваться внизу, хирург уселся в приемной, решив ждать до победного конца. Руки его тряслись, мысли путались, не помогли их собрать и иллюстрированные журналы.

Хирург листал одну страницу за другой, и если картинки он еще как-то воспринимал, то текст проходил мимо его сознания. Временами по коридору кто-то проходил, но каждый раз – мимо, и с каждой минутой ожидания хирург казался самому себе никчемнее и никчемнее.