Разлейте время по бокалам - Наталья Аврора

Сам того не замечая, Асканий увлёкся действием на арене. Он никогда ранее не видел такого жестокого кровопролития. Сначала его удивило, с каким жаром все вокруг бранят и ругают бойцов. Асканий озирался по сторонам и с осуждением смотрел на разгорячённых людей. Но очень быстро он забыл обо всём и стал вести себя так же, как все окружающие. Правда, в отличие от многих он не ругал гладиаторов и не смеялся над их ошибками.

Победителем вышел один из ретиариев. Весь израненный и грязный, он, не обращая внимания на орущих зрителей, побрёл к распрядителям игр получать традиционный, не имеющий для него никакой ценности, подарок.

— Кассия ушла.

Вел вытянул шею и поискал девушку среди богачей.

— Точно, не видно. Может, отошла куда-нибудь и сейчас вернётся?

— Нет, — покачал головой Асканий. — Не вернётся. Видишь, её уличных рабов нет.

— Да и ладно! Разве без неё представление станет хуже? Отдыхай в своё удовольствие. Когда ещё такое сможешь увидеть?

Весёлость Вэла стала раздражать Аскания.

— Как можешь ты, бывший гладиатор, радоваться чужим смертям? Неужели тебе не жаль этих людей?

Улыбка сползла с лица Вэла.

— Видишь, арену посыпают свежим песком? Прячут кровь. Но отсюда её и так не видно. А когда стоишь там, внизу, кровь жжет пятки сквозь сандалии. Знаешь, сколько её там? А запах? Ни одна из этих курильниц не спасёт от него, когда тёплая, пахучая кровь брызжет тебе прямо в лицо! Знаешь, как я выжил? Хочешь узнать?

Вэл Сатис говорил громко, и многие уже прислушивались к нему.

— Хочу, — твёрдо ответил Асканий. Он понимал, что гнев бывшего гладиатора направлен не на него, и потому спокойно смотрел в колкие, ненавидящие глаза Вэла.

— Я забыл о смерти. О своей и чужой. Я думал только о жизни. И сейчас я радуюсь не тому, что одни из них убиты, а другие покалечены, а тому, что вот тот малый выжил… а ещё тому, что много лет назад я смог выбраться из этого кошмара, — Вэл взял себя в руки и постарался успокоиться. — Я тебе не говорил, что это первые бои, которые я смотрю со стороны, как зритель.

— Смотрите, это же Вэл Сатис!

— Точно!

— Привет тебе! Ты был отличным бойцом!

— Да он и сейчас хоть куда!

— Славься, отважный Вэл! — послышалось со всех сторон.

И тут на арену выпустили голодных тигров. Зрители засвистели и заулюлюкали, звери стали шарахаться из стороны в сторону, сталкиваясь и огрызаясь. Начали завязываться короткие стычки. Но публика понимала — должно ещё что-то произойти. И, правда, распахнулись другие двери, и появились визжащие кабаны. Хищники забыли друг о друге и напряглись в предвкушении лёгкой добычи, они не ожидали, что кабаны будут так отчаянно сопротивляться, и ни одна полосатая шкура не останется без глубоких ран, оставленных клыками. Но конец схватки был предопределён раскладом сил: тигров было больше, чем кабанов, и голодные хищники стали драться между собой за куски свеженины. А что дальше? Никто не заметил, в какой момент на арене появились медведи, по два на каждого тигра. Огромные, матерые звери, видимо, всю жизнь питались только мясом, но в последние дни сидели на голодном пайке. Их грозный рык послужил сигналом для новой, более жестокой и кровопролитной схватки, в которой не выжил ни один полосатый зверь. Несколько минут медведи спокойно ели, не обращая внимания друг на друга. Но прозвучавший гонг оторвал их от туш кабанов и тигров, они подняли окровавленные морды и осмотрелись. Асканий подумал, что, видимо, этот звук всегда предшествовал кормёшке медведей.

— Сейчас пойдут гладиаторы, — проговорил Вэл.

Семеро бойцов стояли, сбившись в кучу. Их вооружение было минимальным — только ножи, а сила и размеры медведей внушали ужас даже зрителям, сидящим в безопасности. С боков и лап медведей свисали клочья разодранной шкуры, но они не замечали таких мелких повреждений. Было понятно, что устроители преднамеренно жертвовали бойцами, и дали им ножи только для того, чтобы их смерть не выглядела элементарным убийством, и не была слишком лёгкой. Асканий высказал эти предположения другу, тот кивнул и добавил:

— Гладиаторы, которых ты видишь, бесперспективны: слабы физически или трусливы. Продать их невозможно — никто не купит, кормить — накладно. Вот и делают из них жертв. Они обречены. Правда, если кому-то повезёт, то его могут и отпустить.

Асканий начал закипать.

— Но почему они выходят, если знают, что умрут?

— Что? — Вэл не услышал вопроса. Так как в этот момент медведь метнулся к ближайшему человеку и буквально разорвал его на части. Амфитеатр взревел от ужаса и восторга.

Асканий потянул подскочившего Вэла за тунику и попытался усадить рядом с собой. Он чувствовал неприязнь ко всем, кто наблюдал за беспредельной жестокостью, творящейся на арене. Мужчины и женщины, юноши и девушки ели, пили, любезничали друг с другом, в то время когда у них на глазах умирали такие же, как они, люди. Вокруг Аскания, не смолкая, ревела толпа. По тому, как гул усиливался, юноша догадывался, что очередной боец умер в лапах зверей.

— Тебе что, не интересно? — Вэлу приходилось орать прямо в ухо Асканию, чтобы тот смог его услышать.

— А неужели тебе интересно? Их убивают, а они даже не могут дать стоящий отпор… всем это нравится, даже тебе! Ведь ты сам мог оказаться на их месте…

— Не мог! Я всегда был хорошим бойцом. Меня берегли!

— Значит, если ты силён и ловок, то можешь жить, а если слаб и труслив, то обязан умереть?

— Асканий, не кипятись! Это — РИМ! Это его порядки. И не тебе или мне их менять! Это — система, которая существует века, и она будет существовать, пока угодна богам!

— Богам? Боги, почему вы так хладнокровно наблюдаете за всем этим кошмаром? А может быть, у вас самих он вызывает интерес?

Рёв толпы изменился.

— Чему все удивляются? — Вэл и Асканий не успели встать, как часть навеса над их головами поднялась вверх. Скорее всего, оборвались канаты, которыми полог был прикреплён к стене амфитеатра. Освободившись от сильного напряжения, парус взметнулся ввысь, затем медленно стал опускаться, постепенно открывая солнцу ряд за рядом. Сидя пока в тени, Асканий смотрел на полотнище, забыв о происходящем на арене. Парус опускался всё ниже, ниже и… солнце впилось в его лицо миллионами огненных игл.

Асканий зажмурился.

Но даже сквозь плотно сжатые веки он видел красный, всепроникающий свет…

— О Атон! Ты сияешь прекрасно на