Нелюдь - Алексей Селецкий

– Погоди, так ведь до Иванова дня еще две недели! – Александр шумно плюхнулся под куст на другой стороне полянки, зажмурился. – И вообще, какое отношение имеет ихний Иоанн Предтеча к нашему Древнему Народу?

– Никакого. Поэтому не по церковному календарю и празднуем, а по Солнцу. И не Иванов день, а Солнцеворот, не понял, что ли? -

Лена подозрительно покосилась на спутника. Нет, не посмеивается. Глаза прикрыл, но вроде бы слушает внимательно. – Этот праздник во все времена и во всех странах отмечали, только везде по-своему. Даже войны прекращали…

– Иногда и начинали, – приоткрыл один глаз Александр. Горестно вздохнул, заметив удивление собеседницы. – Эх, молодежь! Древний Народ возродить пытаетесь, капли крови высчитываете, а собственных дедов-прадедов забыли. Которые этой кровушки пролили… Что у нас в стране в этот день вспоминают? Неужели совсем не помнишь? «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…» – слышала в детстве такую песню? Ладно, проехали, вернемся к нашей славной компании. Что ж там такое в программе праздника намечалось, что мне видеть не нужно? Как праздновать собирались?

– Не знаю. Мы сначала просто собирались выехать в лес, посидеть, песни попеть, через костер попрыгать, и… ну… – щеки заметно порозовели. – В общем, в озере искупаться. Ночью.

– Надо полагать, в чем мама родила. По старому русскому обычаю, – уточнил Александр. – Каковой, в свою очередь, восходит к языческим обрядам плодородия и прочему циклу сельских работ. И чего, спрашивается, краснеть? Участвовать, значит, можно, а разговаривать об этом – нет? Не вижу ничего особенного, мы вроде бы взрослые люди. Теперь, если можно, поясни одну вещь: почему «сначала»? Что такого потом случилось?

– Да ничего, в общем-то. Просто мы пораньше приехали, палатки поставили, всех остальных ждали. Народ подходил по одному, по два, потом из старших небольшая компания подвалила: Андрюха-парашютист со своей Татьяной, Костя, еще кто-то, я его раньше не видела. Сказали, что могут и остальные вечером заехать – мол, все вместе праздновать будем, надо все-таки ближе быть, по своим углам не разбредаться.

– Они как, тоже в озере купаться собрались? Или сразу заявили:

у нас так не праздновали, это все человеческое?

– Собирались, а почему бы и нет? – удивилась Лена. – Им когда Леха сказал, они сначала не хотели, а потом прикололись. Андрей этот только ворчал, что холодно на рассвете в воду лезть, он лучше в спальник нырнет.

– Погоди, а почему на рассвете? Обычно наша молодежь в полночь бегает… И чем они всю ночь заниматься намерены?

– Да не знаю я! Не говорил никто! Ребята дровами на всю ночь запасались – так, чтобы подольше хватило, и не на маленький огонек, а посолиднее что-то. Еще Леха с Костиком ходили по поляне, что-то прикидывали, даже две палатки переставить пришлось. Они там какое-то заросшее кострище нашли, вот на нем и решили большой костер жечь. Даже рулетку взяли и высчитали, где канавку рыть. Ну, чтобы лес не зажечь, вокруг окопать решили. Такой круг огромный, я еще… – девушка замолчала, задумалась. Потом испуганно посмотрела на Александра. – Круг… Вот я дура… Нет, ты видел где-нибудь такую дуру?!

– Я, Леночка, много чего в жизни видел. Успокойся, я и не таких дур встречал. Если сообразила, почему – уже не безнадежно, поверь. А теперь постарайся припомнить, что именно они в круге вычерчивали? Пентаграмму?

– А ты-то как догадался? Неужели знал?

– Ну, если берут рулетку, а не прикидывают на глазок и отмеряют шагами – дело серьезное, точности требует. А дальше и догадываться не нужно. Нужно сразу знать. Так все же, что там было, в круге-то?

– Сейчас, подожди, нарисую…

– Э, нет, лучше не надо! Еще накличешь чего-нибудь! Ты так объясни, словами. Я понятливый.

– Ну-у-у… Точно не запомнила, но, кажется, большой круг они на шесть частей делили, а не на пять. Потом внутри, у самого кострища, еще один вычертили – а вот что там было, я уже не видела. Я как раз с обедом возилась.

– Погоди, в этот раз вроде бы не твоя очередь дежурить была?

– Да какое там дежурство! – Лена раздраженно отмахнулась. -

Все делом заняты были, каждый своим, а готовить кому поручить? Аньке? Так она и дома на плите не умеет. Ты лучше скажи, к чему они там готовились? А то у меня уже коленки дрожат – вдруг кого зарежут? Тут по телевизору такого насмотришься, да и в городе поговаривают… Ну его, лучше не надо!

– О чем не надо? – теперь Александр открыл оба глаза. И смотрел очень внимательно. – О том, что в этих местах людей режут… пардон, «совершают убийства в ритуальных целях»? И такое бывало. Не раз. Или о том, что кто-то из милой компании мог и тебя зарезать? Собственно, почему бы и нет. Но из наших – вряд ли. По крайней мере из тех, кого я знаю. Кишка тонка. Тренироваться нужно, хотя бы на кошках, а вот просто так зарезать даже не первого встречного, а своего приятеля… хотя какие у вас тут приятели… Вот те ребята, которые нам навстречу должны были попасться – эти да, эти могли. Без всякого ритуала. Потому я их и почуял.

– И что теперь? – прозвучало совсем жалобно, почти сквозь

слезы. – Что мы теперь делать будем? Может, все-таки в город, в милицию? Есть же у них сейчас какой-то отдел, который всеми этими делами занимается? Ритуалами, сектами разными…

– Есть, как не быть. Только вот связываться я с ними не хочу. Видишь ли, я еще не до конца понял одну вещь, – Александр задумчиво подпер голову кулаком. – Какими ритуальными делами наши доблестные менты занимаются, а главное – как именно? Моя милиция, конечно, меня бережет… Но я уж лучше сам как-нибудь. Они нас уже и от наркотиков берегут, и от террористов, и от «скинов» – зачем таким занятым людям лишнюю работу подкидывать? Есть тут у меня одно предложение, чем можно заняться в ближайшие три-четыре часа… до темноты, в общем.

– И чем же? Куда-нибудь пойдем? – встрепенулась девушка.

– Скорее наоборот. Считай, что мы уже пришли. В этом месте нас не найдут, пока на голову не наступят, да и то могут внимания не обратить. Так что ты как хочешь, а я сейчас все-таки разверну пенку и закрою глаза. Впрочем, могу и на спальнике, а пенку уступить одной нервной барышне. Как тебе привычнее будет?

– Да ты что! Я сейчас вообще… Да я не заснуть – чихнуть боюсь!

– Я же говорю – нервная. Как знаешь, но я бы советовал вздремнуть, если получится. Или хотя бы прилечь, ноги вытянуть. Ночью вряд ли получится. У меня, по крайней мере. Тебя до трамвая провожу и пойду смотреть, что же они там нарисовали.

– Я с тобой, – неожиданно набралась храбрости Лена. – Я домой не поеду. Буду тебе помогать.

– Особенно тем, что тебя не придется таскать на руках или просить замолчать в нужный момент, – уточнил Александр. – Еще варианты помощи найдутся?

– Не знаю… Я пока не думала…

– Вот до вечера и подумай. Лучше все-таки лежа, хотя бы из соображений маскировки. Так что вот тебе спальник – хочешь, залазь, хочешь, сверху ложись. Рекомендую сверху, жарко все-таки. А я сейчас еще одну вещь найду, – последние слова прозвучали глухо. Из рюкзака. – Во-от эту.

На свет появился странный серый сверток. Александр сноровисто подергал за обматывавшие «вещь» веревочки, привязал три из них к кустам, взмахнул рукой – и половину полянки накрыла пятнистая ткань. Впрочем, какого именно цвета были эти пятна и даже где они начинались и кончались, сказать было достаточно сложно. Полотнище чуть колыхнулось, и пятна изменили цвет и положение – все оттенки тускло-серого. Больше всего это напоминало нефтяную пленку на воде, только ткань не поблескивала на солнце. Переливы были матовыми, словно упавший на землю клочок осеннего тумана. Лена дотянулась, пощупала странный полог – нет, все-таки настоящая ткань. Даже чуть рубчатая. Сверху еще и какая-то маслянистая. Жирная, будто и в самом деле мазутом политая.

– Любуешься? Хорошая материя, к тому же воду не пропускает. И, между прочим, свободно продается. Дорого, но дело того стоит. С расцветкой, правда, я намучился: золотистые или лиловые – сколько угодно, в любом магазине, а вот такую тусклую специально заказывать пришлось. Зато этот полихром разве что на свежем снегу в глаза бросается.

– Так ты что, знал, что прятаться придется?! Или как там у тебя – чувствовал?

– И не знал, и не чувствовал, – Александр выглядел несколько смущенным. – Просто люблю быть не слишком приметным, что в толпе, что в лесу. Можешь считать меня маньяком, можешь – психом. Когда тебя замечают, это не всегда хорошо, можешь поверить. Вот, например, кто-то сегодня уже обратил свое внимание, с нас пока хватит. Так, теперь станочек вместо стойки приспособим – и милости прошу к нашему шалашу! Залезай, устраивайся!

– А ты?

– У меня еще одно дело есть.

По матерчатой крыше шуршало, полог слегка подергивался и прогибался. Ноги в больших ботинках потоптались туда-сюда, потом как-то неожиданно нырнули под навес.