Синдром Клинтона. Моральный ущерб - Макс Нарышкин

Тихон, шепотом матерясь, вынул из кармана оставшиеся триста из тысячи предназначенных Кустурице для кастинга долларов и бросил их под стекло.

Через минуту щелканья по клаве девица оторвала взгляд от экрана и покачала головой.

— Забронировавшей на место 7-а названной вами пассажирки на борту воздушного судна нет. Она не проходила регистрацию, потому, наверное, и нет.

Пока она искала, Берг что-то писал на вырванном из блокнота листке. Он дописал тогда, когда Куртееву была сообщена странная новость. Отвалившись от окошечка, он привалился к стене и посмотрел на писанину Берга.

«Начальнику смены аэропорта „Шереметьево-1“. Жалоба. При выдаче информации для служебного пользования Ваша сотрудница Доренко Алена (указано на бедже) потребовала у меня 1000 (одну тысячу) долларов США в качестве взятки. Я был вынужден ей заплатить. Прошу принять меры».

— Вы такой наивный, — думая над тем, что теперь делать, Куртеев взял профессора за рукав и повел к выходу. — Неужели вы не понимаете, что писать такое бесполезно? Кому вы пишете? Ее начальнику? Да она же с ним делится, в том-то и смысл!

Засовывая на ходу лист в карман, Берг стал осматриваться. Он словно искал знакомое лицо.

— Это как п-посмотреть, мой мальчик… Когда рубишь тысячу, а начальнику несешь долю в пятьдесят долларов…

— Вот ведь вы гад какой… — возмутился Куртеев. Он говорил, а в душе нарастало какое-то непонятное волнение. Словно поднималось артериальное давление. Чувство собственной опасности было настолько реальным, что его начало трясти. — Она же вам информацию дала, а вы ей в ответ…

— Если бы она не сказала, что отказывает, опасаясь за жизнь людей… Что-то не так, Куртеев, не находите?

Куртеев находил.

Трое человек двигались к ним через толпу, оттирая толпу плечами.

— Вика не улетела в Питер, — быстро сказал Куртеев, — и нам нужно убираться.

— Я вижу, что не улетела, — сказал Берг.

Почти бегом они пересекли асфальтовую дорожку, разделяющую стеклянную стену терминала со стоянкой, и Куртеев сунул голову в первое попавшееся окно такси.

— В центр.

Договорились быстро. Водитель пообещал содрать с них остатки свистуновских денег, но делать было нечего. Куртеев рассчитывал оказаться дома и пополнить баланс.

Но едва за Бергом успела захлопнуться дверца, как в машине стало темно. Кто-то загородил свет, бьющий из аэропорта, и лязгнули ручки дверей. Сквозняк мгновенно ворвался в машину, и Куртеев почувствовал, как кто-то вытаскивает его на улицу. Последнее, что он увидел в машине, — ноги Берга. Профессор выходил из такси как-то странно. Его ноги не поспевали за туловищем.

Тихон не успел даже осмотреться. Его, а следом и профессора сразу затолкали в какой-то высокий микроавтобус, и за их спинами лязгнула, а потом грохнула об арку дверь.

— Друзья мои, — услышал Тихон знакомый голос. Он слышал его, но никак не мог припомнить, где. — Друзья мои, ваша настойчивость начинает казаться опасной.

— Опасной для кого? — спросил Берг, пытаясь разглядеть в полумраке салона выезжающей с территории машины говорившего.

— Для всех.

Свет вспыхнул. Куртеев присмотрелся и едко хохотнул.

— Борис Борисович, я же говорил, что вы в теме!

— Кто это? — спросил Берг.

— Где она? — спросил Истасов.

— Кто это, Куртеев?

— Это Истасов. Один из тех, кто был записан Викой на листке. Я с ним недавно познакомился. Ужасный малый. Имеет шлюху в трущобах и жену, с которой спит один из его знакомых.

— То есть жена тоже шлюха?

— Совершенно верно.

— То есть все, чего добился в жизни человек, похитивший нас со стоянки такси, — это разыскал в Москве д-двух шлюх?

— Совершенно верно.

— Заткнитесь оба!.. — рявкнул Истасов.

— Он тоже участвовал в сделке Лукашова и Пятько?

— Да, как посредник. И не единожды.

— Значит, сейчас ему позарез нужна Вика, чтобы в условиях накатывающейся волны спрятать концы в воду?

— Совершенно верно, Игорь Оттович.

— Если вы сейчас не закроете рты, я остановлю машину и вам выбьют все зубы, — зловеще пообещал Борис Борисович.

— Не знаю, насколько эта угроза велика для Куртеева, у меня же вставные «оладьи», — огрызнулся Берг. — Вы нас куда везете?

— Пока в город. Что с вами делать дальше — покажет время. — Истасов дотянулся до вмонтированного в стену микроавтобуса бара и звякнул стеклом. Через мгновение появилась бутылка и один стакан. — Выпивку не предлагаю. Вам нужно иметь свежую голову. Скажите, Берг, что вам известно о замыслах девочки, которая с вами жила?

Куртеева перекосило от такой формулировки. Что это значит — «девочка, которая с вами жила»? По-русски это называется — «дочь». Неужели Истасову удобнее говорить длинно?

— Разве вас это касается? — Было видно, что профессор тянет время.

Под ногой Куртеева что-то хрустнуло. Он машинально поднял предмет и стал крутить его в руках. Острый, длинный предмет, похожий на вязальную спицу. Очень короткую вязальную спицу. Разговор, пока еще не содержащий ни на йоту здравого смысла, его заворожил. Когда-то эта болтовня должна превратиться в правильную речь. Предмет был холодный и шершавый на ощупь.

Тихон присутствовал при обмене глупостями и думал о том, что каждый из этих троих — и Пятько, и Лукашов, и Истасов — действуют сейчас в одиночку. Они были вместе, пока шел правильный «отбой» вложений. Как только помпа сломалась, они отвалились в сторону и, считая слабыми звеньями других, принялись защищать себя в одиночку. Видимо, между ними состоялся разговор. Сразу после того, как стало ясно — деньги исчезли, Вика тоже. Разговор ничего не дал. Напротив, они разобщились. И сейчас каждый работает автономно. Типичная схема глобальных грязных дельцов от бизнеса. Конечно, они не дадут друг против друга никаких показаний. Но и помогать друг другу не станут. Каждый верит только в свой гений.

Отчего волнуется Лукашов — понятно. Он прокачивал капиталы Пятько через свою машину и возвращал деньги с наваром. Он имел на разнице между себестоимостью строительства и отпускной ценой готовящихся к сдаче квартир. Это его доля в деле. Куртеев прикинул — получилось что-то около одного миллиона, если за стартовый капитал взять пять. Двадцать процентов.

Теперь Пятько. Он принимал господдержку от государства, понятно, что не за красивые глаза, и заставлял работать деньги в компании Лукашова. На выходе у него получалось сто процентов прибыли. Но Пятько работал не один. Нужно было делиться с тем, кто лоббировал его интересы в мэрии, мире кинематографа, надзирающими органами, контрольными комиссиями и прочими. Так что в кармане Олега Иосифовича оставались все те же двадцать процентов.

Остался Истасов. И его долю посчитать было проще простого. Такие люди — сводня, работают от десяти процентов. Истасов хоть и живет со шлюхами, но считать умеет. Он не вошел бы в дело, не выяснив размер участвующих в операции средств. Быстро посчитав, он нашел, что десять процентов от сумм сделок — в самый раз. Сегодня речь идет о трех миллионах евро. Это значит, что его доля составила триста тысяч. Пятько собирался поиметь больше, Лукашов — столько же, сколько и Пятько, но его доля не входит в трешку евро. Лукашов имеет на том, что Пятько, по сути, финансирует его строительство. Куртеев быстро прикинул, и у него вышло, что президент «Региона» после финансирования каждой из картин Пятько имеет чистой прибыли почти шестьсот тысяч. Черт возьми, это как раз двадцать процентов, подумал Куртеев, в очередной раз поразившись тому, насколько сложен и многогранен механизм русского крупного бизнеса. Если выражаться фигурально, то, по сути, русский кинематограф финансирует строительство Лукашова.

И теперь эти трое концессионеров разбежались в разные стороны. Разговор при этом идет уже не о деньгах — об чем речь, френды, шестьсот тысяч — деньги, что ли? — разговор о свободе. Об осознанной необходимости, о форме существования живого организма, воспетой Пушкиным и Лермонтовым. Подозревая непроходимую тупость партнеров по бизнесу, каждый из них теперь старается выбраться из трясины самостоятельно.

… — Я не знаю, где Вика, — разобрал в череде бесконечного потока болтовни Тихон. Видимо, Истасова интересовало то же, что и всех.

— Посидите-ка здесь, — подумав, сказал Истасов и дал знак остановиться. Все, за исключением одного молчаливого молодого человека, вышли из микроавтобуса, и наступила тишина.

Толстые стены машины не позволяли слышать то, о чем говорилось снаружи, но Куртеев чувствовал близкое присутствие людей, угрожавших им неприятностями.

Все правильно. Они — самые близкие люди сбежавшего заместителя финдепартамента «Региона». Быть того не может, чтобы им было неизвестно, где девушка. Но Истасова, как и Пятько, как и Лукашова, сбивало с толку одно и то же: следуя к Вике, Куртеев и Берг совершали те же ошибки, что и они.