Последний единорог - Питер Бигл

– Хаггард сломал часы, – сказал Шмендрик. – Теперь у нас только один путь – через логово Быка. Подул медлительный густой ветер.

XIII

Путь был достаточно широк, чтобы все четверо шли рядом, но они двигались гуськом. Леди Амальтея решила идти впереди. Ее волосы освещали дорогу тем, кто следовал за нею, – Принцу Лиру, Шмендрику, Молли Отраве; и хотя перед ней самой света не было, поступь ее была уверенной, словно она не в первый раз проходила этим путем.

Где пролегал их путь на самом деле, они так и не узнали. Холодный ветер и его холодный запах казались настоящими, и темнота пропускала их куда недоброжелательнее, чем часы. Подземная дорога была достаточно реальна: она ранила ноги и местами ее преграждали завалы камней, сорвавшихся со стен. Но пролегала она как во сне: перекошенная, извилистая, завивающаяся сама на себя, она то становилась почти ровной, то поднималась немного, то устремлялась вперед и вниз, то возвращала их назад под зал, где Король Хаггард, наверно, до сих пор ярился над обломками часов и черепа. «Конечно, это дело рук ведьмы, – подумал Шмендрик, – ведь все, что творят ведьмы, в итоге оказывается нереальным. В итоге… но сейчас и есть итог… для нас. В противном случае все было бы вполне реально».

Пока они ковыляли вперед, он поспешно рассказал Принцу Лиру историю их приключений, начиная со своей странной истории и еще более странной судьбы: гибель «Полночного карнавала» и свое бегство с единорогом; встречу с Молли Отравой, путешествие в Хагсгейт и историю Дринна о двойном проклятии, легшем на город и на замок. Тут он остановился, ведь в глубине ночи их ждал Красный Бык, в ночи, что кончалась, хорошо это или плохо, магией и нагой девушкой, тонущей в своем теле, как корова в сыпучем песке. Он надеялся, что Принц более заинтересуется тайной собственного рождения, чем происхождением Леди Амальтеи.

Не совсем доверяя его словам, Принц Лир, тем не менее, изображал на лице доброжелательное удивление, что довольно сложно само по себе:

– Я уже давно знаю, что Король – не мой отец, – сказал он, – но поэтому-то я так старался быть ему сыном. Я враг любого, кто замышляет против него, и одного только бормотания старухи недостаточно, чтобы я содействовал его падению. Что касается прочего, я не думаю, что единороги еще есть, и знаю, что Король Хаггард никогда не видел ни единого. Как может человек быть столь печален, как Хаггард, если он когда-нибудь видел хоть одного единорога, не говоря уже о тысячах в каждом приливе? Ну, если бы я увидел ее только один раз и никогда больше… – Тут в некотором смущении он замолк, также почувствовав, что разговор принимает печальный оборот и повеселеть уже не сможет. И плечи и шея Молли внимательно слушали, но если Леди Амальтея и внимала разговору, то не подавала вида.

– И все-таки Король в чем-то тайно счастлив, – заметил Шмендрик. – Вы никогда не видели следов счастья, да-да, в самом деле, следов счастья в глазах Хаггарда? Я видел. Подумайте немного, Принц Лир.

Принц молчал, и они продолжали ввинчиваться в зловещую тьму. Они не всегда понимали, спускаются ли они или поднимаются, повороты они угадывали, когда среди двух оскалившихся камнями стен по бокам перед ними вырастала третья. Ни шорох, ни зловещее сияние – ничто не указывало на близость Красного Быка, но Шмендрик прикоснулся к своему влажному лицу, и его пальцы запахли Быком. Принц Лир сказал:

– Иногда на башне в его лице появляется что-то. Не свет, нет, скорее ясность. Помнится, когда я бы я мал, он никогда не глядел на меня так. И этот сон. – Он шел теперь очень осторожно, волоча ноги. – Я все время видел сон, один и тот же: я стою в полночь у окна, а там, снаружи, Красный Бык… – голос Принца прервался.

– …загоняет единорога в море, – докончил за него Шмендрик. – Это был не сон. Все они теперь, кроме одного, приходят и уходят с приливом, радуя взор Хаггарда. – Волшебник глубоко вздохнул: – Этот последний – Леди Амальтея. – Да, – отозвался Принц Лир. – Да, я знаю. Шмендрик уставился на него: – Что вы хотите сказать? – сердито спросил он. – Ну как могли вы догадаться, что Леди Амальтея – единорог? Она не могла сказать вам, ведь она не помнит этого сама. С тех пор как вы добились ее расположения, она мечтает только о том, как стать смертной женщиной. – Он понимал, что правда оказалась бы тут ложью, но тогда это было ему безразлично. – Как вы узнали это? – переспросил он.

Принц Лир остановился и повернулся к волшебнику. Во тьме Шмендрик видел лишь молочное сияние там, где были глаза Принца.

– Я и не знал до сих пор, кто она, – ответил он. – Но, увидев ее впервые, понял, что в ней скрыто больше, чем я могу увидеть. Единорог, русалка, ламия, волшебница, горгона – как бы ты ее ни назвал, любое имя не удивит меня и не испугает. Я люблю ее, кем бы она ни была.

– Это весьма прекрасное чувство, – согласился Шмендрик. – Но когда я верну ей истинный вид, чтобы она могла сразиться с Красным Быком и освободить свой народ…

– Я люблю ее, кем бы она ни была, – твердо повторил Принц Лир. – И ты не властен над тем, что существует.

Прежде чем волшебник смог ответить. Леди Амальтея стала между ним и Принцем, хотя оба они не видели и не слышали, как она вернулась к ним. В темноте она светилась и дрожала, как бегущая вода. Она сказала:

– Дальше я не пойду. – Она обращалась к Принцу, по ответил Шмендрик:

– Выхода нет. Мы должны идти вперед. – Молли Отрава подошла поближе: беспокойный глаз, дрогнувшая скула. Волшебник повторил: – Мы можем идти только вперед. Леди Амальтея смотрела мимо него. – Он не должен превращать меня, – сказала она Принцу Лиру, – не разрешай ему испытывать на мне свою силу. Люди безразличны Быку – мы пройдем мимо и уйдем. Быку нужен единорог. Скажи ему, чтобы он не превращал меня в единорога. Принц Лир хрустел пальцами. Шмендрик сказал: – Это верно. Так мы вполне могли бы спастись от Красного Быка даже сейчас. Но тогда другой возможности не будет. Все единороги мира навсегда останутся его пленниками, все, кроме одного, который скоро умрет. Она состарится и умрет.

– Все умирает, – сказала она Принцу Лиру. – Это хорошо, что все смертно. Я хочу умереть, когда умрешь ты. Следи, чтобы он не заколдовал меня, я не хочу стать бессмертной. Я не единорог, во мне нет ничего волшебного. Я – человек, и я люблю тебя. Он негромко ответил:

– Мне немногое известно о чарах – только как их разрушать. Но я знаю, что величайшие волшебники бессильны, если двое нужны друг другу, – а перед нами в конце концов всего лишь Шмендрик. Не бойтесь, не бойтесь ничего. Кем бы вы ни были, теперь вы моя. Мне по силам удержать вас.

Наконец она взглянула на волшебника, и даже во тьме он почувствовал ужас, гнездящийся в ее глазах. – Нет, – сказала она. – Нет, мы недостаточно сильны. Он превратит меня в единорога, и что бы ни случилось потом, мы с тобой навсегда потеряем друг друга. И я перестану любить тебя, а ты будешь любить меня только потому, что не сможешь справиться с любовью. Я буду прекраснее всего на свете и буду жить вечно.