Трансформация демократии (сборник) - Вильфредо Парето

Эти совпадения неслучайны. Они вызваны тем, что тогда и сейчас действовали одни и те же силы; поскольку они больше дают о себе знать в Англии, чем во Франции, возникают разногласия между этими двумя странами. Англия – более торговая, промышленная, склонная к спекуляциям страна, чем Франция. Она питала надежду на получение больших прибылей благодаря открытию американских рынков. Франция нисколько не стремилась идти по этому пути. Такая же картина наблюдается сегодня в связи с открытием русского рынка.

Известно, что расчеты, которые строились вследствие открытия американских рынков, не оправдались. Напротив, около 1825 г. разразился тяжелейший экономический кризис. Но не все спекулянты оказались внакладе. Те, кто вовремя вытащил каштаны из огня, хорошо заработали на бирже. Нечто подобное может произойти после открытия российского рынка.

Пока что доверие, внушаемое Советами, не очень вдохновляет социалистов, в то время как кое-кто из плутократов поддался их пропаганде. Причину такого разного отношения нетрудно понять. Она кроется в лозунге плутократии: «Бизнес есть бизнес».

Интенсивно обсуждается вопрос о том, захочет ли и сможет ли Германия выплатить суммы, к выплате которых ее принуждает Версальский договор. Этот вопрос важен с точки зрения этики, юриспруденции и политики, но существует вероятность, что по той или иной причине эти выплаты не будут реализованы в полном объеме и что расходы на их исполнение значительно сократят чистый доход. Последствия этого трудно предугадать, но можно сказать, что скорее всего они будут очень тяжелыми.

Придется проститься не только с надеждой на экономическое процветание, но и со многими другими. Мираж эры всеобщего согласия тает на глазах. На Востоке сгущаются тучи. Следует отбросить предположение о том, что Германия покается и станет бить себя в грудь; нет такой силы на свете, которая могла бы заставить ее отказаться от попытки реванша. Стремление вовлечь Россию в орбиту буржуазного Запада пока не увенчались успехом. Общность политических интересов рано или поздно приведет к заключению союза между Германией и Россией. В настоящее время угрозы вторжения со стороны этих стран нет[172], но неизвестно, что ждет нас в отдаленном будущем.

События истории повторяются с поразительным сходством. Рейн, например, можно было бы с полным правом назвать кровавой рекой. С древнейших времен до наших дней представители разных рас и культур вступали в бой на его берегах и обагряли их кровью. Маловероятно, чтобы на этот раз история изменила свой ход.

Говоря о народах, живущих за Рейном, Тацит замечал: «Среди этих племен, не испытывающих к нам дружбы, может существовать и сохраняться внутренняя вражда. С точки зрения будущего [нашего] государства, судьба не может сделать нам лучшего подарка, чем раздоры среди наших врагов». По-видимому, об этом забыли деятели первой французской революции, правительства Наполеона I и Наполеона III, когда вольно или невольно содействовали установлению германского единства. По-видимому, об этом забыли и правительства западных стран, когда посредством Версальского договора укрепили это единство, вместо того чтобы ослабить его, и теперь они, сами того не желая, подталкивают Германию и Россию к союзу, хотя могли бы по крайней мере отсрочить его заключение.

Подобные явления характерны для цикла демагогической плутократии, и не только для него. О будущем забывают ради насущной выгоды или просто из нежелания затрачивать силы, пока это еще имеет смысл. Стоит напомнить об Афинах, которые не заметили роста и укрепления македонской державы, о народах средиземноморского бассейна, допустивших процветание и усиление Римского государства, которое позднее поработило их.

Эти факты представляют в другом свете судьбы народов и общее развитие цивилизации; она могла бы извлечь пользу из обстоятельств, которые привели к краху Афин и разрушению Карфагена. Если мы примем такую точку зрения, нам будет чрезвычайно трудно и даже невозможно предвидеть отдаленные последствия сегодняшних событий, но, пытаясь предугадать их, мы покинули бы пределы опытной науки.

Феномен фашизма[173]

Изучение фашизма, как и большинства других социальных явлений, наталкивается на трудности, связанные с их сложным составом, а также на особые трудности, основная из которых заключается в том, что одно и то же название используется для обозначения вещей разного порядка.

Фашизм предстает разным в зависимости от того, рассматривать ли его в период до или после «марша на Рим», а также переворота, который привел его к власти. Впрочем, сам фашистский дуче подчеркнул этот факт в журнале «Джераркия», охарактеризовав нынешнюю стадию как второй этап фашизма.

На первом этапе фашизм представляет собой стихийную и отчасти анархическую реакцию части населения на красную тиранию, которой правительство дало полную свободу, оставив частных лиц на произвол судьбы. В этот период фашизм не думает о теориях и не занимается теоретизированием; некоторые его приверженцы заявляют о том, что фашизм – это действие, а не идеология. С этой точки зрения его формирование и его роль вписываются в хорошо известный ряд фактов. Одна из главных целей любого правительства – это защита жизни и имущества граждан. Если оно пренебрегает этой обязанностью, в среде населения начинается движение, призванное заполнить пустоту. Этот феномен проявился в Германии в виде секретных трибуналов, в Средние века – в виде корпораций, а также Кортесов «wehémicas»[174].

Такое положение вещей обычно не может длиться долго, особенно у цивилизованных народов, для существования которых порядок абсолютно необходим. Рано или поздно прежнее правительство или, в случае его отсутствия, новое правительство приступает к выполнению функций, временно передоверенных частной инициативе.

Таким образом, можно было предвидеть, что первый этап фашизма долго не продлится и уступит место новому порядку. Последний мог установиться в результате действий правящего класса, который тогда еще был у власти, или нового класса, т. е. противников фашизма, преобразившегося и ставшего органической доктриной государства, способного возродить авторитет правительства и общественный порядок. Таков был ход событий. Рассмотрим его причины.

Аналогичный вопрос подсказывает нам еще одно соображение в добавление к тому, которое мы проводили выше. Еще одна задача правительств – управление государственными финансами и экономикой страны. Следует повторить, что если они с ней не справляются, их неизбежно сменяют другие. Именно это можно было констатировать по поводу краха старого режима во Франции.

Итальянский правящий класс справлялся со своими обязанностями не лучше французского. Он понимал это и был подавлен осознанием своего бессилия. Он пытался действовать, но тщетно. Достаточно указать на Джолитти, который пришел к власти с программой восстановления авторитета государства и финансов. Но он простился с властью, не выполнив ни первую, ни вторую задачу. Его преемники также не добились успеха. Напротив, болезнь с каждым днем все обострялась, государственный корабль становился игрушкой ветра и волн. Парламент отправил в отставку правительство Факты[175], но затем, не найдя подходящего кандидата в премьер-министры, был вынужден вернуть ему полномочия.

Чиновники уже не подчинялись этой власти. Честно говоря, государство утратило авторитет. По этой причине новый режим должны были установить фашисты или их противники. Первым это удалось. Почему же?

Одно различие между фашистами и их врагами сразу бросается в глаза. Последние стремились добиться немедленного результата, который удовлетворил бы их насущные потребности и принес материальную выгоду. Они боролись за овладение потребными им вещами и положением, не особенно задумываясь о будущем. В 1919–1920 гг. социалисты и их союзники находились на грани захвата власти; приложив небольшое усилие, они смогли бы распоряжаться государственным аппаратом. Этого не случилось, потому что их силы растрачивались на завладение фабриками и землями, на сокращение рабочего дня, повышение зарплат, получение всевозможных синекур. Захват муниципалитетов был для них лишь возможностью грабить, делить налоговые поступления, повысить их сверх всякой меры и растратить средства благотворительных обществ и больниц. В какой-то момент Милан и Болонья стали маленькими государствами, независимыми от центральной власти. Это могло стать первой фазой ее завоевания, но стало кульминационным пунктом для тех, кто хотел извлечь выгоду из нового положения.

Разница с фашистами существенная. Конечно, в каждом стаде есть паршивая овца. Среди фашистов были личности, заинтересованные в быстром пополнении своего счета, но таких случаев насчитывалось немного. Подавляющее большинство вдохновлялись более или менее мифическим идеалом, национальными чувствами и государственной идеей в противовес демократической, псевдолиберальной, пацифистской и гуманистической идеологии. Большая часть фашистов, вероятно, испытывала довольно смутные и неопределенные позывы к действию, но их вожди, вернее, их вождь, твердо и умело направлял их к более важной и значимой цели – к захвату центральной власти. В тот момент, когда они к ней приблизились, была сделана попытка остановить их, предложив важные посты в правительстве. Муссолини отказался. Они хотел все или ничего, и получил все. Вот еще один пример действия закона, установленного нами в «Социологии» на основании многочисленных фактов, согласно которому побеждает группа, чьи вожди обладают комбинационным инстинктом и чьи адепты глубоко прониклись идеальными чувствами.