Вторая реальность - Алла Сергеевна Демидова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Предрассудок любимой мысли» – у вас есть такой? Сквозь призму которого вы смотрите на все окружающее?
– Не понимаю ваш вопрос.
– Кто-то сводит все к масонам, Гумилев объясняет пассионарностью. А вы?
– Все увлечения у меня бывают периодами. У меня был, и довольно-таки долгий, период увлечения эзотеризмом. Потом – стремление использовать какие-то знания восточной йоги, через чакры, в актерской технике. Это было довольно долго.
– А сейчас?
– Сейчас… Сейчас мне на Икше досталось несколько грядок, и мне понравилось сажать цветы. Очень интересно, что получается. Скажем, меня две недели нет на даче, потом я приезжаю и первым делом бегу к грядкам – посмотреть, на сколько дюймов выросли мои бархотки.
– Вам везет как садоводу – все всходит?
– Что-то да, что-то нет. Весной на одной грядке я посеяла много семян, но ничего не взошло. А на другую попало всего несколько – и буйство цветов. Куртины этих бархоток: желтые, оранжевые. Сейчас я там посадила много луковиц тюльпанов и нарциссов…
– Можно спросить вас о событии, о котором вы всю жизнь жалеете?
– Сейчас, по-моему, уже ни о чем. Но было время – жалела! А сейчас научилась принимать жизнь, какой она мне дается. Это не значит, что у меня не бывает периодов тоски и уныния (хотя уныние – тяжкий грех). Но я научилась не бороться с жизнью. И не очень расстраиваться и не очень радоваться чему-то. Относиться ровно.
Я смотрю на свои юношеские фотографии и вижу наивную симпатичную девушку, которая могла бы играть тоже простых, милых, приятных девушек, и всем бы это нравилось, и легче было бы добиться популярности. Но у меня никогда не было желания заигрывать со зрителем. Я старалась делать только то, что мне самой нравилось в людях – может быть, некоторая революционность, суховатое изящество, отстраненность от «уличной моды». Это путь, скажу честно, не легкий. Я воспринимала жизнь, возможно, несколько драматично. И никогда не подстраивалась к общепринятому вкусу. Наверное, это можно назвать «трагическим восприятием жизни».
– Некоторые критики проводят аналогию между Раневской, которую вы сыграли в спектакле Эфроса «Вишневый сад», и Анной Сергеевной в картине Муратовой «Настройщик». Вы как бы показываете путь расточительной, щедрой, вечно обманутой и безумно одинокой женщины, путь, который, условно говоря, она прошла от Чехова до Муратовой. Она постарела, но не потеряла доверия к людям, впрочем, с одиночеством ей также не удалось расстаться.
– Я меньше всего об этом думала, когда играла в «Настройщике» свою Анну Сергеевну. Это было неосознанно. Но мне кажется, что неосознанность превратилась в закономерность. Раньше я отказывалась от ролей, где есть только характер. Тем более бытовой характер. Я всегда старалась играть тему. В Раневской – тему незащищенности от жизни, от быта. Моя Раневская – это такая чеховская «недотепа». В «Гамлете» я играла тему иррациональности, встречи с потусторонним миром. Мне было важно показать, как изменилось сознание Гамлета от встречи с призраком собственного отца. Кира Муратова мне предложила сыграть характер. Я согласилась, потому что мне понравился сценарий… и мне очень нравятся фильмы Муратовой. И я до этого никогда у нее не снималась. Но поскольку за плечами у меня чеховские роли недотеп – Аркадина, Маша… Знаете, в Аркадиной многие пытаются играть успешную провинциальную актрису, а мне совершенно не хотелось играть это. Она – актриса. Она – женщина. Она старается удержаться на краю, как все чеховские персонажи. Меня в Аркадиной, да и в Раневской, больше всего интересовала тема нереализованной любви, нереализованной жизни, то есть тема «Человек над бездной».
И поскольку все это у меня за плечами уже стоит и, может быть, в какой-то степени уже является моим мировоззрением, то не могло не прочитаться в роли Анны Сергеевны.
– Авангард – это экстрим в искусстве, свойственный радикалам. Вы же всегда казались полной противоположностью: интеллектуал, символ рациональности и профессионализма. Но, увидев вас в «Настройщике», я поняла, что ваша Анна Сергеевна – это настоящий актерский экстрим. На столь радикальную смену имиджа решалась разве что Вера Комиссаржевская, взявшись сотрудничать с Мейерхольдом.
– Вы слишком молоды… Да вам и не нужно знать всю мою творческую биографию. Например, Государственную премию СССР я получила за роль, которая не имела имени: в титрах ее обозначили словом «Потаскушка». Это была кинолента «Бегство мистера Мак-Кинли». И мне было забавно, как в Кремлевском зале будут торжественно объявлять: «Алле Демидовой вручается премия за роль Потаскушки!» Но организаторы поступили умно и сказали, что премия мне вручается за участие в фильме. Я это к тому вспомнила, что роли, требовавшие характерности, комедийности, у меня уже были. Эльмира в «Тартюфе» на сцене ранней «Таганки» – во втором акте была сцена раздевания – зал просто плакал от хохота. Актер проверяется на больших ролях. Если, конечно, иметь в виду настоящего профессионала. И в большей степени актер проявляется в древнегреческих трагедиях. Для меня очевидно одно: тот, кто убедительно сыграет древнегреческую трагедию, может браться за любую роль, у него все получится. Надо вам сказать, что роль в «Настройщике» давалась мне удивительно легко. Потому что уже сыграны Электра, Федра, Медея, Гамлет, Раневская… Играть Анну Сергеевну легко, это моя профессия. Плюс, конечно, какие-то свои человеческие качества. Свои человеческие акценты. Хочешь или не хочешь, но они возникают в каждой роли.
– До сих пор странности и чудачества характера Анны Сергеевны в ваших ролях не проявлялись? Нужна была именно Муратова, чтобы они стали доступны для восприятия как интеллектуалов, так и менее образованных людей?
– Когда играешь Гамлета, трудно рассчитывать на широкую популярность, ведь не каждый смертный встречал призрака и не каждый думал о том, что произойдет, если ему встретится умерший отец. Что произойдет с его сознанием? К этим вопросам не всякий приходит. А с Анной Сергеевной все проще, потому что любой из нас хоть раз в жизни был обманут. И думал про себя, что он простил.
– Попав в подобную ситуацию, вы простили бы?
– Естественно. Сколько раз меня обманывали – столько раз я прощала. И этот обман у меня никак даже до следующего дня не задерживался бы в голове. Но важно и другое: кто обманывает? Если обманывают так изощренно,