За час до рассвета - Яков Кривенок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расставив стаканы, разложив ложки, хозяйка скрылась за дверью. Проводив ее глазами, секретарь подпольного горкома партии проговорил:
— Утешать вас, товарищи, не стану. Хороших бойцов теряем мы.
Ружа всхлипнула, отвернулась. Метелин и Маслов опустили головы. Максим Максимович перевел разговор на другое:
— Присаживайтесь. Поедим, тогда будем соображать, что дальше делать.
Все разместились за столом, но к еде не притрагивались. Максим Максимович подряд хлебнул две ложки наваристой ухи, приглашая следовать его примеру. Ружа и Юрий были голодны, но виду не показывали. Отведав несколько ложек юшки, одновременно с какой-то поспешностью отодвинули тарелки в сторону.
Установилась гнетущая тишина. Чтоб ее нарушить, Максим Максимович принялся расспрашивать Маслова о том, как удалось обнаружить Шмеля.
Доложив все по порядку, Юрий спросил:
— А не превысили ли мы полномочия, казнив Шмеля?
— Нисколько! — твердо ответил Максим Максимович. — Вы судили его от имени и по поручению Советской власти. Заверяю это как депутат городского Совета.
НОВОЕ ЗАДАНИЕ
Беседа за столом затянулась. Секретарь подпольного горкома партии обвел присутствующих ласковыми, усталыми глазами и сказал:
— Спасибо вам, Ружа и Юра, за доброе дело. Ваши сведения переданы Красной Армии. Пусть попробуют сунуться фрицы к перевалам, им устроят хорошую баню… Приятно было услышать о моем старом друге Макаре. Он еще при Деникине там работал. Он надежный товарищ, не предаст. Если даже смерть подкосит его, и то в сторону врага лицом упадет. Вот какие бойцы находятся среди нас!
Максим Максимович глубоко вздохнул, задумался. Ребята, а с ними и Ружа, перестали есть, притихнув, ждали.
— Знаю, арест Трубниковых мучает вас, а обещать ничего не могу, — проговорил Максим Максимович после длительной паузы. — Под дыхло нам саданули. Одно прошу: не отчаивайтесь, не падайте духом! — и он взглянул на Метелина.
Семен его понял: ему сочувствуют, ведь он потерял невесту. В ответ на вопрошающий взгляд Максима Максимовича твердо ответил:
— Будем мстить!
— Жестоко мстить! — поддержал Маслов.
— Месть — наше оружие, — продолжал Максим Максимович. — Мы делали попытку высвободить Трубниковых. В полиции есть наши люди, начали готовить побег. Рейнхельт спутал карты: из тюрьмы забрал Трубниковых в свои подвалы. Продолжим попытки проникнуть туда. Удастся ли — покажет время.
— А через Клаву? — вставил Маслов, помня, как она помогла достать пропуск на кордон. — Она ведь у них переводчицей состоит.
— О Луниной позже, о ней — особый разговор, — остановил его Максим Максимович.
Из-под ватника он достал мягкую папку и протянул Метелину:
— Твоя?.. Поляков посылал на хутор верного товарища, жена Михеевича передала.
— Жена, говорите? — переспросил он. — А где же сам Михеевич?
— Нету бригадира. Мученическую смерть от фашистских рук принял. Немцы весь хутор перетрясли, когда на месте пожарища обнаружили обгорелых полицаев, а в погребе открыли бункер, в котором помещалась твоя, Семен Степанович, типография. Дурак догадается, что именно здесь скрывался Метелин, отсюда руководил диверсиями. Озверели эсэсовцы, женщин и детей постреляли, из всех жена Михеевича уцелела: в кустах смерть пересидела. Страсть, что сделали с бригадиром. Гестаповцы допытывались, что ему известно о Метелине. Михеевич молчал. Тогда они применили к нему особую казнь: на жаргоне палачей ее название «нимб», или «холодная лапша».
— Ой, что еще за «холодная лапша»?! — не сдержалась Ружа.
— Сколько-нибудь цивилизованному человеку такого не придумать. Михеевичу связали руки за спиной, поставили на колени. Потом на шею набросили «нимб» — петлю из свиной кожи. Один из палачей взял палку, вставил ее в петлю и на затылке принялся закручивать. У Михеевича спрашивали, где Настя, Метелин. Он оставался нем. «Холодная лапша» постепенно сжимала горло, пока Михеевич не задохнулся. Вот так, товарищи, умирают советские патриоты. Почтим память героя минутным молчанием.
Все встали, склонив головы, застыли.
— Михеевич чуял, что ему несдобровать, — проговорил Максим Максимович, опускаясь на стул. — Своей жене он строго наказал: «Если меня схватят, любыми путями сообщи Ивану Бугрову имя предательницы, а также передай папку с его изобретением».
— Кого же он назвал?
— Клавдию Лунину. Видимо, эти данные он получил от Насти. Мы сейчас проверяем, так ли это. — Помолчал, потом, словцо сбросив с плеч тяжесть, выпрямился. — Теперь о главном, ради чего вас собрал. Получено важное задание — уничтожить на главном направлении железнодорожный мост. Через него немцы питают группировку войск, завязнувшую на Кавказе, пополнение подвозят, боеприпасы доставляют. Лишив их моста, мы усилим мощь Красной Армии. На гужевых дорогах врагу тесно: партизаны почти полностью их контролируют, особенно в горах. Если мы подымем на воздух железнодорожный мост, фашисты быстро выдохнутся. Не буду скрывать… Наши пытались взять мост с воздуха — зенитки не подпустили. Партизаны трижды подбирались, штурмовали его. Не вышло! Через кольцевую оборону дзотов и дотов не прорвались. Гитлеровцы хорошо понимают, что значит для них этот мост. Задача перед нами поставлена трудная, а не выполнить ее нельзя. Я думаю, смекалка и находчивость нам помогут. Есть у нас специалисты по мостам! — и он по-отцовски взглянул на Метелина.
— Разве через речку Ус был мост? — не принял похвалы Метелин. — Простая кладочка. То была проба сил. И только!
— О, было о чем вспоминать, Максим Максимович… Тот мост — не в счет, — усмехнулся Маслов. — А этот целый фронт питает, специальные войска его берегут. Одному не управиться.
Максим Максимович разгадал, куда Юра клонит — напрашивается Метелицу в напарники. Вдвоем было бы надежнее, да возможности ограничены — в их хозяйстве лишь один плавательный костюм. Тот, каким пользовался Метелин при уничтожении дока, сейчас, в холодную пору, непригоден.
А Максим Максимович вовсе не случайно остановил свой выбор на Метелине. После ареста Ирины парень сделался сам не свой. Для лечения душевных ран трудное задание, тяжелая работа — самое целебное лекарство.
— Ты совершенно прав, Юра. С гарантией оно было бы лучше, — ответил Максим Максимович. — Но человек, которого мы пошлем, не подведет. На него можно вполне положиться!..
МАТЬ ПРОКЛИНАЕТ СЫНА
Гестапо и контрразведка занимали лучшее здание Приазовска — пятиэтажный Дворец пионеров с его обширными комнатами, в которых прежде размещались различные кружки и мастерские юных изобретателей. Теперь там были тюремные камеры и комнаты пыток. Здание было обнесено высоким забором с колючей проволокой.
На втором этаже, в бывшей комнате музыкального кружка, находился кабинет Рейнхельта. За массивным письменным столом восседал сам хозяин. В двух шагах навытяжку стоял главный вахмистр.
Василий робко вошел, в кабинет, затоптался у порога. Толчками в спину его пододвинули к креслу. Было видно, что он надломился: сгорбился, впалые щеки покрыли землистые пятна, на висках выступила густая изморозь.
Лицо Рейнхельта озарила приветливая улыбка. Главному вахмистру показалось, что его начальник вот-вот бросится и заключит арестованного в братские объятия.
Гауптштурмфюрер действительно вышел из-за стола, приблизился к Василию, участливо предложил:
— Присаживайтесь.
— Спасибо, вволюшку насиделся.
— Скоро опять по улицам запрыгаете.
Василий присел, криво улыбнулся.
На столе, стоящем в сторонке, главный вахмистр разложил бумаги, приготовился записывать показания.
— Продолжим нашу беседу, — проговорил Рейнхельт, — надеюсь, вам не мешали сосредоточиться и как следует подумать о себе, о том, как жить дальше.
— Я думал.
Все эти дни Василия занимал вопрос: почему его мысли совпали с мыслями и стремлениями гауптштурмфюрера? К трусам себя не причислял, искренне помогал подпольщикам. Попав в окружение, не сдался. Избегая лагеря, скрытно пробрался домой. Поиски ответа отодвинули на задний план остальные тревоги.
Холеное лицо Рейнхельта раздражало. Он наполнился злобой к этому расфуфыренному петуху, отгадавшему его настроение, повторившему слова, которые он говорил брату Константину.
И Василий приказал себе: «Не опускайся, будь человеком!»
Навалившись грудью на стол, Рейнхельт спросил:
— Говорят, что вы альпинизмом увлекались?
— Был такой грех.
— В Сухуми через хребет приходилось ходить?
— Никогда, я и дороги туда не знаю.
Окинув Василия тяжелым взглядом, Рейнхельт неожиданно задал вопрос:
— Адрес Метелина вспомнили?
Василий потер левый глаз, выделяя слова, заговорил: