Город костей - Кассандра Клэр

Он сразу сдулся:

— При чем тут любовь? Скорее…

— А ты не пытайся постоянно играть роль очаровашки, — посоветовала Клэри. — Представляешь, насколько легче будет — всем?

Джейс рассматривал свои руки, маленькими белыми шрамами уже похожие на руки Ходжа, хотя кожа на них была пока еще более молодая и без морщин.

— Если ты устала, я могу помочь заснуть… Хочешь, расскажу сказку?

— Ты серьезно? — изумилась Клэри.

— Как никогда.

Джейс выглядел почти печальным. Клэри положила блокнот на тумбочку и, улегшись в кровать, свернулась клубочком:

— Ну, хорошо.

— Закрой глаза. Жил-был мальчик…

Клэри тут же перебила:

— Сумеречный охотник?

— Конечно. — В голосе Джейса промелькнула горечь. — Когда мальчику исполнилось шесть лет, отец подарил ему сокола. Папа сказал ему, что соколы — хищники, они убивают других птиц. Это небесные Сумеречные охотники.

Мальчик и сокол невзлюбили друг друга. Острый клюв птицы пугал мальчика, а блестящие глаза как будто все время следили за ним. Стоило мальчику подойти поближе, как сокол тут же набрасывался на него и ранил клювом и острыми когтями. Целыми неделями руки мальчика не заживали. Сокол жил на воле больше года, и теперь его уже невозможно было приручить, но мальчик старался изо всех сил, потому что так велел папа. Он проводил с соколом все свое время, разговаривал с ним, не давая уснуть: ведь усталую птицу приручить легче.

Вскоре мальчик выучился набрасывать путы на ноги и крылья сокола, умело надевал на его голову колпачок и мог держать птицу на привязи. Зная, что во время дрессировки сокол должен находиться в колпачке, мальчик сидел с ним рядом и гладил по крыльям.

Он приучил его есть с руки. Сначала сокол не прилетал за едой, а потом начал клевать с руки с такой силой, что разбивал ладони мальчика в кровь. Но мальчик все равно очень радовался — ведь у него уже кое-что получилось. А еще он хотел добиться от сокола доверия, даже ценой собственной крови. Со временем мальчик оценил красоту сокола, его крылья, созданные для быстрых полетов, его скорость и ловкость, беспощадность и… нежность. Мальчик любовался, глядя, как сокол камнем летел к земле. Когда ему удалось научить птицу прилетать на руку, мальчик почти закричал от восторга. Потом сокол стал садиться мальчику на плечо и зарывать клюв в волосы. Сокол полюбил его.

И вот настало время, когда птица была не просто обучена, а обучена как следует. И тогда мальчик пошел к отцу: он надеялся, что папа будет гордиться им. Но папа взял в руки послушную птицу и свернул ей шею.

«Я просил, чтобы ты научил сокола слушаться. — С этими словами отец швырнул мертвое тело птицы на землю. — А ты научил его любить тебя. Соколы не домашние любимцы, они неистовые и дикие, сильные и жестокие. Ты не обучил его, а сломал!»

Отец ушел, а мальчик еще долго плакал над трупом любимой птицы. Наконец папа приказал слуге унести мертвого сокола и похоронить его. С того дня мальчик перестал плакать и на всю жизнь запомнил урок: любовь — это уничтожение, и если тебя полюбят — значит уничтожат.

Едва дыша, Клэри открыла глаза.

— Ужасная сказка, — возмущенно заявила она.

Джейс сидел на краю кровати, подтянув колени под подбородок.

— Правда? — тихо произнес он.

— Отец мальчика — просто чудовище. Это история про жестокое обращение с детьми. Жаль, я не знала, какие сказки принято рассказывать у Охотников на ночь. Видимо, только те, после которых приснится какой-нибудь кошмар…

— Иногда от рун бывают ночные кошмары, — сказал Джейс. — Если тебе их нанесли в слишком раннем возрасте.

Он задумчиво посмотрел на Клэри. Вечернее солнце, пробивавшееся сквозь занавески, превратило его лицо в контрастный набросок, выполненный в технике кьяроскуро, искусно передающей игру света и тени.

— Если вдуматься, история не так уж плоха. Отец просто хотел закалить мальчика, чтобы тот стал несгибаемым.

— Нет, в жизни надо быть гибким, — сказала Клэри, зевая. Несмотря на содержание рассказа, монотонный голос Джейса навевал на нее сон. — Иначе просто сломаешься.

— Сильные не ломаются. — Джейс ласково провел ладонью по ее щеке.

Глаза Клэри были плотно закрыты. Ее тело словно растеклось по кровати. Девушка чувствовала, что сейчас растворится и исчезнет. Она проваливалась в сон, а в голове эхом звучали слова Джейса: «Он дарил мне все, чего бы я ни захотел: лошадей, оружие, книги, даже охотничьего сокола».

— Джейс, — попыталась позвать его Клэри, но так и не смогла: сон уже крепко держал ее в своих объятиях.

Клэри разбудил настойчивый призыв: «Вставай!» Что-то щекотало лицо. Волосы? Она резко вскочила и сильно стукнулась головой.

— Ай! Ты меня ударила! — произнес девичий голос.

Возле кровати стояла Изабель; она зажгла свет и с негодованием смотрела на Клэри. Длинная серебристая юбка, расшитая блестками кофточка, ногти — как сверкающие монеты, в темные волосы вплетены мерцающие бусинки. Изабель напоминала лунную богиню. Клэри хотелось ее убить.

— А кто тебя просил лезть ко мне в лицо? Я чуть не умерла от страха. — Клэри потерла ушибленное место над бровью. — Ладно. Что случилось-то?

Изабель показала рукой на темное небо за окном:

— Скоро полночь. Пора выезжать на вечеринку, а ты до сих пор не одета.

— А я и не собиралась наряжаться. Так пойду. — Клэри показала на свои джинсы и майку. — А что? По-моему, нормально.

— Нормально?! — Казалось, Изабель вот-вот упадет в обморок. — Даже нежить отказалась бы надеть твое тряпье! Будешь на вечеринке как белая ворона в таком… скромном виде. — Видимо, она хотела употребить гораздо более хлесткое слово, чем «скромный».

— Я и понятия не имела, что туда надо идти в вечернем наряде, — мрачно отозвалась Клэри. — У меня с собой ничего нет.

— Тебе придется взять кое-что из моих вещей.

— Ну уж нет. — Клэри сразу вспомнились одолженные топ и джинсы, которые были ей велики. — В смысле, не надо. Правда.

— Спасибо, лучше я пойду в своей одежде, — пыталась спорить Клэри, смущенно стоя перед огромным зеркалом в спальне Изабель.

— Не говори ерунды, — ответила та. — Ты выглядишь на восемь лет и, хуже того, как примитивная.

Клэри воинственно задрала подбородок:

— Твоя одежда мне не подходит!

— Посмотрим.

Изабель порылась в шкафу. В ее комнате словно взорвался зеркальный шар: на черных стенах мерцали золотые завитки; одежда валялась где только можно — на смятых черных простынях на кровати, на спинках деревянных стульев, на полу возле гардеробной комнаты и у высокого платяного шкафа. Туалетный столик под зеркалом, обрамленным розовым мехом с блестками, был уставлен всевозможными баночками с блеском, румянами и пудрой.