Заговоренный меч - Ильяс Есенберлин

Прошло еще три года, и все привыкли к тому, чтобы откочевывать на лето в родные места. После поражения Карачина взбешенный хан Абулхаир поклялся во что бы то ни стало наказать отколовшихся от его Орды казахов, но думал сделать это единым махом при завоевании Моголистана. При успехе задуманного им похода все зимние казахские стойбища, расположенные теперь в Моголистане, попали бы в его руки, и казахам Белой Орды некуда было бы деваться…

Вскоре умер долго болевший Керей, и ханом всех казахов провозглашен был Джаныбек. Когда его подняли на белой кошме, казахские роды уже прочно занимали все земли в долинах Чу, Таласа, Сарысу и вокруг Голубого моря на юге, а летом уходили на север, в степь Дешт-и-Кипчак, доходя до Есиля, Нуры и Тобола. Все чаще соседи называли новое ханство Белой Ордой.

Но хан Джаныбек прекрасно понимал, что если не произойдет в самое ближайшее время объединения всей казахской степи, то возрожденной Белой Орде быстро придет конец. Тот же Абулхаир, озлившись, соберет огромное войско и встанет на пути кочующих аулов, отрезав от них летние пастбища-джайляу. В таком случае выходом будет или подчинение, или смерть.

Нет, только создание единого сильного казахского государства могло спасти народ от распыления и полного поглощения другими народами. И Джаныбек, к тому времени уже опытный политик, представлял себе всю трудность существования такого государства с регулярной армией и единой налоговой системой при кочевом ведении хозяйства. Для такого государства нужно было иметь города, но не просто города, подобные Самарканду, Бухаре, Мерву, а города, тяготеющие к степи и составляющие с ней единое хозяйство.

Иногда Джаныбек, раздумывая, поддавался своей извечной мечте: о союзе с Русью и о городах на Волге и Жаике, но тут же отбрасывал эту мысль. Слишком далеко находилась Русь от молодого казахского ханства, и она сама еще похожа на орленка, не совсем окрепшего…

Речь могла идти, таким образом, только о городах, расположенных по краям степи и связанных с ней водными путями или обеспеченными водой караванными тропами. Причем города эти должны были примыкать к границам тех стран, с которыми степь имела самые оживленные торговые отношения. Всем этим требованиям полностью отвечали города Северного Туркестана, построенные некогда именно в целях обмена с древними кочевниками. Но Туркестан принадлежал Абулхаиру, и его войско было куда ближе к ним, чем к дальним кочевым тропам…

Сыгнак, Сайрам, Яссы и другие древние города Туркестана были когда-то сметены с лица земли монгольскими завоевателями. Казалось, никогда уже не подняться им из руин и пепла, но люди возродили Сыгнак, и

предок Джаныбека Урус-хан перенес туда ставку Белой Орды. Теперь возродившему Белую Орду хану Джаныбеку предстояло отвоевать у могучего Абулхаира прадедовскую столицу…

Да, многое предстояло еще сделать Джаныбеку. Во-первых, из разрозненных, перессорившихся друг с другом и тяготеющих к разным государствам казахских родов и племен сколотить новое единое государство. Для того чтобы хищные соседи не задушили это государство, нужно было организовать единое сильное войско. И, самое главное, необходимо было возродить всю степь Дешт-и-Кипчак и ту часть Туркестана, которая принадлежала некогда Белой Орде и без которой немыслимо было самостоятельное существование.

А захват городов Туркестана означал длительную кровавую войну с ханом Абулхаиром и союзными с ним тимуридами. Для них казахские города Туркестана являлись тем ключом, который всегда открывал дорогу в степь. Потеря Туркестана для них была равноценна отказу от всех завоеваний на севере и востоке, не говоря уже об угрозе со стороны окрепшего степного соседа.

Но дело заключалось не в одном лишь военном присутствии. Для оседлого населения всей Средней Азии мясо, а прежде всего шерсть и кожи были столь же необходимы, как для кочевников изделия городских ремесленников. Ведь все товары, которые в изобилии производил Средний Восток для рынков Китая, Индии и Европы: знаменитые хорасанские, бухарские и хивинские ковры, лучшие в мире кожи, шерсть и сукна — так или иначе были получены от кочевников. Местных животноводческих ресурсов Мавераннахра или Хивы едва хватало для нужд собственного чрезвычайно скученного населения. Для того чтобы производить товары, необходимо было торговать с казахской степью. И тот, кто владел городами Туркестана, диктовал цены. Как обычно бывает, они складывались не в пользу основных производителей.

А для ряда казахских родов северная часть Туркестана, и особенно присырдарьинский оазис, была важна не только городами. Одно дело отходить на зимовья в пределы отдаленного Моголистана, в Семиречье, а другое — за несколько переходов оказаться на Сейхундарье, где издавна были у казахов отличные зимовья. К тому же и города под боком, куда можно было без посредников сбыть продукты кочевого хозяйства.

Казахский хан Джаныбек спал и во сне видел свою будущую столицу Сыгнак, видел вновь отстроенные и укрепленные Сауран, Созак, Яссы, Сайрам. Как и всякого хана, его меньше всего интересовали положение и интересы местного населения, а если и интересовали, то лишь с точки зрения того, как использовать настроения людей в будущей войне.

И здесь, нужно сказать, он проявил дальновидность. Во всех этих туркестанских городах, окруженных широким поясом полей и садов, до седьмого пота трудились рабы и дехкане, немногим отличающиеся от рабов. Неслыханны были наложенные на них налоги, но еще больше страдали они от незаконных поборов сменяющихся один за другим хакимов. Эти управляющие городами хакимы и даруги, а с ними бесчисленные баи и прочие власть имущие обдирали дехкан и ремесленников до того, что те вынуждены были продавать в рабство собственных детей, чтобы выплатить «гараж-гаражат», как называли ханскую подать.

Вдобавок хакимы и даруги были своенравны и продажны. Как только начиналась война, они сами решали, на чьей стороне им быть, и выбирали сильнейшего, который, захватив город, оставлял власть в их руках. Обычно хан или эмир делал городским хакимом преданного человека, чаще всего своего родственника. Этого же правила придерживался и хан Абулхаир. Его родственники правили в Яссах, Сауране, Сайраме.

Абулхаир при всей своей подозрительности был, однако, уверен, что все эти люди скорее погибнут, чем сдадут подвластные города неприятелю. И это было действительно так, но только до тех пор, пока к стенам этих городов не подошел враг посильнее Абулхаира.

Пожалуй, лучше всех понимал это султан Джаныбек. Он все вел к тому, чтобы его не привыкшим к штурму городов джигитам не пришлось лезть на высокие крепостные стены. Главное — привести в Туркестан такую армию, чтобы всем стало ясно его полное преимущество над Абулхаиром. Управители городов не заставят себя ждать при всем их родстве с Абулхаиром и много раз подтверждаемой верности ему…

Но сейчас в жизни Белой Орды наступило самое опасное время. Пока перед казахскими родами стояла единая цель — освободиться от ярма Абулхаира, распри почти прекратились. Но теперь, когда имелись неплохие пастбища, многим снова стало казаться, что можно просуществовать самим, без общего государства. Ведь каждый бий и батыр, полный родовой спеси, считал себя равным с Джаныбеком, который был недавно простым султаном. К тому же враги давно не беспокоили казахов, и многих тянуло из войска по домам. Как и другим людям, захотелось им брести за мирными отарами, развлекаться песнями и скачками. Им трудно было понять, что только созданное Джаныбеком войско удерживает всех врагов от кровавой расправы над непокорными кочевниками.

А хан Абулхаир тоже не дремал. Его люди появлялись среди недовольных, натравливали роды друг на друга, обещали поддержку в междоусобной борьбе. Джаныбек понимал, что если это будет продолжаться, то все его труды пропадут даром. Хана Абулхаира надо бить его же оружием. Аргыны и кипчаки были правой и левой рукой Абулхаира и его степной политике. Джаныбек решил сам взять в руки обе эти дубины. Церемониться здесь не приходилось. Когда не помогают уговоры, следует бить по голове!..

Пора уже было переходить к активной политике, и с этой целью хан Джаныбек переехал со своей ставкой и преданными ему аулами назад, к берегам Каракенгира. Там, посередине казахской степи, собрал он на совет ведущих биев и батыров двух самых сильных соперничающих родов: аргынов и кипчаков. Прежде всего приглашены были певцы и златоусты, и среди них Котан-жырау и маленький Казтуган-жырау — «Ростом с грача». И опять с великим нетерпением ждали все приезда вечного Асана-Кайгы — Асана-Горемыки. Уже много больше ста лет жил он на свете, и люди даже представить себе не могли, что он смертен, как и они…

Старый мудрец, прорицатель и правдолюбец слез со своего быстроногого верблюда-желмая, известного всей степи, и приложил руку к зорким молодым глазам, чтобы заслониться от закатывающегося за холмы солнца. Обычные мирные звуки раздавались в теплом воздухе: блеяли где-то неподалеку овцы, мычали проходящие мимо коровы с огромными рогами и тяжелым выменем, предком которых, как говорят, был сказочный бык Зеги-Баба. Звонко ржали длинногривые степные кони, черные верблюдицы-нары трубно взывали к своим верблюжатам, и чистый женский голос ласково звал ребенка: «Козы-жан… Козы-жан..!» — «Ягненочек ты мой… Ягненок!»