Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов

Дима Белугин был на седьмом небе от счастья. Так ликует ученый на пороге открытия.

Для Димы такой находкой стал чекист Ермаков, раньше приносивший интересную информацию от случая к случаю. А тут его словно прорвало. Стал приносить убойные материалы один за другим. И публикации пошли одна громче другой. Дима почувствовал себя в газете уверенней.

Он, правда, видел, что его материалам еще не хватает остроты для настоящей мировой сенсации. Но Толя обещал, что скоро принесет нечто такое, отчего, по его словам, мир заплачет.

— Мы перевернем эту страну! — обещал чекист.

Дима ощущал себя в пол шаге от вершины. И уже не замечал, как скрипит зубами в соседнем кабинете Тинкин, чьи статьи все реже появлялись на доске «Лучший материал дня», потому что публикации Белугина не оставляли там места.

«Кто он такой? Обычный сосунок, — свирепел Петр Тинкин. — Пасется в чужом огороде. Снимает пенки с чужих тем. И Ермаков — козел. Почему он, когда надо что-то гнилое слить, просит меня: «Сделай конфетку!» А когда что-то интересное, что любой дурак может ярко подать, так это он Белуге тащит! Сволочь!»

Обида душила Тинкина болью и горечью.

«Ничего, время покажет, — старался успокоиться Петр. — Терпи. И тебе еще повезет».

Глава 14

— Что за чушь ты порешь! — Ермаков раскраснелся от злости, что с ним бывало крайне редко.

— У нас недостаточно ресурсов, чтобы все выяснить. — Костя ничуть не смутился от начальственного гнева. Наоборот, в его глазах читались легкая усмешка и немой вопрос: «Интересно, а меня ты возьмешь с собой в «Гособоронэкспорт»? Если да — тогда стоит на тебя вкалывать. А нет — прощай. И не тревожь занятых людей, нам еще пахать и пахать на армейских нивах».

О предстоящих служебных перемещениях, как бы их ни скрывали, личный состав каким-то образом всегда узнаёт заранее.

— Хорошо, давай спокойно разберемся. — Ермаков сбавил обороты, видя, что Костя в курсе его ближайших планов и обижен тем, что адмирал до сих пор не говорит откровенно: остаются они одной командой или разбегаются?

— Я и так спокоен, Анатолий Борисыч. Но выше головы не прыгнешь. А здесь дело тонкое.

— Ты прав. Но кровь из носу надо узнать, какие документы к ним попали. И откуда?

— Про «Мясника» они могли узнать только из близкого круга. — Костя намекал, что он не только хороший спец, но и прекрасно осведомлен о делах Ермакова.

Сам адмирал пока ни словом не обмолвился о «Мяснике», тем более в связи с Гольцовым и Михальским. Но среди документов, которые могли попасть к ним, Ермакова конечно же в первую очередь интересовала папка «Мясник». В свое время ее, как донесли агенты, передал Белугину тот самый Заславский. Надо постараться вернуть эти документы, пока они не натворили дел.

— Мы прошерстили весь Сергиев Посад, — продолжил Костя. — Ничего нет. Приезжал из Англии друг Белугина Сергей Розенплац. Он встречался с Гольцовым. Но никаких документов не передавал.

— Откуда ты знаешь?

— Анато-олий Борисыч… — Костя хотел сказать: обижаете!

— Хорошо, тогда откуда они могли узнать про нас и про «Мясника»? — спросил Ермаков.

— Про нас — откуда угодно: в газете, от Вощевоза, от своих людей в ФСБ. Не забывайте: у Михальского остались там старые связи. А знают ли они про «Мясника», еще неизвестно.

— Давай исходить из самого худшего. Я считаю: они нашли любовницу Белугина. Надо подумать: где мы могли просчитаться, раз не нашли ее.

— Анатолий Борисович, это всего лишь предположения.

— Ты хочешь сказать, что раз только предположения, то и работать по ним не стоит? Нет, Костя, ты не прав. Теперь цель номер один — баба Белугина. С чего предлагаешь начать?

— Надо подумать. Доложу завтра.

— Сейчас. — В голосе адмирала звучали стальные нотки.

Костя пожал плечами: сейчас так сейчас:

— Надо набросать ее психологический портрет. Потом очертить его круг общения и возможные знакомства. И вычислить.

— Хорошо, давай набрасывать психологический портрет.

— Сейчас? — удивился Костя.

— А когда? Времени нет. У тебя есть фото Белугина?

— Да. В досье.

— Достань.

Снимок положили в центр стола. Улыбающийся Дима наивно смотрел на своих убийц.

— Думаем: какая женщина могла его полюбить? — приказал Ермаков.

Контрразведчики склонились над полированным столом. Полировка, как зеркало, отразила их волевые подбородки.

— Любовь с первого взгляда или с какого? — без улыбки спросил Костя.

— Не шути, — серьезно ответил адмирал. — Думай.

«Действительно, как можно полюбить такого? — мелькнуло у Ермакова. — Это же зеленый юнец. И хвастливый выскочка».

Костя тоже недоумевал. Женщин он делил на три части. Самая маленькая — счастливые. Это его жена и пара нынешних любовниц. Затем — вторая категория: разбитые сердца. Это те, с кем он переспал хотя бы разок. Если собрать их вместе, то хватило бы на пятиэтажную хрущевку. Правда, некоторые квартиры пришлось бы сделать коммунальными.

Последнюю и самую многочисленную группу составляли обделенные. Это все женское население планеты, не исключая жительниц Папуа — Новой Гвинеи и сельвы Амазонки. Большинство из них вообще не подозревало о существовании Кости и даже теоретически не имело шансов попасть к нему в постель. Несчастные.

— Я думаю, его любила какая-то неказистая или перезрелая, — произнес Костя. — Отчаялась найти свое женское счастье. А тут подвернулся Дима. И она уцепилась за него.

— Почему же он скрывал ее?

— Стеснялся. Уродка ведь.

Ермаков вопросительно смотрел на фото Белугина, словно ждал подтверждения. Но карточка была безучастна к происходящему.

«А ведь похоже на правду, — подумал адмирал. — Подцепил страхолюдину, которую и показать-то страшно. Вот и конспирировался».

Но на фото у Белугина были счастливые глаза. Такие вряд ли бывают у тех, кто встречается со страхолюдинами. И все-таки он из газеты. Полно баб, которые от журналюг тащатся.

— Не то, — твердо произнес Анатолий.

«Почему? На такого можно клюнуть только от безысходности, — гадал Костя. — Если не страхолюдина, то кто?»

— Может, увечная какая? — задумчиво произнес он.

— Что тебя все на чернуху тянет? «Страшная», «увечная»! — возмутился Ермаков. — Напрягись. Мне нормальная версия нужна.

«Чем тебе эта не подходит?» — рассердился Костя, но промолчал.

— Что, если, наоборот, молодая, — вдруг вспомнил свою догадку адмирал. — Допустим, школьница. А ему уже под тридцатник. Вот никому и не говорил.

— Это мысль, — согласился Костя. — Молоденькие ничего не соображают. Могут и на такого клюнуть. А на людях появляться с соплячкой неудобно.

— Тогда все сходится, — сказал Ермаков.

— Не совсем, — спохватился Костя.

— Почему?

— Малолетке ценные документы не доверишь. А если б доверил, все бы давно уже об этом знали.

— Да, — со вздохом согласился адмирал.

Он вспомнил Лену, ее милое, но абсолютно безответственное личико. Она порхала в другом мире. Разве можно с ней было говорить… да хотя бы о теперешнем деле? Она бы абсолютно ничего не поняла. И могла сболтнуть подружкам.

— Значит, малолетка отпадает, — заключил Костик. — Кто же тогда?

Будь на их месте, обычные люди из сугубо штатской организации, они бы давно поручили психологическую экспертизу ситуации профессионалам. Но Анатолий и Константин — офицеры, а это совсем другой тип взаимоотношений. Если Ермаков сказал: сами разработаем портрет, значит, это нужно сделать, не сходя с места. Иначе пострадает авторитет адмирала. А уж какой результат получится у такого мозгового штурма — правильный или нет, — это уже дело десятое. Военные привыкли засекречивать свои провалы так, будто их и не было.

— Получается, взрослая и умная женщина, — произнес Ермаков. — Столько молчала!

В его голосе звучал скепсис. То, что взрослая и умная женщина не полюбит такого зеленого юнца, как Белугин, было аксиомой. Но сейчас нужна хоть какая-то версия!

— Это не исключает того, что она была страшной, — произнес Костя. — Даже, наоборот, подтверждает.

— Не зацикливайся. Это нормальная женщина. Почему он скрывал ее?

Они, как и положено оперативникам, были неплохими психологами. Но в силу профессии и личных склонностей давно не верили ни в мораль, ни в мужскую порядочность. В их кругу было принято хвастаться победами, живописуя под водочку самые интимные подробности.

— Может, она замужем? — неожиданно для себя ляпнул Костя.

Он вспомнил одну из своих любовниц: умная, красивая, замужняя. С ней можно было поговорить по душам, как с другом. Ей можно было доверить даже самые ценные документы. И в постели она была как фейерверк: горящая, яркая и громкая. В общем, не женщина — мечта.