Смерть Вазир-Мухтара - Юрий Тынянов

В это утро приехал в Тифлис доктор Макниль. Грибоедов долго спал в это утро.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Фаддей с утра засел в Летнем саду. Он чувствовал себя очень приличным. На нем был новый сюртук, и он купил в лавке очки. Газета шла, журнал шел, он отдыхал сейчас в Летнем саду, все было в порядке.

Он чувствовал себя толстым, потому что новый сюртук был в обтяжку. И независимо поглядывал на статуи, как на молодых людей из другого, легкого и нисколько не мешающего ведомства.

– Эк, какой… Катилина, – отнесся он к одному мраморному юноше. Посмотрел на зеленые листья, просвечивающие на солнце, снисходительно, но не очень внимательно.

Ему хотелось сказать не то статуям, не то даже листьям:

– Эх-хе-хе. Так-то вот, молодые люди.

И очень хотелось, чтобы встретился какой-нибудь молодой литератор, совсем юнец, птенец, и подумал бы: Булгарин отдыхает, и он его сначала не заметит, когда тот скинет картуз, а потом подзовет и поздоровается и скажет:

– Э-хе-хе. Так-то вот, молодой человек. Гуляете?

Потом разговор перекинулся бы на последний бал у князя Юсупова, или, может быть, на заседание Общества любителей российской словесности, или на моды, и он сказал бы что-нибудь такое:

– Фамильяриться со старшими (или: со стариками, или с портными) смерть не люблю и гнушаюсь всяким фанфаронством.

С утра уже, когда он надел новый сюртук в обтяжку, это навертывалось: фамильяриться не люблю, и потом о фанфаронстве, что он гнушается всяким фанфаронством. Это как-то сказалось уже утром, в Третьем отделении, куда он отнес большую и хорошо сработанную статью: «О направлении повременной литературы и литераторов», и теперь хотелось повторить это в более светском кругу, на вольном воздухе.

Потом бы он похлопал по колену молодого литератора и т. д.

Пока же он любовался безмолвной дракой двух мальчишек, которые, вдали от глаза сторожа, дрались в углу аллейки вовсю, пыхтели, обняв друг друга, но молчаливо – так, чтобы сторож не заметил. Оба проникли в сад незаконно.

Один уже пошатывался, и сопли были у него размазаны, а другой терпеливо мял ему нос.

«Так его, так его, притирай ему персону, моську», – мысленно кивал Фаддей побеждающему.

Он любил детские нравы.

Было лето, и, следственно, мог случайно забрести отдыхающий на даче человек, приехавший за покупками в город, и подумать: Булгарин отдыхает.

Он был счастлив, потому что гнушался фанфаронством.

Мог в Летний сад зайти даже градской голова, с которым он знаком.

Или произойти, наконец, высочайший анекдот: великий князь или царица пройдет по аллее, подумает: Булгарин отдыхает, а он ему или ей скажет:

– Ваше величество – или ваше высочество, – фамильяриться со старшими не привык и гнушаюсь фанфаронством, которое не чтит ни лет, ни заслуг, ни звания.

Тут на пороге показался человек с покупками. Он был малый и круглый, в белом жилете.

«Аполлон Александрович», – подумал Фаддей об одном пожилом литераторе.

Приближались ноги, они были кривые.

«Михаил Николаевич, – подумал Фаддей, – из цензуры. Вот занесла нелегкая».

Черные усы двигались, как у таракана.

– Константин Константинович, ваше превосходительство, – произнес Фаддей с недоумением.

Родофиникин с покупками опустился на скамью.

– Отдыхаете? – спросил он у Фаддея, но не так, как этого хотелось бы.

– Устал очень за зиму, – огорчился Фаддей.

– Дела литературные?

– Я делами литературными, ваше превосходительство, прямо скажу, – сказал Фаддей с внезапным отвращением, – занимаюсь более из выгод коммерческих.

– Эх, господа литераторы, господа литераторы. Писем от господина Грибоедова не получали?

– Нет еще.

– Разумеется. И мы также. Ох, эти поэты.

– Фамильяриться со старшими не терплю, – сказал сдавленным голосом Фаддей, – и гнушаюсь фанфаронством, но уж если ваше превосходительство недовольны моим другом, то я не могу играть роли серальского немого и никогда не стану вести себя как кариатид. Позвольте узнать, почтеннейший Константин Константинович, в чем заключаются поводы для такого отзыва?

Грек был несколько ошарашен кариатидом.

– В чем? – спросил он желчно. – А в том, что я всегда был противником назначения чиновников молодых и пылких, а тем паче поэтов, на посты, от коих зависит участь государства. Все это зыбко… и подлинные намерения неизвестны.

– С моим образом мыслей я никогда не скрываюсь, – сказал Фаддей, – не скрывался и до гробовой доски скрываться не стану по моему характеру. Если бы мне нравился образ правления Северо-Американских Соединенных Штатов, то, не обинуясь, я поехал бы в Америку и поселился в ней. Поэтому, может быть, ваше превосходительство сообщит, где здесь зыбкость и в чем, по вашему мнению, подлинные намерения Александра Сергеевича?

Про Северо-Американские Соединенные Штаты у Фаддея сказалось так, из нелюбви к фамильярности, но грек даже насторожился.

– А я скажу, почтеннейший Фаддей Венедиктович. А я скажу в чем. Я все знаю. Не беспокойтесь – у нас есть частные известия, хотя Александр Сергеевич и не соизволил нам написать ни строки. Он более занят нежными сердечными делами, нежели служебными. Это первый пункт. На службу в Персию словно и не собирается. Что контрибуция не платится, – так на это плевать; что войско в Урмии и Хое остается, а у графа сил нет с турками воевать, – так на это плевать еще более; что, может быть, если б не этот месяц, в тифлисских воздухах проведенный с пиитическими намерениями, так Аббас-Мирза давно бы воссоединился, может быть, с графом противу турок, – так на это плевать трижды…

Тут уж Фаддей был ошарашен.

– Я не умею играть роли лакея, – отвечал он, – я не кариатид и не Катилина, и позвольте вам, ваше превосходительство, дать понять, что я не в темя бит и превосходно знаю смысл русской пословицы: кошку бьют, а невестке намеки дают…

– Те-те-те, – желчно прервал грек, – вы изволили упомянуть и о Северо-Американских Соединенных Штатах, и даже о Катилине, и я вижу, что вы имеете, может быть, дальнейшее понятие о том, что я считаю за намерения чисто пиитические…

Фаддей остолбенел. Объяснить чиновнику Американские Штаты, кариатид и Катилину утром и вдохновением – что было бы только чистой правдой – было трудно.

– Язык мой – враг мой, – сказал он добродушно, и его глаза заплыли слезами, – для литературного оборота, ваше превосходительство, случается приплести не то что Катилину, но и родного отца. Это я так, ни с села ни с города сказал. Готов пасть на колени и подтвердить крестным знамением.

– Ох уж эти мне литераторы, ох уж эти мне поэты, – сказал грек и опять превратился в отдыхающего с покупками немолодого человека. – А мы расхлебывай, мы расхлебывай.

– Убей меня бог, ваше превосходительство, – сказал Фаддей, вдруг прикоснувшись ко лбу, – не помню, послали ли вам уже последнего «Сына отечества» и получаете ли исправно «Пчелу»?

– Получаю, благодарствуйте, – ответил грек вяло и как бы смирившись. – Могу сообщить вам для газеты список подарков, отправляемых шаху персидскому, в Баку или в Решт, еще не решено, так как мнение об этом господина Грибоедова решительно неизвестно.

И Фаддей тут же вытащил большой карандаш и маленькую книжечку и стал записывать так тщательно, что ему говорил грек, как будто это были слова присяги.

– Имя ваше, почтеннейший Константин Константинович, можно упомянуть? – спросил он.

– Не нужно, – ответил грек. – А Александру Сергеевичу мы достанем такое высочайшее именное повеленьице – тифлисские воздухи покинуть.

Когда он скрылся за поворотом, Фаддей вырвал исписанный листок, с отвращением скомкал его, точно хотел тотчас швырнуть, и положил в карман. Он харкнул во всю мочь на дорожку и испуганно поглядел – ушел ли грек.

Потом горестно всплеснул руками и побежал домой писать письмо Грибоедову.

На углу он наткнулся на давешних мальчишек. Они опять безмолвно сцепились и пыхтели, и старший терпеливо мял младшему нос. Фаддей схватил их за шивороты.

– Если вы, пострелы, дикари, низкие твари, не уберетесь к черту на кулички, я городового кликну.

– Городово-ой!

2

1. Ресторация под названием «Прекрасный вид Кавказа». Нравы. Обращение на четырех языках: «Играете?», нем., фр. и грузинск. Г. Севиньи, выигрывающий крупную сумму денег, в сониках и на пароли. Я сел за стол. Проигрыш. Хладнокровие. Наблюдение за понтерной колодой: перстень с острым бриллиантом. Прокалывает две карты.

– Я более не играю.

– Почему?

– Потому что боюсь уколоться.

Смешное зрелище: человек, называющий себя маркизом, есть шулер.

2. Aquae distillatae

Menthol

Alcohol

Balsami capanini

Syropi capillorum

Veneris

Aquae florum auranciori

Spiritus nitri dulcis

Faeti

Misce[54].

3. Comme les mots changent des notions[55]. А. С. Г. в разговоре со слугою Александром – слово: скот. Разъяснил ему историю сего слова. Словарь Дюканжа – scot, scottum означает деньги, подать, побор (англо-саксонское наречие). Rome – scot – подарок денежный папе. Ср. pecuniae – деньги – pecus – скот по-латыни. Смех.