Охота - Энтони Макгоуэн

Есть какая-то необыкновенная чистота в любви подростков, на кого бы она ни была направлена. Когда четырнадцатилетний пацан влюбляется, ему не нужен половой контакт с объектом страсти — достаточно лишь одного присутствия. Он хочет прикасаться к милому телу, вдыхать его аромат. Слияние происходит на метафизическом уровне. Цинизм и плотская чувственность появляются позже. Возможно, они представляют собой отчаянную и бесплодную попытку обрести утраченную чистоту юношеских чувств. Женщине трудно сознавать, что ее больше никогда не будут любить так, как любил когда-то прыщавый, неряшливо одетый подросток. Он постоянно сквернословил, находясь рядом, однако в душе был предан ей до гроба.

В каком-то смысле вся жизнь Бландена, достигнув некогда высшей точки, катилась теперь под откос. Кульминацией же был тот нежный взгляд, обращенный к нему в классе апрельским утром. Никогда в дальнейшем он не переживал более сладкого мгновения. Политика иногда волнует вас, в ней присутствует некое обаяние, вы наслаждаетесь властью. Однако ее нельзя сравнить с любовью.

Неделя прошла в мечтах и томлении. Он отправился в комнату мальчика, имея намерение лишь поговорить с ним. Нет, не совсем так. Возникали и другие желания, не имеющие, впрочем, никакого отношения к животным страстям, о которых он слышал от приятелей и считал выдумкой. Ему просто хотелось обнять красивого мальчика, прижаться к нему и уснуть рядом, вдыхая душистый аромат волос и прикасаясь кончиком носа к его уху. А утром видеть, как мальчик открывает свои чудесные глаза. Какое блаженство!

Однако он не смел. Пусть тут нет ничего животного, все равно неправильно так поступать. И крайне опасно. Могут запросто отчислить из школы. Нет, он не собирался… развращать его. Но ведь поцелуи — это не разврат. В любом случае все покроет безбрежное море любви.

В первый раз он действительно не позволял себе ничего лишнего. Даже не поцеловал мальчика. Просто разговаривал с ним. Не о чувствах, ибо не мог выразить их словами в свои четырнадцать лет. О чем они говорили? Возможно, о футболе или о комиксах. Не важно. А потом он пожелал любимому спокойной ночи и помчался в свою комнату, чувствуя себя самым счастливым человеком в мире.

Все изменилось по вине Гнэшера, который начал болтать о «маленьком говнюке». Кто он такой? Бландену стало как-то не по себе.

— Проститутка, — сказал Гнэшер.

Ребята засмеялись.

— Но кто это? — настаивал Бланден.

Все смеялись и не называли имя. Родди стало нехорошо. Неужели они говорят о его любимом? Не может быть! Он слишком красив и беден, чтобы быть мальчиком на содержании. Однако Нэш стал рассказывать подробности. Другие, очевидно, знали, о чем он говорит. Но откуда им стало известно? Такого быть не может.

Родди помчался в свою комнату, бросился на кровать и зарыдал. Он так любил мальчика. Все, чего ему хотелось, — это ответной любви. Однако его предали. Мальчик, возможно, смеется над ним вместе с другими. Он позволяет всем, кроме Родди, трахать себя. Но почему?

«Да потому, что ты урод, Бланден. Вот в чем причина. И от тебя воняет. Да, ты уродливый, вонючий козел!»

Спустя две ночи Родди вновь отправился к мальчику, прихватив пару плиток шоколада. По дороге не удержался и съел одну из них.

— Вот возьми, — проговорил он, бросая шоколад спящему мальчику, — это цена твоей любви. Ведь так же?

Мальчик проснулся, но не протестовал. Просто положил подушку на голову, чтобы заглушить крик Родди. Бланден грубо прижал его к себе. Он совершал грязный поступок, вел себя неправильно, по-скотски. Постепенно успокоился и присел на край кровати, опустив голову на грудь. Потом встал и медленно пошел к двери. Остановился и сказал:

— Извини.

Возвращаясь в свою комнату, он вдруг заметил, что все еще сжимает в руке плитку шоколада. И рассмеялся. Смех застрял у него в горле, но предотвратил слезы. Родди снял обертку и начал есть шоколад.

С той поры Бланден привык компенсировать плохое самочувствие обильной пищей. Ел и ел без конца. Тем не менее дурные переживания никуда не исчезали, просто становились приглушенными и смутными.

Самым странным в этой истории было то, что спустя два года после случившегося мальчик вошел в их команду. Он не стал, разумеется, полноправным членом, будучи на год младше остальных. Нет, своим в доску он не был. Сблизился с другими благодаря своим успехам в тире. Стрелял мальчик отлично и вскоре стал неизменно выступать за школьную команду в соревнованиях по стрельбе. Бланден не мог вспомнить, ощущалось ли среди ребят какое-то напряжение, когда мальчик начал общаться с ними. К тому времени он уже сильно изменился. В нем еще присутствовала легкость газели, однако в целом вы видели перед собой практически взрослого человека. Именно тогда Бландену показалось, что происшедшие с ним события были галлюцинацией и продуктом фантазий. В конце концов, чем он занимался в комнате мальчика? Да, в общем… ничем. То же самое могло происходить и с Гнэшером. Ученики вообще часто влюблялись друг в друга. Вреда от этого никакого. Что взять с детей?

Родди практически поверил в собственную версию. Но не совсем. Чувство вины по-прежнему временами досаждало. Ел он непрерывно, порой воруя все подряд у соседей по столу. Пожирал даже отвратительную пищу вроде противного мучного блюда из маниоки, вареной брюквы и сардин, к которой никто не хотел прикасаться. Он прославился потреблением в неимоверных количествах шоколадок «Марафон». Однажды съел девять плиток за пять минут. Старый добрый Дом стоял рядом с секундомером и засекал время. После рекорда Родди даже не стошнило. Мог бы съесть еще парочку, если бы в магазине не кончились шоколадки.

Еда помогала, но не могла окончательно излечить от болезни. Вот почему он увлекся политикой и начал помогать людям. Однако и это занятие, приносящее ему большое удовлетворение, не явилось панацеей. Несколько раз в течение уик-энда Родди испытывал желание обратиться к нему, когда они оставались наедине. Но не мог. Не то чтобы испытывал страх. Бланден считал, что остальные, должно быть, благополучно забыли все странные события, происходившие с ними в детстве. Так стоит ли напоминать об этом и будить неприятные воспоминания?

Раздался какой-то звук. Родди спал. Вернее, дремал. Абсолютно голый, он каким-то образом воссоединялся с тем невинным и счастливым подлинным существом, каким был прежде. Он полагал, что завтра появится последний шанс сказать и сделать нечто важное. Должным образом принести извинения.

Бланден увидел в темноте очертания человеческой фигуры и хотел зажечь лампу, стоящую на тумбочке. Однако рука вошедшего твердо легла на его руку. Родди догадался, кто пришел к нему. В краткий миг озарения он понял все. Да, мальчик любил его тогда и продолжал любить долгие годы. Старое чувство пробудилось в нем с новой силой. Это была тихая любовь, когда любовники не стонут от страсти, а скорее шепчутся между собой. Наконец-то одиночеству приходит конец. Имея такого друга, он может многое совершить и принести большую пользу людям.

Однако тяжесть руки любимого все увеличивалась, давя и ломая его пальцы. Родди увидел, как поднимается вверх другая рука, и когда она опускалась, услышал свист воздуха.

Он держал в руке бронзовый подсвечник длиной в один фут и тяжелый, как кирпич. Давно уже обратил на него внимание, находясь в комнате Бландена, и сразу же понял, какую роль ему суждено сыграть. Искушение было просто непреодолимое. Он только опасался, что подсвечник зазвенит наподобие гонга, однако этого не произошло. Раздался лишь звук сильного удара, будто кто-то топнул ногой по тротуару. Ему показалось, что какая-то часть Бландена упала на подушку. Чуть не засмеялся, однако сдержался, потому что смех мог все испортить. Он пока не собирался убивать Бландена. Надо просто убедиться, что тот не будет шуметь и не станет звать на помощь. Короче, не захрюкает, как свинья.

Все шло не совсем как задумано. Приходилось импровизировать, подобно талантливому полководцу на поле сражения. Приспосабливаться к обстоятельствам. В конце концов, порядок не так уж важен. Да, он придает событиям некий блеск и красоту, но не стоит замыкаться на эстетике. Главное — правильно завершить начатое дело и получить удовольствие. Да, можно пожертвовать порядком, но не мастерством исполнения. Надо понять, чего он стыдится. Должно быть, своего маленького члена. Тогда нужно заняться именно этой штукой.

Он включил лампу. Глаза Бландена открыты, он конвульсивно дергается в постели. На лбу, прямо над левым глазом, виден кровоподтек. Кожа рассечена до кости, отверстие заполнено алой жидкостью. Головные раны всегда обильно кровоточат. Сначала ему показалось, что у жертвы просто шевелятся губы. Но… Он приблизил ухо ко рту несчастного. Бланден что-то говорил.

— Любовь… любовь.