Наваждение - Барбара Гауди

— Да нет, я бы не сказал, — соврал он.

— А что она говорила?

— Она сказала… — Он нарезал баклажан на кусочки, пытаясь придумать что-нибудь убедительное и утешительное. — Она сказала: «Надеюсь, моя дочь в безопасности». И еще добавила: «У кого бы она ни была, я прошу этих людей о ней позаботиться».

— А она не плакала?

— Нет, не плакала. Казалось, что у нее все в порядке. Она хорошо держится.

Рэчел кашлянула и бросила взгляд куда-то вбок, и Рон залюбовался ее точеным профилем. Он уже собрался было добавить: «Я, конечно, ее не знаю», но девочка повернулась к Нэнси и спросила:

— Можно мне дать Таше немножко тофу?

— Попробуй, — позволила Нэнси.

Рону хотелось спросить Рэчел о том, как ей понравился синтезатор, но он подумал, что поставит ее в неловкое положение, потому что, отвечая, ей надо будет рассыпаться в благодарностях или говорить о том, как ей приятно на нем играть. Да и потом, ее удовольствие и так было очевидно. Большую часть дня, когда он стоял под дверью и подслушивал, до него доносились обрывки мелодий. Или гамм. Гаммы она играла почти без перерыва. Но и об этом он не решался говорить, опасаясь, что она сделает звук настолько тихим, что вообще ничего не будет слышно.

Вопрос о ее игре вообще не затрагивался, по крайней мере до десерта, когда Нэнси спросила о нотах — не надо ли ей что-нибудь купить?

— На улице Янг есть один нотный магазинчик, где я покупаю себе ноты, — сказала Нэнси. — Там продают ноты для всех инструментов. Но больше всего для пианино.

— Я знаю, — ответила Рэчел, потом похлопала себя по коленке, и Таша тут же воспользовалась приглашением. — Туда моя мама часто ходит.

— Вот и хорошо, — ответила Нэнси.

Рэчел нежно поглаживала собаку двумя пальчиками. Глядя на нее, Рон чувствовал себя так, будто впал в транс, будто вся его предыдущая жизнь была потрачена на ожидание вот именно этого зрелища изысканной утонченности. Он смотрел на светлые волоски, покрывавшие ее ручку. Дыхание его участилось, чтобы скрыть это, он встал, подошел к синтезатору и сделал вид, будто проверяет подключение динамиков.

Нэнси начала убирать со стола. Она вовсе не собиралась продолжать беседу о нотах, но Рэчел сама вернулась к этой теме.

— Может быть, пособие для четвертого года консерватории, — сказала она, поразмыслив. — Есть и другие сборники, но сейчас не помню точно какие. Я вам потом напишу имена композиторов.

После этого она сообщила им, что десятого августа у нее должен быть сольный концерт, и поскольку в музыкальный лагерь она не едет, нужно очень много практиковаться.

— Вообще-то, — сказала она, — я бы хотела поиграть прямо сейчас.

На какое-то мгновение Рон вдруг представил, что пойдет на этот концерт. Уловив намек Нэнси, он вышел из комнаты, так и не решив, как ему отнестись к этой новости.

— Не бери в голову, — сказала Нэнси, когда они поднялись наверх. — Мы и здесь придумаем что-нибудь вроде работорговцев.

— Хорошо.

Он уже и думать забыл об этих работорговцах. В свое время эта мысль пришлась им как нельзя кстати, хоть и была заведомо абсурдной.

— Давай радоваться тому, что пока она у нас вполне освоилась. А мосты сжигать будем после того, когда до них дойдем.

— Когда мы их перейдем, — поправил он ее. Хотя в принципе он был с ней согласен.

Теперь Нэнси уже, должно быть, спит. Уложив Рэчел, она приняла две таблетки снотворного и пошла наверх.

Рон взглянул на часы — половина десятого — и включил приемник. Исчезновение Рэчел все еще было в центре внимания. Снова передавали, что утром в мусорном коллекторе в парке Виктория нашли какие-то вещи, которые, возможно, как-то могли быть связаны с девочкой. Нет, никак они с ней не связаны, но наверняка об этом знал лишь он один. В том случае, когда нет ни борьбы, ни насилия, нет даже места преступления, никаких вещей найдено быть не может. Ему на ум пришла мысль об идеальном похищении, и он не без гордости осознал, что стал его автором. У него даже возникло мимолетное желание позвонить в какую-нибудь газету или программу и рассказать об этом. Его вообще — и сегодня, в частности — так и подмывало поделиться с кем-нибудь своей невероятной удачей, тем благословенным везением, которое ниспослала ему судьба.

Потом передали прогноз погоды: в течение нескольких дней температуру обещали ниже обычной. Может быть, понадобится включить отопление, чтоб не выстудить подвал.

Рон выключил радио, зажег лампу и вынул из-под прилавка свежие газеты. Нэнси газеты просматривать не хотела (как не хотела смотреть телевизор и слушать радио), поэтому читал он их только тогда, когда ее не было поблизости.

Начал он с «Санди Стар», напечатавшей целый раздел под названием «Где Рэчел?». На фотографии старался не смотреть — сегодня ему это было тяжело. Но на второй странице в глаза бросился большой цветной снимок, где девочка была в той самой футболочке с надписью «Суперзвезда», которая была на ней в первый день, когда он ее увидел.

Не отдавая себе отчета, Рон встал со стула.

Взглянул на дверь в подвал.

Сделал шаг. Остановился…

Вчера он пообещал Нэнси, что никогда не войдет в комнату без разрешения Рэчел. Он дал ей такое обещание с радостью, потому что ему нужны были какие-то ограничители, и самым серьезным образом он собирался держать слово.

Чувствуя ожесточенное сопротивление собственного тела, Рон как автомат изменил направление и подошел к окну.

Мини-вэна на другой стороне улицы не было.

Глава двадцать пятая

Во вторник день выдался прохладный и ясный, чистое небо не грозило дождем, и на этот раз пресс-конференция прошла точно по расписанию. Когда она закончилась, Большая Линн разложила на столе тарелки с вилками и угостила всех абрикосовым тортом, который вчера испекла дома. Силия попросила маленький кусочек, давая понять, что не голодна. Повернувшись к телефону спиной (если она будет смотреть на него, женщина не позвонит), она курила и рассеянно прислушивалась к разговору о том, что на этот раз собралось много представителей прессы, и подозревают ли репортеры из криминального отдела «Глоб энд Мэйл», что полиция знает больше, чем говорит.

Потом разговор перешел на общие темы. Большая Линн и начальник полиции Галлахер выяснили, что оба росли на молочных фермах в больших семьях, участвовали в программах «4-Н»[28] и в шесть утра ходили доить коров. Не чувствуя ни обиды, ни зависти, без всяких задних мыслей Силия отметила для себя, что жизнь этих людей — в отличие от ее собственной — никогда не зависела от единственной привязанности.

В шесть часов они включили телевизор, чтобы посмотреть повтор передачи, где Силия сделала заявление. Она немного расстроилась, обратив внимание на то, что ни разу не оторвала взгляд от своих записей, чтобы непосредственно обратиться к той женщине. Но остальные пытались убедить ее, что это даже лучше, потому что выглядело более естественно.

— Если играть перед камерой, это никогда не сработает, — заверила ее Большая Линн. — Людей отталкивает, когда они видят, что ты неискренен.

Снова звонили люди — друзья и доброжелатели. От той женщины новостей не было. В семь часов Галлахер ушел, а через некоторое время пришла Маленькая Линн с коробкой пиццы. Она сменила Большую Линн, но та бесцельно болталась по квартире еще около часа. Звонка они ждали до полуночи и даже позже. Маленькая Линн оставалась в доме, пока Силия не легла спать.

Но заснуть ей не удалось. Она ходила по комнате и курила. Когда ее начинали душить рыдания, она утыкалась в подушку или прикрывала лицо полотенцем, чтобы Мика ничего не услышал. Лежа на куче одежды, разбросанной на полу в комнате Рэчел, она перебирала в уме лица всех женщин, которых обслуживала в видеомагазине. Потом вышла в гостиную и снова стала слушать запись звонка той женщины на компакт-диске — слушать до тех пор, пока ее голос не стал разлагаться на режущие ухо бессвязные звуки. Открыв наобум какую-то книгу, она ткнула пальцем в страницу — палец попал на слово «сообщение». Но Силия понятия не имела, что бы это слово могло для нее означать — надежду или страх. Даже если палец ее упал бы на слово «надежда», ей все равно было бы неясно, на что надеяться.

На следующее утро никто так и не позвонил. Может быть, конечно, та женщина ни радио не слушала, ни телевизор не смотрела…

Мика предложил сделать еще одно объявление, поместив на него фотографию, на которой Силия и Рэчел были сняты вместе. И заголовок он придумал подходящий: «Пожалуйста, верните мне дочь». Под фотографией шел текст вчерашнего обращения Силии, переданного в эфире. Час спустя листовку уже разносили по городу добровольцы, участвовавшие в поисках девочки.