Наследие - Эль Кеннеди

Часть третья

Медовый месяц

Глава один

Такер

За день до

Ничто не унижает мужчину так, как отцовство. Когда-то я гулял по мощеным дорожкам Брайара в своей хоккейной куртке, в то время как на меня бросались цыпочки с горящими глазами. Сейчас я прогуливаюсь по нашему пригороду Бостона в начале июня с миниатюрной особой в розовых блестящих оборках, ведущей меня за руку. С таким же успехом я мог бы быть отцом динозавра. По всей этой закрытой игровой площадке, одержимые, словно демоны, сражаются в мифических битвах костюмированные персонажи и общаются на своем тайном языке, который одновременно озадачивает и тревожит.

Мы с другими папами забились в угол и смотрим, как играют наши дети. Большинство тут – мужчины за тридцать, что делает меня самым молодым отцом в этой компании. Когда они узнали, что Джейми родилась, когда мне было двадцать два, половина была впечатлена, другая половина спросила, что я имею против презервативов. Хотя я все понимаю. Воспитывать ребенка – изнурительно.

– Кристофер уже шесть недель в фазе динозавра, – говорит Дэнни, отец динозавра, когда кто-то, наконец, спрашивает о костюме, достойном сцены. – Сначала он перестал пользоваться посудой. Теперь он ест ртом прямо с тарелки, потому что «динозавры не пользуются руками». – Он с раздражением делает жестом «кавычки», цитируя. – Его мать – самая терпеливая в мире, но когда мой трехлетка потребует сырое мясо с пола, мое терпение закончится.

Все остальные хохочут.

Рассматривая альтернативы, быть отцом принцессы Джейми – легкотня.

Каждый вечер приклеивать стразы после того, как она носится целый день в этом платье, это не самое худшее, что может случиться с отцом. Когда мы с Джейми идем пару часов спустя, она смотрит устало, волнистые каштановые волосы выбиваются из конского хвоста, и я замечаю, что у нее не хватает нескольких аксессуаров.

– Что случилось с твоей тиарой и драгоценностями, малышка?

Я подхватываю ее на руки, потому что она уже засыпает на своих крошечных ножках. – Ты потеряла их в веревочном туннеле?

– Я их отдала, – отвечая она, кладя голову мне на плечо.

– Но почему?

– Потому что Лили и Мария тоже хотели быть принцессами, но у них не было никаких таких принцессиных вещей, так что я дала им их.

– О, чувак, – говорит Дэнни Марку. – Как так вышло, что у него – милая принцесса, а у меня малыш, который пытается есть как собака?

– Ты уверена, что не была против расстаться со своими вещами? – спрашиваю я Джейми.

– Да! Принцесс должно быть больше. – Она прижимается теснее, и я едва не растекаюсь в гребаную лужу.

Она такой милый ребенок. Мне ненавистна мысль о том, что завтра придется прощаться. Я буду чертовски скучать по ней, но этот медовый месяц и так запоздал. Уже прошел месяц со дня свадьбы. Целый, мать его, месяц. Но теперь Сабрина официально окончила юридическую школу, и я могу, наконец, украсть ее, чтобы провести время вдвоем.

Мой план на следующие десять дней: заставлять свою жену кончать шестью разными способами, и так – до самого воскресенья.

– Увидимся через пару недель, парни, – говорю я другим отцам, прежде чем забрать розовую сумку с блестками и вынести мою сонную дочь из здания.

Когда пятнадцать минут спустя мы возвращаемся домой, перед баром припаркована машина моей мамы. Сколько бы раз я ни видел это: «Бар Такера» – я все никак не привыкну к этому сюрреалистическому чувству, накатывающему на меня. Я открыл это место сразу после того, как родилась Джейми, и почти через три года я вышел в плюс и открыл второе заведение неподалеку от Фенуэй. Чего я еще не успел сделать, так это переселить свою маленькую семью из квартиры наверху. Ну, то есть нет никаких проблем, чтобы жить прямо над баром, и, конечно, в нашем лофте достаточно места для всех троих. Но я хочу, чтобы у Джейми был двор. Я хочу, чтобы у Сабрины был настоящий офис. И, может быть, у меня тоже.

Теперь, когда Сабрина окончила школу, возможно, пришло время заняться поисками дома. Я мысленно отмечаю это, пока несу Джейми наверх по узкой лестнице сбоку кирпичного здания. Когда вхожу, я слышу маму и Сабрину на кухне.

– Мы вернулись, – кричу я. Я опускаю Джейми, и она, пошатываясь, ковыляет на звук голоса своей матери.

– Обычно она просыпается между семью и восемью, – говорит Сабрина моей маме, стоя у кухонного островка. – Она скажет, что хочет на завтрак. У нее есть хлопья и овсянка. Несколько йогуртов в холодильнике. Я предварительно нарезаю фрукты на следующие пару дней, или вы можете нарезать сверху несколько бананов. Она скажет вам, что хочет, тост или булочку, она может ее съесть или откусит пару раз, а потом потребует йогурт, и на этом все.

Сабрина едва замечает меня. На автопилоте она поднимает Джейми на стул, чтобы сделать ей перекус перед дневным сном.

– Мы прекрасно справимся, – заверяет ее мама с толикой раздражения.

Сабрина немного взвинчена из-за всего.

Чем ближе был день поездки, тем сильнее Сабрина зацикливалась на планировании дня Джейми. Наш дом обклеен стикерами, напоминающими маме, где что лежит, когда Джейми пора спать и все такое. Это уж слишком. К счастью, моя мама воспринимает это спокойно.

– Это не первое наше родео. Да, детка? – Моя мама ерошит темно-рыжие волосы Джейми и с обожанием смотрит на внучку. Мама любит этого ребенка так же сильно, как и мы. Может быть, даже больше. Ну, черт возьми, она переехала из Техаса в Бостон, чтобы быть рядом с нами, – женщина, которая ненавидит зиму. То есть реально ненавидит.

– А где все ее вещи? – спрашивает Сабрина после того, как замечает, что аксессуары Джейми исчезли.